Небо на земле (СИ)

Седой как лунь мужчина был высок, под два метра ростом, гладко выбрит и по-военному прям. Опирающаяся на его руку пожилая леди (назвать её «старушкой» не поворачивался язык) едва дотягивалась серебряной макушкой до плеча своего кавалера, однако такая мелочь вовсе не мешала ей выступать с поистине королевским достоинством.
Следом за стариками на улицу вышел знакомый садовый воришка, и Герман аккуратно переместился за ствол дерева — ещё не хватало, чтобы его увидели и опознали.
Несколько минут «королева-бабушка» что-то негромко втолковывала внуку. «Прибери в комнатах, вымой окна, натри полы…» — мысленно комментировал процесс наблюдатель: уж больно скорбный вид был у подростка. До ветлы долетел покорный ответ «Хорошо, ба», после чего пожилая чета неторопливо зашагала к центру посёлка. Герман тоже решил, что на сегодня увидел достаточно. Он незаметно покинул свой наблюдательный пункт — дома его уже заждались неприготовленный ужин, глубокое дедово кресло и журналы «Квант».
========== Часть 1, глава 2 ==========
«Потому что совместный труд, для моей пользы, — он объединяет».
м/ф «Зима в Простоквашино»
Как ни крути, а с помощником ему повезло. Во-первых, паренёк был точнее швейцарских часов, и, во-вторых, мог с лёгкостью забраться на верхушку любого дерева.
— Павел, ты там не сильно увлёкся? — Герман стоял под самой старой яблоней, глядя вверх из-под козырька ладони.
— Уже спускаюсь, — в ветвях зашумели, и вскоре подросток ловко спрыгнул на землю. — Хотите яблоко?
— Они ещё не созрели, — кому, как не человеку, проведшему здесь множество летних каникул, знать сезоны фруктов в саду?
— Правда? А выглядят съедобными, — Павел хрустнул зелёным яблочным боком, немного пожевал и скривился.
— Жёсткое, безвкусное и вяжет, — удовлетворённо констатировал хозяин дачи. — Сейчас пора вишен с абрикосами — на остальное даже замахиваться не стоит. Так что расскажешь?
— Нормальное дерево, — парнишка завёл за спину руку с надкушенным яблоком, стесняясь вот так просто выбросить невкусный плод. — Максимум можно пару нижних ветвей спилить, да виноград угеноцидить.
— Понятно. Ладно, осталось последнее, и начнём работать.
— А вы надолго приехали? — поинтересовался Павел, карабкаясь на грушу.
— Прикидываешь, когда за урожаем нагрянуть? — хмыкнул Герман, подставляя мальчишке под кроссовок сложенные ладони и легко подбрасывая его вверх.
— Спасибо. Нет, просто интересно.
— Думаю пожить здесь, покуда не расчищу сад. Поэтому, чем трудолюбивее ты будешь, тем раньше от меня избавишься.
Вместо очередной ветки пальцы Павла ухватили воздух.
— Мне и завтра приходить? — упавшим голосом спросил он.
— И послезавтра, — кивнул Герман. — И послепослезавтра. До тех самых пор, пока я не решу, что ты сполна отработал мои вишни.
— Так нечестно!
— Нечестно брать чужое без спроса, юноша.
Подросток возмущённо засопел: — Вы прям как моя прабабка! Ещё бы отжиматься заставили.
— Отжиматься? — а «королева-бабушка» та ещё неординарная личность!
— Угу. Это за мелкие провинности.
— Впечатляет, — не без уважения качнул головой Герман. — Мне всё больше хочется познакомиться с твоими родственниками.
— Вы, между прочим, ещё со мной не познакомились!
— В самом деле? — да, точно, он совсем позабыл представиться. — Прошу меня извинить. Герман.
— Просто Герман, без отчества?
— В ближайшие десять лет — да.
— Ну ладно, — в голосе Павла прозвучало некоторое сомнение. — Хотя как-то странно.
Герман пожал плечами: странно или нет, но слышать к себе обращение «Герман Степанович» он хотел меньше всего.
Время было зарезервировано жёстко: с восьми до одиннадцати, ежедневно, без опозданий и выходных.
— Я могу считать уважительными всего два оправдания, — безапелляционно постановил тиран-эксплуататор: — бессознательное состояние и смерть. Во всех остальных случаях ты должен быть здесь.
Павел уже открыл рот, чтобы начать упрашивать: мол, да зачем я вам вообще сдался, но в последний момент благоразумно прикусил язык. Видимо, вспомнил об угрозе рассказать родне про неблаговидное поведение их правнука.
Пять дней мужественных сражений с буйством дикой природы заметно наполнили поленницу у дома и компостную яму в конце участка. Работать вдвоём было легче и не так скучно, как одному, поэтому Герман стал всерьёз рассчитывать на следующей неделе завершить труды по облагораживанию сада. Однако человек предполагает, а погода располагает: в субботу небо задождило самым затяжным образом.
— Здрасьте! — изрядно вымокший Павел переступил порог ровно без одной минуты восемь. — А там дождь.
— Здравствуй. Я в курсе, — хозяин даже не повернулся к гостю, занятый куда более важным делом: растопкой печи. По привычке оставив окно в спальне открытым на всю ночь, утром он проснулся совершенно закоченевшим. Системы отопления дачный дом, естественно, не имел, и благополучно переживать холодную погоду позволял только живой огонь. Герман успел не единожды помянуть недобрым словом собственную непредусмотрительность — въехав, он совсем позабыл проверить дымоход. К счастью, печь оказалась исправной, подкачали лишь сырые дрова из спиленных в саду веток. Но всё же в противостоянии «человек — топливо» победа осталась за первым: огонь потихоньку разгорелся, обещая вскорости наполнить комнаты долгожданным теплом.
— Может, я пойду? — осторожно напомнил о себе не торопившийся снимать мокрые куртку и обувь Павел. — Делать-то всё равно ничего не выйдет.
— У тебя есть какие-то важные занятия в такую погоду? — Герман поднялся с колен, символически отряхнул штаны и наконец-то удостоил мальчишку насмешливым взглядом.
— Может, и есть, — буркнул тот, моментально утыкаясь глазами в пол.
— Значит, подождут полчаса, — веско отрезал хозяин дачи. — Разоблачайся и проходи, хватит уже привратника из себя разыгрывать.
— Мы так не договаривались, — попытался воспротивиться Павел.
— Да? Сколько у тебя предупреждений осталось, говоришь?
Мальчишка тут же сдулся.
— Ты играешь в шахматы? — как ни в чём не бывало поинтересовался Герман, полностью игнорируя убитый вид паренька.
— Плохо.
— Но как фигуры ходят знаешь?
— Вроде, да. Прадед пытался меня научить.
— Прекрасно. В таком случае — прошу, — Герман широким жестом указал на высокий стул возле круглого обеденного стола, предусмотрительно переставленного поближе к печке.
Коробку со старыми дедовскими шахматами он обнаружил пару дней назад, когда после обеда взялся разгребать массивный платяной шкаф в спальне. Там же, среди попорченной молью и мышами одежды, нашлись: перевязанная тесьмой стопка пожелтевших писем, вышитый бисером кошелёк с советскими копейками, бабушкины гребни для волос и большой атлас звёздного неба. Герман долго рассматривал разложенные на полу «сокровища», а потом аккуратно убрал всё на место, оставив себе только атлас и шахматы.
— Белые, чёрные?
— Всё равно, — мальчишка выглядел так, будто его заставили исполнять тяжелейшую из повинностей.
— Белые. Начинай.
Примерно через пятнадцать минут, «проглотив» второго слона противника, Герман ненавязчиво поинтересовался: — Скажи мне, Павел, ты на самом деле размышляешь перед тем, как сделать ход, или просто создаёшь видимость напряжённой работы мысли?
— Размышляю, — вздохнул тот, потянувшись за пешкой.
— И ты не видишь, что собираешься подставить мне своего коня?
— Правда? — паренёк тут же отдёрнул руку. — Да, точно. Я же сказал, что плохо играю.
— Ты просто ленишься. Я тоже далеко не Каспаров, но это не мешает мне продумывать ситуацию на доске хотя бы на шаг вперёд.