Небо на земле (СИ)
— Предпочитаю такси.
— Как угодно, — но номер машины он всё-таки запомнит. На всякий случай.
***
Телефон перестал отвечать в тот же вечер; Павел больше не ходил в школу и не появлялся у родственников. «Молодец, Стрельников. Устроил мальчишке Новый год — век теперь не забудет».
Снова, как летом, пропали аппетит и смысл жизни. Ночами звёзды прятались за тяжёлыми снеговыми тучами, но это было даже к лучшему: Герман не хотел, чтобы они огорчались, видя его душевный раздрай. Вопреки всем разумным доводам, вопреки твёрдой уверенности: он получит своё, надо лишь выждать — день за днём разлука методично убивала его. «Бедная моя звёздочка, как ты там? Я обещал, что не сделаю тебе больно, и нарушил слово», — проклятая совесть решила отыграться за долгие годы немоты. Герман гнал её от себя, под завязку загружая голову рабочими проблемами, и единственным разрешённым послаблением были редкие часы отдыха в гостях у Тамары и Северьяна.
— У меня очередной аврал, — объяснил он кратковременность своих визитов, — однако вы, Тамара Гильмутдиновна, можете звонить мне в любое время дня и ночи, по любому вопросу.
«Королева-бабушка» только ласково улыбнулась в ответ и предложила гостю ещё чая.
Но она позвонила: тридцатого декабря, в одиннадцать часов вечера.
— Гриша? Прошу, приезжай. У Северьяна инсульт.
***
Тамара Гильмутдиновна являла собой образец выдержки и хладнокровия.
— Мы не ожидали, — ровно говорила она, пока «ауди» чёрной тенью скользила за включившей сирену «скорой». — Сева никогда не жаловался ни на головные боли, ни на головокружения, не курил, правильно питался, старался держать себя в форме. Конечно, он недавно переболел гриппом, что каким-то образом могло повлиять… Но я всё равно теряюсь в догадках о причине.
— Как это случилось?
— Он играл сам с собой в шахматы и вдруг не смог взять в руки фигуру: двоилось в глазах. Позвал меня. Я сразу поняла в чём дело — парализована половина лица, невнятная речь. Уложила его на диван, ушла вызывать «скорую», а когда вернулась, Сева был без сознания.
— Вы звонили Ирине?
— Нет. Позвоню утром — сейчас от неё никакого толку.
Герман мысленно согласился с суровым вердиктом.
Он оставил автомобиль у самого входа в неврологический корпус, полностью проигнорировав табличку «Только для сотрудников». Помог «королеве-бабушке» выйти из машины: она неожиданно грузно оперлась на предложенную руку, и это был единственный признак её крайнего нервного напряжения, кроме безотчётного «Гриша» вместо «Герман».
Несмотря на предпраздничный день и позднее время, медперсонал работал быстро и слаженно. Северьяна Васильевича отправили в реанимацию, а после заполнения всех необходимых бумажек нужда в присутствии родственников отпала.
— Приходите утром, — попыталась выпроводить Тамару дежурный врач. Святая простота.
— Спасибо, я предпочитаю остаться здесь, — пожилая леди была холодна и непреклонна.
— Поймите, у нас нет условий…
— Мы были бы вам весьма благодарны, — Герман сделал акцент на последнем слове, — если бы вы позволили супруге вашего пациента переночевать в ординаторской.
— Но это против правил!
— Зато благородно и милосердно. Уверяю, столь редкие в наше время качества обязательно окупятся.
— Но если узнает завотделением…
— Я обещаю уладить любые вопросы без малейшего ущерба для вас.
— Хорошо, — врач не смогла долго противиться этой бархатной настойчивости.
— Вы бесконечно добры. Тамара Гильмутдиновна, может быть, вам нужно что-то привезти из дома?
— Спасибо, Гриша, у меня всё с собой. Отдыхай.
— Я вернусь к обходу. Во сколько у вас обход? — обратился Герман к врачу.
— В восемь.
— Прекрасно. Я приеду к восьми и привезу Ирину, чтобы сменить вас. Вы скажете ей сами?
— Да. Она встаёт в шесть, в начале седьмого я ей наберу. Куда её направить?
— На стоянку за «Южным». Но, Тамара Гильмутдиновна, если этой ночью произойдёт что-то непредвиденное, звоните мне немедленно, хорошо?
— Спасибо, родной, — «королева-бабушка» нежно коснулась щеки Германа кончиками иссушенных до желтизны пергамента пальцев. — Не переживай: нас, стариков, не так-то легко побороть. Увидимся утром.
— Непременно, — и всё-таки он на всякий случай оставит свою визитку дежурной медсестре. Лучше перестраховаться.
***
Вопреки всем беспокойствам, остаток ночи прошёл спокойно, и в половину восьмого утра чёрная «ауди» уже ждала свою пассажирку в условленном месте. Герман был на девяносто процентов уверен, что Ирина придёт: печальные обстоятельства и авторитет Тамары не оставляли ей свободы выбора. Но то, что она возьмёт с собой сына, ему не могло привидеться даже в самых безумных снах.
Павел казался ужасно тонким, почти прозрачным, однако мёртвая хватка стремительного объятия развеяла иллюзию. На короткую, исчезающую секунду Герман разрешил себе ответить — и сразу же мягко оттолкнул льнущего мальчишку.
«Мы не одни».
Павел отступил, сжав кулаки со сбитыми костяшками и глядя исключительно себе под ноги.
— Здравствуйте.
На лице Ирины была написана откровенная ненависть, но ответное «Здравствуйте» она процедила.
— Прошу, — Герман вежливо открыл перед дамой пассажирскую дверь. Он отлично понимал материнские чувства, пускай они и доставляли столько лишних проблем.
До самой больницы в салоне царила гнетущая тишина. Только на стоянке Ирина разлепила сжатые в тонкую нитку губы: — Почему вы? Почему она прежде позвонила вам?
— Спросите у Тамары Гильмутдиновны сами, — Герман не желал конфликта. — Идёмте; думаю, нас уже заждались.
«Королева-бабушка» выглядела весьма неплохо для леди восьмидесяти с хвостиком лет, проведшей ночь на диване в ординаторской.
— Доброе утро, Герман, Павел.
— Как дед? — Ирина не желала тратить время на пустые приветствия.
— Пришёл в себя. Врачи, — Тамара Гильмутдиновна поджала губы, — считают, что его уже можно перевести в общую шестиместную палату. Однако по моим сведениям, у них есть и двухместные: для особых случаев. Я бы предпочла, чтобы Северьяна положили именно туда.
— Посмотрим, что можно сделать, — на лету поймал намёк Герман. — Где мне найти вашего доктора? И как её зовут?
— Синицкая Галина Алексеевна. Она на обходе, но я попросила её обязательно подойти к нам, когда закончит.
— Отлично, — а пока правильнее будет подождать в стороне: как ни крути, формально он в лучшем случае «друг семьи».
— …потому что от разумного мужчины больше толка, чем от истеричной девчонки.
Ирина всё же решила задать свой вопрос. Редкая глупость для человека, хорошо знакомого с характером Тамары.
— Привет, — пока женщины занимались словесными баталиями, Павел незаметно подошёл к месту дислокации Германа.
— Привет, — пускай они не смотрят друг на друга, но ещё чуть-чуть — и воздух между ними заискрит. — Откуда боевые ранения?
— Ранения? А, ты про это, — Павел спрятал руки за спину. — Так.
— Конкретней.
— Бой с тенью, э-э, со стенкой.
— В жизни перестало хватать экшена?
Интересно, что он хочет увидеть в узоре гранитной крошки затёртых плит пола?
— Просто отвлекает. Когда больно снаружи.
Вот теперь Герман был морально готов открутить Ирине её хорошенькую, но глупую голову. Правда, первым в списке на откручивание шёл он сам — великий интриган и манипулятор. Когда же до него, дурака, дойдёт: Павел особенный, с ним ни в коем случае нельзя, как с остальными.
— Зато я шарик нашёл, — мальчишка поспешил увести разговор от щекотливой темы. — Который терялся, помнишь?
— Помню.
— Значит, теперь всё будет хорошо, — сколько уверенности! Впрочем, действительно, будет: как только Северьян Васильевич окажется дома, Герман начнёт наступление по всем фронтам. «И к списку моих прегрешений перед уголовным кодексом добавится киднеппинг». Захватывающая перспектива.