Чужая

За спиной раздается дикое ржание и хрип. Отчаянный. Страшный. Последний.
Все стихает.
Тишина становится какой-то звенящей. Пахнущей загубленной жизнью.
А Аяй все так и стояла на коленях, расставив руки в стороны. Не веря во все происходящее.
Очнулась только тогда, когда на поляну перед беседкой конюх потянул взбрыкивающую и сопротивляющуюся Малинку.
— О Боже…
Айя всхлипнула и разрыдалась, оседая в окровавленный снег. Служанки молчали, прижавшись друг к другу, глядя бешеными глазами на разворачивающуюся картину.
А за спиной Нирхасса улыбалась его огненная гостья. Аккуратно положила в пухлогубый рот виноградинку и снова улыбнулась, отпивая из бокала. Остальные наблюдали, не выражая никаких эмоций. Большинство были очень пьяны. И происходящие волновало их мало, словно это было чем-то обыденным и не стоящим внимания.
А он вытер хлыст о подол своего отороченного мехом плаща и перевел взгляд на старую кобылицу.
— Господи! Зачем? Господин! Пожалуйста…
Запричитала Айя, подползая на коленях ближе к беседке. Все происходящее казалось ей нереальным. Адреналин в крови заставлял действовать не думая. Девушку трясло, слезы текли не переставая, голос предательски срывался в сиплый визг. Служанка была готова на все, лишь бы этот кошмар скорее закончился. Чтобы больше ни одно живое существо не погибло по ее вине. А вину Айя чувствовала каждой клеточкой своего существа. Не понимала в чем именно, но чувствовала. На уровне инстинктов, интуиции. И эта вина, тяжким грузом давила, пригибая несчастную чернавку к земле.
Когда услышала уже знакомый свист рассекаемого воздуха и пронзительное ржание, подавилась слезами. Метнула дикий взгляд в сторону хозяина. И не помня себя от страха, рванула вперед. Как была — на коленях.
Упала, цепляясь руками в кожу сапога. Обнимая ненавистную ногу, прижимаясь к ней всем телом. Целуя, вдыхая аромат хвои, своего унижения и отчаяния.
— Пожалуйста, господин! Мой господин! Молю Вас, Нирхасс! Если кто и достоин наказания, так это я! Накажите меня! Накажите! Только молю Вас хозяин, остановите это! Пожалуйста! Пожалуйста, господин! Я сделаю, что прикажите! Все сделаю!
Мужчина смотрел на заплаканную и униженную служанку сверху вниз. Лицо его выражало презрение и отвращение. Остальные смотрели так же. Но, Айе тогда было все равно на их взгляды и мнение. Ей просто хотелось, чтобы весь этот ужас, наконец, закончился.
— Жаль кобылу? — спросил хозяин, глядя на Малинку.
Айя энергично закивала, сильнее прижимаясь к его ноге. Так девушке казалось, что есть надежда, что все не зря.
— Готова занять ее место?
— Что? — не поняла служанка, подняла лицо, заглядывая мужчине в глаза.
— Выдержишь одиннадцать ударов плетью, и вы свободны. Согласна?
Айя задумалась лишь на секунду.
Кивнула.
Господин тряхнул ногой, пытаясь скинуть с себя девушку, словно противную букашку. Айя послушно отпустила чужую конечность.
— Оголяй спину, — скомандовал он.
Люди за его спиной одобрительно заулюлюкали, предвкушая продолжение зрелища.
А люди ли?
Айя медленно поднялась с колен, сглатывая вязкую слюну и смахивая слезы. Холода не замечала. Чужие, неприязненные взгляды кололи сильнее мороза.
Скинула с себя шаль. Непослушными пальцами принялась расстегивать ворот платья, спускаясь все ниже и ниже. Спустила его с плеч, высвободила руки, ежась под холодным порывами ветра.
— Оголяй.
Девушка стянула с плеч сорочку, прикрывая руками грудь. Кожа ее покрылась мурашками, а в голове было пусто, только сердце билось в груди как сумасшедшее. И несколько пар глаз, что шарили по ее обнаженному торсу, вызывали нескрываемое отвращение.
Медленно отвернулась, глядя прямо перед собой. На высокие стволы деревьев, что прятались в темноте и уходили вдаль, к самым заснеженным вершинам, освещенным светом красной, скорбной луны. На большие, пушистые хлопья, что в ее свете казались волшебными, как когда-то в детстве, когда смотришь на падающий снег в свете уличного фонаря, и все так сказочно и вот-вот, кажется свершиться самое настоящее зимнее волшебство. А впереди целая жизнь полная радости и чудес и все непременно будет хорошо.
Первый удар вышиб весь воздух из ее легких. Айя протяжно застонала сквозь зубы, пошатнувшись и обнимая себя руками. Слезы вновь брызнули из глаз.
Второй, третий…
На четвертом Айя упала на колени, чувствуя, как рвется под тугой плетью нежная кожа. Как потекло горячее по ребрам. Как горит, там, где он приласкал своим орудием.
Пятый и шестой, проскулила сквозь сжатые зубы, впиваясь ногтями в снег, вгрызаясь до самой промерзшей почвы.
Седьмой хлестко задел грудь справа и тут не сдержалась, вскрикнула. Истошно. Пронзительно. Закусывая губы и давясь вдохом.
В голове шумело и плыло. С груди на снег капало горячим. Красным. Скорбным.
— Ты можешь это прекратить. Это всего лишь кобыла, — ударил по ушам знакомый хрипловатый голос. Не хуже плети ударил.
— Бей уже!
Не выдержала, Выказала неуважение. Отчаялась. Не сдержалась.
Следующие три уда прилетели подряд. Хлесткие, жестокие, сильные.
Айя невольно выгнулась, закричала, захлебываясь слезами. Спина и правая грудь горели огнем. Мысли путались.
Заметил. Не спустил. Показал кто хозяин. Кто решает, будет ли жить обычная чернавка или нет. Наказал за проявленную горячесть.
Айя успокаивала себя, что еще один удар и все закончится…
А следующие три были сильнее предыдущих. Девушке показалось, что плеть распорола ее до самого позвоночника. Запах лошадиной крови смешался с ее собственным, горячим и металлическим. А небо окрасилось в цвет луны. На мгновение показалось, что он ее убьет. Порешит за проявленную дерзость.
Не успела перевести дыхание, как еще один удар выбил из груди весь дух.
Упала в снег. Взвыла.
— Мамочка…
И еще один…
Впечатал жалкое тело в снег. Вдавил сильнее, прошелся по уже рассеченному. Айя от нестерпимой боли засучила ногами, кусая собственную руку. Все вокруг плыло. Звуки стихли. Только собственное дыхание и боль. Жгучая, нестерпимая настолько, что весь окружающий мир перестал существовать. Осталась только она и боль, что завладела несчастным телом, как злобная ханша с раскосыми алыми глазами.
— Ненавижу! Как же я тебя ненавижу! — шептала Айя в снег, боясь пошевелиться. Даже вдох, давался служанке с большим трудом.
— Можешь забирать эту клячу и проваливать, — долетел до девушки ненавистный голос, частично возвращая в реальность.