Чужая

Айя не выдержала, потянулась за простыней. Девушке хотелось прикрыть свою наготу, спрятать истерзанное тело от глаз мучителя. Находиться с ним в одном помещении казалось ей новой, изощренной пыткой.
— Оставь так, — буднично велел господин, заставив девушку замереть в нелепой позе. Грязные волосы, с запекшейся в них кровью, частично прикрывали ее испуганное лицо.
Взгляд его застыл на двух страшных, пересекающихся полосах на груди служанки.
— Повернись.
А если она не повернется? Заставит или сразу убьет?
Айя не рискнула проверять.
Очень медленно повернулась к нему спиной, уперев перепуганный взгляд в толстый брус стены. Это все было не менее унизительным, чем порка. Он пришел упиваться содеянным и ее слабостью.
Почему? Ну почему он не оставит ее в покое?
— Тебе больно? — в его голосе девушка не услышала ни сочувствия, ни сожаления. Легкое любопытство. Праздный интерес.
Служанка кивнула, с силой сжимая и разжимая пальцы.
— Не слышу, — недовольно произнес хозяин, заставив несчастную вздрогнуть.
— Да, господин, больно, — выдавила из себя осипшим голосом Айя.
А дальше только тугая, вязкая тишина и ее собственное сумасшедшей дыхание. Взгляд, что прожигал ей спину, Айя ощущала физически.
А когда услышала легкие, быстрые шаги, чуть не потеряла сознание от ужаса. Издав какой-то жалкий всхлип, вся сжалась и зарыдала.
Никогда и никого в своей жизни девушка так не боялась, как стоящего за ее спиной ассура.
Айю была крупная дрожь, сотрясая истерзанное тело. Из глаз и носа текло, капало на покрытую мурашками грудь. Ноги сделались ватными, что казалось, легкий сквозняк, и она непременно рухнет на устланный соломой пол.
Он подошел так близко, что служанка ощутила прикосновение бархатистой ткани к многострадальной спине. А горячее дыхание опалило слипшиеся волосы на макушке. Айя задрожала сильнее. Ужас сковал ледяными когтями все внутренности.
— Тише, — шепнул господин над ее головой, — я скажу это лишь раз, поэтому слушай внимательно.
Айя кивнула, глотая слезы и борясь с дрожью.
— Ты впредь никогда не покинешь стены этих владений без моего дозволения. И никогда более не позволишь себе дерзости в отношении гостей моего дома. А дерзость ко мне я больше не спущу. Так легко ты уже не отделаешься. Понимаешь?
Айя сглотнула кивая.
Легко? Да он ее чуть не убил. Он этого что, не понимает?
— Как оправишься, придешь в мои покои. И без глупостей… Айя.
Девушку замутило. Айя вдруг четко осознала, что это не закончится. Что он будет мучить ее и дальше. Не оставит в покое. Не отпустит.
Несчастная только не понимала, почему она? Почему именно она? Что ему от нее нужно, когда вокруг столько красоток с титулами и родословной? Да любая женщина Севера будет рада согреть постель своему господину. И вообще, асуры не сношаются с людьми. Это низко для них. Так ведь говорил? Так почему именно Айя? Обычная, ничем не примечательная. Низшая из обслуги, не принимаемая, даже, равными ей? Почему?
Служанка даже не сразу поняла, что произносит это вслух:
— Почему? Почему именно я?
И испугалась собственных слов. Поспешила прикрыть рот ладонью, ожидая наказания за непростительную неосторожность.
Ощутила, как мужчина за ее спиной напрягся, выдохнул недовольно.
— Много говоришь.
— Простите, господин! Больше не повторится! — запричитала себе в ладонь несчастная девчонка.
И снова звенящая тишина.
Время шло, а он все стоял за спиной служанки, бесшумно и недвижимо. Доводя ту до немой истерики. От страха сводило судорогой икры, и вставал в горле ком.
Чего он ждет? Почему не уходит?
Когда услышала глубокие, тяжелые вдохи над головой, замерла. Нирхасс прерывисто дышал, почти уткнувшись в ее макушку, тянул жадно ноздрями ее запах, выдыхал сквозь плотно сцепленные зубы. Накручивал себя, распалялся. А услышав позади тихое шуршание и щелчки, Айю захватил ледяной ужас!
Он что? Он что, собирается?..
— Господин! Господин, пожалуйста, только не сей…
— Закрой рот! — тяжело дыша, оборвал ее мужчина. Недовольно рыкнул, больно прихватил ее волосы, потянул на себя, заставляя запрокинуть голову назад.
Айя взвизгнула, упершись взглядом в потолок. Перед глазами мелькнули темные, выбившиеся пряди и покрытый испариной высокий лоб. Ассур явно был недоволен. Причем завелся за доли секунды. Возился с чем-то одной рукой. Служанка почувствовала, как рядом с ее ногой шлепнулось что-то небольшое и теплое. Испугавшись, дернулась, но тут же всхлипнула от боли. Нирхасс сильнее потянул ее волосы, заставляя прогнуться в и так пылающей огнем спине.
— Перестань. Хуже делаешь, — зарычал над ней господин.
Айя напряглась, застыла, прикрыв глаза.
А он все с чем-то возился, раздраженно цокал языком и шумно дышал. Утыкался носом в ее грязные волосы, весь вибрировал. Пылал жаром.
Когда девушка, наконец, поняла, что происходит, закусила губу, стараясь совсем не двигаться. Просто затихла и ждала, когда все закончится, ощущая его возбуждение всем своим существом. А он бесновался, дышал, как здоровенная, бешеная псина, тянул ее волосы и явно был близок к финалу.
Маленькую коморку заполнил его хвойный и пряный мужской запах. А характерные влажные звуки, казались неимоверно громкими.
А он все не кончал, пребывая в сладком забытьи, вихлял в руке голову несчастной служанки, дышал ею и удовлетворял себя, периодически касаясь влажной и скользкой головкой ее израненной спины.
Когда он затаил дыхание, Айя зажмурилась, ожидая кульминации этого унизительного, сарайного кордебалета.
Еще несколько быстрых и дерганых движений, и Нирхасс, задрожав и судорожно втянув в себя воздух, выплеснулся теплым и вязким на поясницу покорной служанки. По инерции потянув на себя руку с ее волосами, Айя испугалась, что он в этом бессознательном порыве может свернуть ей шею. Привстала на носочках, морщась от жгущей боли в рубцах.
А он все втягивал и втягивал в себя ее запах, словно не мог надышаться. А потом вдруг как-то жалобно и протяжно застонал, зашипел что-то сквозь зубы, и процедил:
— Сука!
Толкнул девушку от себя. Служанка, не ожидавшая подобного, рухнула безвольным кулем вниз, задев лбом деревянную стену. Охнула от неожиданности и боли, губы ее задрожали. Обернулась, глотая слезы.
Нирхасс быстро заправлялся и отряхивался. Приводил себя в порядок. Злился. На Айю не смотрел. Какое-то время раздраженно оглядывался по сторонам, наконец, заметил искомое. Схватил небрежно брошенную перчатку и, развернувшись на пятках, поторопился удалиться. Шандарахнув на прощание старой, жалобно скрипнувшей, дверью.