Чужая

Несколько долгих минут Айя поднималась. Ноги и руки дрожали, не слушаясь, перед глазами плыло.
Больше не стыдясь, чернавка медленно повернулась к зрителям, являя тем располосованную грудь и истерзанные в кровь губы. Медленно обвела каждого мутным взглядом и наклонилась за шалью. Пошатнулась. С неимоверным усилием удержала равновесие. Накинула вязаную ткань на плечи, взвыв от боли. Бросила быстрый взгляд на хозяина, который снова вытирал хлыст уже от крови чернавки. Лицо его было каким-то задумчивым и злым. Почувствовав взгляд Айи, Нирхасс вопросительно вздернул идеальную бровь.
— Хочешь что-то сказать?
Девушка кивнула.
— Спасибо за вашу милость. Мой господин.
Слова тонули в завываниях ветра. Оседали на грешную землю вместе со снежинками. Но Айя знала, что он слышал.
Преодолевая себя, девушка добрела до всхрапнувшей лошади, молча приняла вожжи из рук конюха и направилась прочь от беседки, вглубь сада, а затем и через калитку в хозяйственный двор. Шла Айя медленно, давясь слезами и взвизгивая от нестерпимой боли. Малинка шла следом, не торопя и не брыкаясь, слоно понимала, благодаря кому избежала незавидной участи.
Как дошла до конюшни, сама не знала. Просто увидела знакомый силуэт постройки, а подойдя ближе и плачущего старика, на обледеневшей лавке. Шорс сначала и не понял, что произошло, не поверил своим глазам.
— Дочка, как же…
Начал было конюх, поднимаясь навстречу, да так и замер, заметив кровавый след, что проложил дорожку по следам хрупкой девушки.
— Прости деда, прости, пожалуйста, я не думала… — прошептала Айя, протягивая старику поводья.
Пара вдохов и свет в ее глазах померк.
Шорс едва успел поймать падающую девушку, измазавшись в ее крови…
    
Глава восьмая
Айя выкарабкивалась долго. Шорс выхаживал девчонку в своей каморке. Пару раз приходила Тойра, приносила лечебные отвары и мази. Ругала старика и бессознательную девушку. Велела обязательно сообщить, когда та очнется. Забегал даже лакей из верхних ярусов, принес какой-то жутко дорогой порошок, что должен обеззараживать и затягивать раны. Все расспрашивал, да высматривал, требовал разбудить служанку. Чем рассердил Шорса, и был изгнан из старой конюшни взашей.
Очнулась девушка на седьмой день. Просто вынырнула из спасительно забытья и уставилась опустошенным взглядом в стену. Для чего ей дальше дышать, Айя решительно не понимала. Тело болело, душа выла, а мысли, то и дело возвращались к гнетущей безысходности.
Никогда Майя не считала себя очень слабой, изнеженной или ранимой. Но и сильной себя не считала. Девушка всегда была немного труслива и осторожна. А имеющаяся действительность сломала все, что в несчастной оставалось прежнего. Последнюю волю. Последнее желание бороться. Айя не чувствовала в себе сил на это. Всё вышибла его плеть. Содрала вместе с кожей, выдрала с мясом и утопила в холодных сугробах севера. Ей просто не хотелось больше чувствовать боль, просто не хотелось существовать.
— Девочка, не надо, — причитал Шорс, глядя на слезы Айи, — все образумится…
Хотя, и сам в это верил с трудом. Старик понимал всю серьёзность ситуации, что помочь он никак не может. Никто не может.
— Ты должна сказать Тойре, может она что-то присоветует.
— Тойре? Что рассказать? Я сама виновата, влезла, куда не надо. Не переживай деда, — протянула Айя, понимая весь абсурд предложения Шорса. При всем желании, Тойра всего лишь слуга, несколькими рангами выше, но все же, та же рабыня. Чем она поможет? И она недолюбливают слуг с нижнего яруса. С чего ей помогать какой-то девке, что сама выпросила прилюдную порку?
Да и надо ли?
Все опостылело. Все тошно.
— Я хочу домой, — взвыла Майя, — я к маме хочу. Деда, я хочу к маме. Боже помоги…
Слезы лились градом. Нестерпимо давило в груди. Чувство страха и безысходности накрыли волной. Огромной — штормовой. Психика сдала, не выдержала. Айя больше не могла быть сильной. Просто не могла. Не понимала, зачем…
И израненное тело выло ей в такт. Горело и лихорадило. Мучилось.
По иронии на одиннадцатый день, когда Айя уже могла с трудом вставать, пришел он. Старый конюх обрабатывал ей раны, радуясь, что заражения удалось избежать, а шрамы даже красивым узором вырисовываются. Успокаивал девчонку, что стала напоминать лишь блеклую, невзрачную тень, с черными омутами боли вместо глаз.
Еще не видя, девушка ощутила его присутствие рядом. Задрожала. Передернулась всем телом, словно вновь получила удар плетью, только теперь по натянутым, как струны нервам. Запах кедра, так явно выделялся среди запахов лекарств, старческого тела и навоза. Как что-то инородное и нереальное. Зловещее.
— Господин, — спохватился Шорс, кланяясь чуть ли не до полу.
Айя тоже подскочила с соломенного топчана, но поклониться не смогла из-за боли, только часто-часто заморгала, пытаясь скрыть непрошеные слезы. Наготу прятать, тоже не стала. Решила — пусть видит дело рук своих. Исполосованную спину и грудь. Ужасные кровоподтеки и раны, покрытые сочащиеся сукровицей страшные рубцы.
Просто стояла и смотрела, пытаясь угомонить бросившееся вскачь сердце.
Что ему снова нужно?
Он и так забрал у нее все что мог.
Или этого мало?
Осталась только ее жалкая жизнь.
Или пришел посмотреть? Удостовериться, что достаточно проучил своевольную девчонку из низших, что имела наглость говорить и смотреть на господина и его гостей?
А он остановился в дверях и просто смотрел, не отрываясь. Его взгляд бесцеремонно шарил по телу девушки, а ноздри раздувались все шире с каждым вдохом.
— Господин желает посмотреть коня для охоты или прогулки? — разорвал тишину голос конюха.
— Нет, — тут же отозвался Нирхасс, — ступай, подыши воздухом, — велел.
— Господин? — встрепенулся Шорс, бросая настороженные взгляды на Айю.
— Ступай! — нетерпящим возражения тоном, повторил.
Старик удрученно поплелся к выходу, кидая на девчушку жалостливые взгляды из-под густых бровей. Что было на уме у его хозяина, знали, пожалуй, только небеса.
Айя, оставшись наедине со своим мучителем, задрожала всем телом. Неужели он будет брать ее искалеченную, пахнущую травами и потом, гноем и сукровицей.
Почему?
За что?
Почему именно она? Что за прихоть такая?
А он просто стоял и смотрел. Облаченный в какой-то дорогой, темного цвета костюм, в высоких сапогах, и отороченном мехом плаще. С зачесанными назад волосами и гладко выбритым подбородком. Вдыхал запах затхлой каморки, пропахшей стариком, ее кровью и испражнениями в горшке под топчаном. Смотрелся совершенно неуместно во всей этой обстановке. Казался огромным и зловещим в свете пляшущего огонька свечи.