Небо на земле (СИ)
— Спасибо, — не совсем то, но надо же было хоть чем-то нарушить неловкое молчание.
— Не стоит.
За стеклом замелькали дома пригородного частного сектора. Пашка смотрел в окно, механически вырисовывая пальцем невидимые узоры на пластике дверной ручки. Он думал о том, что Герман, конечно, не чудовище, а просто очень сильный, как прабабка, поэтому порой забывает: обычные люди намного слабее и могут ломаться. Вот только зачем ему — такому очевидно самодостаточному — Пашка? Для чего он тратит собственные силы, время и пусть невеликие, но деньги на отнюдь не хватающего звёзд с неба школьника?
— Зачем я вам? — Пашка повернулся к спутнику и только сейчас понял, что они больше не едут: «Витара» стояла на обочине в том же месте, где несколько часов назад подобрала своего пассажира.
— Когда я окончательно сформулирую ответ на этот вопрос, — отсутствие тёмных очков не сделало серый взгляд более проницаемым, — то обязательно тебе расскажу.
— Хорошо, — глупо было ожидать чего-то более внятного. — Послезавтра?..
— Послезавтра, в восемь. Подходи, пожалуй, к дубу.
— Договорились, — Пашка открыл дверь. — До свидания.
— До встречи, Павел.
Сказать, что прадед был удивлён — значит ничего не сказать.
— Для чего тебе шахматы?
— Играть, — Пашка скосил глаза на солнечное пятно, карабкающееся по полированной ножке журнального столика.
Пауза затягивалась, но, наконец, старший родственник смилостивился.
— Головой отвечаешь, — предупредил он правнука, вручая тому блестящую лаком деревянную коробку. Пашка закивал, как китайский болванчик: — Спасибо, де! Завтра же верну!
— Можешь и не завтра, — разрешил прадед. — Только фигуры не растеряй.
Пашка уже привык к тому, что Герман всегда приходит раньше: даже волноваться перестал, завидев его издалека.
— Здрасьте!
— Здравствуй, — приподнятая бровь обозначила молчаливый вопрос о причине сияющего выражения на Пашкином лице.
— Вот! — тот гордо вытащил из пластикового пакета заветную коробку.
Ух! Опешивший Герман — зрелище не для слабонервных.
— Ты серьёзно? — да что он на неё так смотрит, будто на змеюку ядовитую?
— Ага. Только, чур, на улице! Вон там хотя бы, — Пашка мотнул головой в сторону почти потерявшей свой когда-то тёмно-синий цвет деревянной беседки.
— Перестраховываешься? — к Герману вернулось самообладание, а вместе с ним и некоторая язвительность.
Пашка честно кивнул, потом понял, как это выглядит, и тут же отрицательно затряс головой.
— Противоречивая ты личность, Павел, — хмыкнул его собеседник. — Ладно, идём. Выиграешь — привезу тебе из очередной командировки цветочек аленький.
========== Часть 2, глава 2 ==========
Till now I always got by on my own
I never really cared until I met you
And now it chills me to the bone
How do I get you alone?
Heart «Alone»
Августовские деньки летели, как вороны над головой. Безоблачную жару вдруг сменили дожди и холод, а первого сентября вообще зарядил настоящий осенний ливень.
— Может, не пойду я на линейку? — попытался упросить маму Пашка. — Всё равно там каждый год одно и то же.
— Во-первых, сегодня будут выдавать учебники, — не дала себя разжалобить та. — Во-вторых, вряд ли вы будете стоять на улице, а уж полквартала ты как-нибудь под зонтом пробежишь, не растаешь.
Полквартала — это дворами, по короткой дороге. Пашка скорчил недовольную мину: он не любил там ходить, отчего-то считая маршрут плохой приметой. Но разве маме объяснишь?
Итак, десятый — предпоследний — Пашкин учебный год начался с дурного предзнаменования. Вообще, против школы как таковой он ничего не имел: класс у них подобрался дружный, учителя были неплохие, да и на успеваемость жаловаться не приходилось (вечный трояк по физике — не в счёт). Даже занятия в первую смену не представляли из себя того глобального неудобства, каким являлись для большинства его одноклассников-«сов».
Учёба никоим образом не отменила прогулки с Германом: их просто перенесли на вечер. Пашка, обычно до последнего откладывавший решение домашних заданий, был вынужден заниматься ими сразу же по приходу домой и скоро заметил, насколько меньше стало уходить на это времени. Он не преминул поделиться открытием со своим взрослым знакомцем, но того оно совершенно не впечатлило: — Это же элементарно: мозг не успевает выйти из учебного режима, поэтому быстрее соображает. Вот погоди, дальше увидишь, как оценки вверх поползут.
— С чего вдруг?
— С того, что закрепляешь материал по горячим следам. Будешь у нас к концу одиннадцатого круглым отличником.
— Угу, как дырка от бублика, — Пашке не особенно верилось в настолько оптимистичное предсказание.
Однажды Герман назначил встречу совсем поздно, почти на закате.
— Не забудь мать предупредить, что вернёшься после десяти. И оденься тепло.
— Ладно, — Пашка даже внутренне перестал вскидываться на приказные интонации. — Мы опять за город поедем?
— Нет, но будет интересно, — звучало заманчиво, только не было ли тут каких подводных камней? «Учусь, — пришла грустная мысль. — Хотя поделать всё равно вряд ли что-то смогу».
Герман приехал на «А8», чем косвенно подтвердил: на природу они точно не отправятся. Действительно, «ауди» довезла их всего лишь до высотных элитных новостроек в центре города. Её водитель уверенно взмахнул карточкой пропуска перед терминалом автоматического шлагбаума, и автомобиль плавно покатился по винтовой дороге вниз на подземную стоянку. Оттуда Пашка и Герман поднимались на лифте: сначала до первого этажа, где забрали в кафе большой бумажный пакет, источавший соблазнительный аромат свежей выпечки, а потом до самого последнего, двадцатого.
— Всё, дальше ножками, — Герман достал из кармана пиджака внушительную связку ключей, среди которых оказались и ключ от служебного выхода, и от пожарной лестницы, и от чердака.
Когда они выбрались на плоскую крышу, Пашка сделал по инерции несколько шагов и застыл соляным столпом, позабыв, что надо хотя бы иногда моргать. Город лежал у его ног: серыми параллелепипедами домов, жёлто-зелёными прямоугольниками скверов, яркими пятнами осенних клумб, широкими линиями проспектов. А над городом было небо — яростно-алое на западе и густо-синее на востоке, с бледным серпом убывающего месяца ровно в зените. То же самое небо, которое смотрело на них мириадами звёздных глаз тёплой июльской ночью. Бесконечно далёкое и неожиданно близкое.
— С-спасибо.
Серьёзный Герман только молча кивнул в ответ.
Потом, когда схлынуло первое, самое жадное желание смотреть, Пашка попятился от кирпичного парапета, рядом с которым сам для себя неожиданно очутился, и едва не налетел на стоявшего за спиной Германа.
— Чаю?
— С козинаками? — не удержал улыбку Пашка.
— С козинаками, — ответная усмешка его спутника вышла кривоватой, словно он отвык улыбаться просто так.
В быстро темнеющих небесах одна за другой зажигались звёзды — потому что на земле был кто-то, кто не умел жить без них. Становилось зябко: осенняя ветровка категорически не справлялась с высотной прохладой.
— Предупреждал же, — на плечи мёрзнущему Пашке легла тяжесть теплого пиджака.
— Не надо! — всполошился тот. — Мне нормально!
— Ну да, ну да, — покивал Герман, оставшийся в одной водолазке с высоким горлом. — Сиди и не дёргайся, горячий сибирский парень.
— Но как же вы?..
— Я, юноша, человек закалённый. Как-то даже в Северном Ледовитом океане с аквалангом плавал.
— Ух ты! Понравилось?
— Да не сказал бы. Темно, холодно и ничего интересного. Зато потом всю жизнь хвастаться можно.