Небо на земле (СИ)

— Ой, я по привычке. Извини.
— Извиняю. Пойдём?
— Пойдём. А куда?
— Какая разница?
Зонт у них один, так что можно с полным правом идти, почти соприкасаясь плечами.
— У нас с понедельника каникулы. Здорово, правда? Получится чаще видеться.
Да, получилось бы, если бы не.
— Павел. Чертовски не хочется тебя огорчать, но мне нужна эта неделя.
— Что-то плохое? — из встревоженного взгляда как по взмаху волшебной палочки исчезает весенняя зелень.
Вот так вот, Стрельников. Ты захотел откусить больше, чем можешь проглотить, а человеку теперь переживать.
— Всё в полном порядке. Просто надо поскорее закруглить пару дел.
— Понятно, — расстроился, а обнять нельзя — что за несправедливость! — Возьмёшь авантюрин? На всякий случай.
— Обойдусь: всё не настолько серьёзно. Но спасибо тебе.
— Было бы за что. Погуляем сегодня подольше?
— Сколько захочешь.
***
Два незаконченных дела из разных весовых категорий: «большая игра» и Маша-Мари. Правда, если бы Германа спросили, какое из них для него важнее, то он затруднился бы с ответом.
К сожалению, в отношении Марьи Елена Станиславовна не могла помочь своему шефу так же, как с Венечкой: её источники были далеки от светских тусовок. Пришлось действовать самому, вопреки давнему имиджу «нелюдимого буки».
— Мари? О, у неё всё прекрасно! — Анна, хозяйка еженедельного Friday party, изящно отставила опустевший фужер. — Говорят, недавно вернулась из Милана. Ламбруско, паста, шоппинг — впрочем, ты сам всё знаешь.
«Лучшие лекарства от разбитого сердца», — прочитал подтекст Герман. Любопытно, Анна его не одобряет или наоборот злорадствует над провалом подруги?
— Вы с ней виделись?
— Ещё нет. Правда, она собиралась зайти сегодня, так что, может быть, встретитесь.
Герман только незаметно улыбнулся на столь откровенную подначку-намёк и перешёл к обсуждению остальных общих знакомых. Пускай он терпеть не мог пустую светскую болтовню — этикет есть этикет.
Позже, бесцельно фланируя по залу, он поинтересовался Машиными делами ещё у нескольких человек, однако не услышал ничего путного. Да, Мари ездила в Европу: Милан был последним в списке — но вживую её ещё никто не видел. «Таинственная дева», — хмыкнул про себя Герман, покачивая в руках бокал с минералкой. С рассеянным видом окинул взглядом залу: какая-то суета у входа. Неужели она? «На ловца и зверь бежит».
Оказалось, что случайно или нарочно, но Анна забыла внести подружку в список приглашённых.
— Девушка со мной, — властная интонация заставила испариться все претензии охраны. — Добрый вечер, Мари.
— Здравствуй, — даже искусный макияж был не в силах скрыть бледность Маши.
— Позволь за тобой поухаживать, — Герман помог бывшей невесте снять невесомую шубку. — Анна сегодня угощает итальянским ламбруско; мне бы хотелось услышать о нём твоё мнение.
— Да, конечно, — точёные девичьи плечи никак не хотела оставлять едва заметная скованность.
— Как ты? — для разговора Герман выбрал наименее шумный уголок зала, занятый роскошной пальмой в вычурном вазоне.
— Хорошо.
— Что нового в Старом Свете?
— Ничего, всё как всегда, — Мари бездумно погладила длинный пальмовый лист. — А у тебя?
— Тоже как всегда. Работа, командировки. Порой смотрю на себя со стороны и думаю: счастье, что не приходится мучить всем этим хорошую девушку Машу.
— В самом деле? — Марья впервые решилась на прямой взгляд ему в лицо. — По-твоему, случившееся — к лучшему?
— Всё, что происходит, — к лучшему, — уверенно ответил Герман.
— То есть, ты… не сердишься?
А вот это интересный вопрос. В конце концов, такого удара по самолюбию он ещё ни от кого не получал.
— Почти нет, — да, пожалуй, этот ответ ближе всего к истине.
Маша заметно посветлела. В чём же тут дело, что и для неё, и для Венечки время оказалось настолько никудышним лекарем?
— Кажется, я вижу нашу хозяйку. Проводить тебя к ней или ещё поскучаешь со мной?
— Знаешь, я, наверное, выберу третий вариант, — прекрасно, она уже улыбается. — Вызовешь мне такси? На самом деле у меня нет никакого желания тусить этим вечером.
— Не нужно такси, я отвезу. Домой?
— Да. Спасибо тебе. Я… я никогда бы не поверила, что ты умеешь быть великодушным.
«Ты бы не поверила — а я до сих пор не верю».
Зима потихоньку испытывала свои силы: прихватывала воду на асфальте ледяной корочкой, выстуживала воздух до острой прозрачности. Северный ветер гнал по небу рваные клочья облаков, и звёзды тревожно перемигивались в вышине.
— Придётся немного погулять до стоянки: с парковкой здесь, как обычно, беда.
— Не страшно, — Маша оперлась на галантно предложенную руку. — Так странно. Будто ничего не случалось.
— Да, — с некоторым запозданием отреагировал Герман. Из-за угла квартала как раз вынырнула ничем не примечательная светлая «шкода». Однако было в ней нечто, заставившее встрепенуться его нутряное «чувство опасности». Герман интуитивно подобрался, как бы случайно оттесняя Мари подальше от обочины, и почти не удивился, когда заднее тонированное стекло автомобиля плавно поползло вниз.
— Пригнись!
Оказывается, звук выстрела через глушитель не громче хлопка пробки открываемого ламбруско.
========== Часть 4, глава 2 ==========
Ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чём таком.
Вера Полозкова «Снова не мы»
Пашка потерял авантюриновый шарик. Совершенно по-дурацки: в собственной комнате, рядом с письменным столом. Крутил-крутил гантань в руках — да и выронил. Один шарик закатился за тумбочку, а вот куда подевался второй — непонятно. Пашка уже везде посмотрел: и под столом, и под шкафом, и под кроватью — только ничего, кроме клубов пыли, не нашёл. «Что ж я Герману скажу?» — огорчённо подумал он. Как в анекдоте, блин. Конечно, оставалась надежда на мамину предновогоднюю генеральную уборку, но до неё почти два месяца ждать.
Каникулы шли ни шатко, ни валко. Пашка совсем забросил онлайн-баталии; в середине недели к нему даже зашёл удивлённый Стёпка — что такое, тебя компа лишили? Да нет, не лишили, просто не хочется.
— Паша, ну чего ты целыми днями один дома сидишь? — спрашивала мама. — Сходил бы к прадедам или подружку свою сводил куда-нибудь. Дать тебе денег на кино-кафе?
— Не надо. Её в городе нет — она со своим клубом в Москве на соревнованиях. А прадед гриппом заболел.
— Ясно, — мама совсем по-Пашкиному закусила щеку, но тут же опомнилась.
— Позвони им.
— Я подумаю, — что означало завуалированное «нет». Пашка вздохнул: женская часть его семьи не общалась друг с другом примерно с тех пор, как он пошёл во второй класс.
— Понимаешь, она меня очень любит, — попыталась однажды мама объяснить сыну суть конфликта с прабабкой, — и поэтому не стесняется причинять добро по любому поводу. А я взрослый человек, у меня своя голова на плечах имеется.
До конца полученным ответом Пашка проникся лишь недавно, когда пересказывал его Герману.
— «Причинять добро», — тот тоже оценил оборот. — Да, это мы умеем. Чем сильнее любим, тем ожесточённее причиняем.
А с другой стороны, разве не он сказал, что не смог бы держать Пашку в клетке? Может, и прабабка когда-нибудь согласится давать маме больше свободы? Просто было бы так здорово, если б их небольшая семья снова стала единым целым!
Конечно, кроме родственников Пашка в те дни думал и о Германе: где он там, как у него дела? Корил себя, что не догадался снова предложить обмен координатами. Бережно перебирал в памяти прошедшие месяцы — встречу за встречей, — боясь позабыть хотя бы мельчайшую из деталей. И не переставал изумляться стремительности случившихся перемен. Целых два года он был твёрдо уверен, что влюблён в Варю, а все его детские заскоки — стыдное душевное уродство, которое нельзя озвучивать даже в мыслях. Не скажи мама про авантюрин, не сложи Пашка кусочки мозаики из собственных настоящих чувств и поступков Германа, не решись спросить, напуганный до студенистых коленок и подталкиваемый безумной надеждой… Как много было «не» — и как всё совпало! Как плеснуло через край обжигающим, дурманящим варевом! Нет, он не жалел, ни капельки, и до чего же здорово, что ему осталась горящая под ключицей метка-подтверждение: это не приснилось, его взаправду любят. На последнем слове сердце привычно ёкнуло: «Меня. Любит. Герман». Совсем обычного, не особенно умного или там красивого — любит. Незаслуженное чудо, словно в сомкнутые лодочкой ладони вдруг скатилась с неба сердитая, колючая звезда. Пускай из глубоких порезов мерно падают на землю тяжёлые алые капли — ни за что, никогда он её не выпустит.