Волшебница Вихря

– Всё. Больше они вас не тронут.
Не знаю, отчего, но я, едва взглянув на Вихря, судорожно сжалась. При нём было боязно плакать.
– Спасибо…
Он кивнул, присел на корточки рядом с нами и вдруг взял меня за руку, осматривая длинный кровоточащий порез.
– Нехорошо задел.
– Заживёт, – прошептала я, чувствуя в теле странную слабость.
Влас нащупал у пояса флягу, открыл зубами тугую затычку на цепочке, и ливанул на рану что-то прозрачное, странно пахнущее. Я выдохнула и дёрнулась: жглось!
– Потерпи, – сказал он, не поднимая глаз от раны.
– Ничего. Мне почти не больно, – отозвалась я, пытаясь казаться храброй.
Мужчина посмотрел на меня, на мгновение коснувшись взглядом губ, и я поняла, что сильно их искусала, пока пыталась сражаться. Влас отложил флягу и потянулся к рубашке.
– Не надо портить, – выговорила я, перехватив его пальцы, что собирались оторвать край. – Оно само заживёт…
Прикосновение вышло обжигающим, и я отдернула руку. Никогда ещё не касалась мужчины, не считая, конечно, Элика, но с ним всё было как-то привычно – руку сжать, потрепать по затылку, шутливо толкнуть в плечо…
Влас не послушал, умудрился оторвать широкий кусок. Приложил к ране, замотал бережно и умело. Наверняка он в своей жизни повидал множество порезов куда страшнее моего, но почему-то решил одарить меня такой неожиданной, почти нежной заботой. Сердце стучало, словно хотело вылететь из груди, и я вскинула глаза, тотчас встретившись с мужчиной взглядом.
Бывают мгновения, сами на себя не похожие – такие долгие, охватывающие чуть ли не целую вечность. Глаза Власа посветлели, но брови были опущены. Он то ли ждал от меня чего-то, то ли хотел что-то сказать – непонятно... Я чувствовала на щеках его спокойное дыхание, и как будто черпала силу из его прикосновения – ведь он по-прежнему держал меня за руку.
Вожак переменился внезапно, встал, отошёл к своему воину, что сторожил главаря.
– Зачем вам девушка понадобилась?
– Дар у неё, – отозвался тот, злобно сверкая глазами. – Руки умелые. Если бы знали, каков братец, его бы тоже прихватили…
Влас больше ни о чём не спросил. Всем было ясно, что больше они не прихватят никого и ничего, дай боги, если останутся живы.
– Парня надо в дом унести, – сказал вожак.
– Много погибших? – спросил Дарн.
– Ни одного. Успели в лес уйти. Добро тоже цело.
Он странно посмотрел на нас с братом, и я нахмурилась. Отступило светлое чувство защищённости, растаяло, как и не было его. В этот миг я особо остро чувствовала себя сиротой.
Тут подошли ещё воины, и я больше на Власа не глядела. Всё гладила Элика по голове, и он раз или два открыл глаза, улыбнулся. Мне было страшно хоть на минуту отпустить его руку.
– Госпожа.
Я вскинула голову, надеясь, что незнакомцы посчитают красные глаза признаком усталости. Мне всегда было стыдно плакать перед мужчинами.
– Егор, – представился один.
– Фурги, – поклонился второй.
Мне показалось, что они братья, так были похожи – рослые голубоглазые брюнеты с ямочками на щеках. Наше с Эликом родство тоже было заметно сразу – оба русоголовые, с курносыми носами, стройные и высокие.
– Мы понесём твоего брата, – сказал Фурги.
– Позволишь?
– Да. Спасибо вам. Только раны бы не задеть…
Я больше не видела вожака. Наверное, он остался решать, как поступить с нападавшими. Несмотря на то, что воины сами отлично несли Элика, я всё пыталась им помочь, чем вызывала добрые усмешки. В конце концов, напряжение дало о себе знать: я приотстала, и шла, беззвучно плача, и спотыкалась о каждый попадающийся камень. Чем встретят нас деревенские? Я поняла уже – они-то успели в лес удрать, а нас с Эликом бросили умирать... Как теперь смотреть буду старейшине в глаза? Мне он и прежде не слишком нравился, впрочем, как и я ему, но гостю на хозяина огрызаться – последнее дело.
Во мне не было злобы, привыкла. Кому нужны сироты неведомого рода, даже такие умельцы, как мы с братом? Разве что свой дом построить где-то в глубине леса… Но такая ли жизнь нужна была старшему? Я знала, он хочет стать воином, творить магическое железо без страха, в своей собственной кузнице, да и сама не настолько людей боялась, чтобы вечно прятаться.
Удивительно, что мы встретили вожака уже в поселении. Он стоял, разговаривая со старейшиной, Валко Горичем, и бросил на нас быстрый взгляд. У меня в животе похолодело – что наговорил Вихрю мужчина? Неужели решил, будто мы в нападении виноваты? А если суд устроят, что над нами учинят? Против Власа у меня не было ни сил, ни умений. Всё равно сделают по его слову, и мы с Эликом должны будем подчиниться. Оставалось только надеяться на правду, хотя далеко не всегда она одерживала победу.
Но пока что, избавившись от жутких мыслей, я должна была позаботиться о брате.
– Несите в дом, – распорядился Влас, и Валко не посмел спорить. Это дало мне надежду, да и взгляд вожака был ободряющим.
Я долго возилась с ранами Элика. Хорошо, что грозовое железо обладало способностью исцелять, и плохо, что действовало оно исключительно на мужчин – себя не полечишь. Потом пришлось вывести из сарая взволнованного, поскуливающего Храна, и оставить его с братом, чтобы не дай бог никого не напугал своим видом. Нечёсаный, кобель становился похож на чудо лесное.
А когда я вышла во двор воды хлебнуть, стало ясно, что день не только ужасно начался, но и продолжится отвратительно. Старейшина и его семья ждали у вековой яблони, что скрепляла их род. Там же стоял Влас и его приближённые. Вожак поманил меня, и пришлось подойти. Сердце билось мучительно, и от усталости я едва переставляла ноги. Но – выпрямилась, глубоко вдохнула. Пусть Валко попробует доказать, что мы с собой тьму принесли!
– Не звали мы их, господин. Сами пришли, из лесу. Откуда точно – никому не ведомо, – очевидно, продолжил свой рассказ старейшина.
Я подошла, встала ни к ним, ни к воинам Вихря. Снова одна, снова сражаться. Слава небесным богам, хоть брат родной жив!
– Тебя как зовут? – обратился ко мне вожак.
– Веда из рода Солль.
Я нарочно назвала маминых предков – не ложь, но и не вся правда.
– А жила где?
– Там, к югу, большой лесистый остров. Пять дней пути на лодке.
Глаза его вспыхнули и погасли. Догадался!
– Земли, что уничтожил пожар, – кивнул мужчина. – Родители погибли тогда же?
– Да, – тихо сказала я.
Все разом обернулись, когда хлопнула дверь: это вышел, шатаясь, Элик. Я тотчас бросилась к нему, вполголоса ругаясь:
– Дурень ты упрямый! Какого лешего встал, а?