Миллион мелких осколков

Он смеется.
Еще бы, я думаю!
Я улыбаюсь.
Держите.
Он протягивает мне таблетки.
Это транквилизаторы.
Я беру.
Лекарства очистят ваш организм, а это очень важно с медицинской точки зрения, благодаря этому наладится работа сердца, нормализуется кровяное давление, адаптация пройдет легче. Без этого может случиться удар или сердечный приступ.
Он наклоняется, рассматривает мою щеку.
Вы будете получать таблетки каждые четыре часа, мы будем постепенно уменьшать дозу в течение следующих пяти дней.
Я смотрю ему в глаза.
Мы возьмем у вас анализы. И приступим к разработке программы для вас.
Хорошо.
Но сначала давайте немного приведем вас в порядок.
Мы идем в кабинет. Тут горит яркая флуоресцентная лампа, стоят шкафы с инструментами и функциональная кровать. Я сажусь на кровать, он надевает резиновые перчатки и исследует мою щеку. Убирает коросту. Открывает мне рот. Вводит палец в дыру.
Берет иглу с ниткой, велит мне сжать кулаки и закрыть глаза. Я не закрываю, смотрю, как движется игла. Туда-сюда. Щека, губа, рот. Сорок один стежок.
С этим покончено. Он звонит хирургу-стоматологу, а я сижу на кровати и дрожу от боли. Чувствую вкус горячей крови и ниток. Он договаривается о приеме со стоматологом, кладет трубку и моет руки.
Через пару дней отвезем вас в город, сделаем зубы.
Провожу языком по обломкам зубов.
Я знаю этого стоматолога, он мастер своего дела.
Вожу языком по обломкам.
Будете как новенький.
Оставляю свои обломки в покое.
Не бойтесь.
Он надевает новую пару перчаток и подходит ко мне.
Я должен обследовать ваш нос.
Делаю глубокий вдох. Он подходит вплотную, рассматривает мой нос. Прикасается к нему, я вздрагиваю. Щеки больше не чувствую.
Дело плохо.
Я знаю.
Нос придется сломать и потом вправить.
Я знаю.
Чем скорее, тем лучше. Но если хотите, можем подождать.
Чем скорее, тем лучше.
Хорошо.
Он расставляет ноги пошире, для устойчивости, и кладет обе ладони на мой нос. Я хватаюсь руками за край кровати, закрываю глаза и жду.
Готов?
Да.
Он резко бьет, раздается отчетливый хруст. Холодные белые молнии вспыхивают у меня перед глазами, пронзают от макушки до пяток и обратно. Из закрытых глаз льются слезы. Из носа хлещет кровь.
А сейчас я вправлю его.
Он сжимает мой нос с боков, я чувствую, как смещается хрящ. Он поправляет мне нос. Я чувствую это. Сжимает и распрямляет. Я все чувствую.
Ну, вот.
Я открываю глаза, он берет какую-то ленту. Накладывает мне на переносицу, лента жесткая и удерживает хрящ в нужном положении.
Он берет полотенце, вытирает кровь с моего лица, шеи, а я смотрю в стену. Лицо пульсирует, я стискиваю край кровати так, что рукам больно. Хочу встать, но не могу.
Вы в порядке?
Нет.
Обезболивающее вам не положено.
Ясное дело.
Транквилизаторы помогут, но все же придется потерпеть.
Знаю.
Я принесу вам чистый халат.
Спасибо.
Он отходит, выбрасывает полотенце в мусорную корзину и выходит. Я отпускаю кровать, вытягиваю руки перед лицом, смотрю на них. Они дрожат, я тоже.
Врач возвращается с медсестрой, они помогают мне переодеться, говорят, что нужно сдать анализы. Кровь, моча, кал. Нужно определить степень поражения внутренних органов. Эта мысль бесит меня.
Мы идем в другой кабинет, с туалетом. Я писаю в банку, сдаю дерьмо в пластмассовый контейнер, подставляю вену под иголку. Это просто, легко, не больно. Мы выходим, в отделении полно людей. Пациенты выстроились в очередь за таблетками, врачи снуют из палаты в палату, медсестры носят склянки и колбы. Суматоха, одним словом, но бесшумная. Я захожу к себе в палату вместе с доктором, сажусь на кровать, он на стул. Пишет что-то в медкарте. Закончив, смотрит на меня.
Если не считать стоматолога, худшее позади.
Хорошо.
Я назначу вам 250 миллиграммов амоксициллина три раза в день и 500 миллиграммов пенициллина внутримышечно раз в день. От инфекции.
Хорошо.
Таблетки получают на стойке раздачи. Если забудете подойти, медсестра вас позовет.
Ладно.
Вы держались молодцом, спасибо.
Не за что.
Удачи.
Спасибо.
Он встает, я тоже, мы жмем друг другу руки, и он уходит. Я иду к стойке раздачи, встаю в очередь. Передо мной девушка. Она оборачивается, смотрит на меня. Заговаривает.
Привет.
Улыбается.
Привет.
Она протягивает руку.
Меня зовут Лилли.
Пожимаю протянутую руку. Она теплая и мягкая.
Я Джеймс.
Не хочется выпускать ее руку, но нужно. Продвигаемся вперед.
Что с тобой стряслось?
Она бросает взгляд на медсестру за стойкой.
Не помню.
Она поворачивается ко мне.
Вырубился?
Да.
Она морщится.
Дерьмово.
Я смеюсь.
Ага.
Мы продвигаемся.
Когда поступил?
Я бросаю взгляд на медсестру за стойкой.
Вчера.
Медсестра пристально смотрит на нас.
Я тоже.
Делаю шаг вперед, Лилли отворачивается от меня, прекращает разговор, и мы то стоим на месте, то передвигаемся вперед. Медсестра наблюдает за нами, протягивает Лилли таблетки и стакан воды. Лилли глотает их, запивает и отходит от стойки. Проходя мимо меня, одними губами шепчет «пока». Я улыбаюсь и шагаю к стойке. Медсестра смотрит на меня, спрашивает, как зовут.
Джеймс Фрей.
Смотрит в карту, идет к шкафу, достает таблетки и протягивает мне со стаканом воды.
Глотаю таблетки.
Запиваю водой.
Иду к себе в палату, засыпаю. Весь день сплю, просыпаюсь, только чтобы закинуть в глотку еду, постоять в очереди за таблетками и проглотить их.
Тело будит меня, когда за окном еще темно. Нутро горит, как будто там пожар. Начинается приступ, подкатывает боль. Спазм, боль становится сильнее. Еще один спазм, тут меня парализует.
Я знаю, что происходит, нужно встать, но не могу, поэтому скатываюсь с кровати на пол. Лежу, скулю. На полу холодно и темно.
Боль убывает, я ползу в ванную, хватаюсь за края унитаза и жду. Покрываюсь потом, задыхаюсь, сердце колотится.
Тело сводит судорогой, я закрываю глаза и наклоняюсь над унитазом. Кровь вперемешку с желчью и ошметками желудка вылетает изо рта и ноздрей. Забивается в горло, в нос, между обломков зубов. И опять, и опять, и опять, и с каждым спазмом острая боль простреливает грудь, отдает в левую руку и в челюсть. Я с размаху ударяюсь лбом об унитаз, но ничего не чувствую. Ударяюсь еще раз, и опять ничего не чувствую.
Рвота прекращается, я откидываю голову назад, открываю глаза и смотрю в унитаз. Густые красные струи стекают по его стенкам, в воде плавают коричневые сгустки моих внутренностей. Пытаюсь замедлить дыхание и удары сердца, не получается, поэтому просто сижу и жду. Каждое утро одно и то же. Блюю, потом сижу и жду.
Через несколько минут встаю, плетусь в палату. Ночь отступает, стою у окна и смотрю. Синеву неба прорезают оранжево-красные мазки, на красном фоне восходящего солнца выделяются очертания больших птиц, медленно проплывают облака. Чувствую, как кровь капает из ран на лице, как стучит сердце, как жизнь всей тяжестью наваливается на плечи, и понимаю, почему слова «утро» и «траур» так перекликаются.
Вытираю лицо рукавом, снимаю халат, который заляпан кровью и всем тем, что я выблевал, бросаю его на пол и иду в ванную. Открываю душ, жду, пока пойдет горячая вода.
Смотрю на свое тело. Кожа землисто-бледная. Туловище в ссадинах и синяках. Тощий, мускулы обвисли. Вид у меня потрепанный, побитый, дряхлый, дохлый. Я не всегда был таким.
Протягиваю руку, пробую воду. Теплее, но еще не горячая. Встаю под душ, закрываю кран с холодной водой и жду, когда пойдет кипяток.
Вода ударяет в грудь, течет вниз. Беру кусок мыла, намыливаюсь, а вода становится все горячей. Струи обрушиваются на меня, обжигают кожу, она краснеет. Больно, но приятно. Вода, пар, мыло, ожог. Больно, но я заслужил.