Тринадцать
Прежде чем я успела о чём-то подумать, я метнулась через весь дом, выключая свет.
Я проскользнула в постель, и с головой спряталась под одеяло.
* * *
Это произошло на следующую ночь. И на следующую ночь. И в ночь после этого.
В то же самое время.
В 3:13 утра.
Я пыталась не обращать внимания на микроволновку и спать дальше, несмотря на жужжание и гудение, или, по крайней мере, не вылезать из постели в 3:13 утра, но не могла. Микроволновка, казалось, обладала какой-то странной силой. Этот гул был словно музыка, зовущая меня. Как флейта Крысолова.
Через неделю у меня под глазами образовались мешки.
Я почти перестала спать по ночам. В школе я постоянно клевала носом, и даже уснула на уроке математики.
В одну из ночей я решила выбросить овсянку не в мусорное ведро, а куда-нибудь, где её будет трудно найти. Когда я вытащила свою любимую жёлтую миску, я понесла её к задней двери. Несмотря на то что на улице было холодно, я приоткрыла дверь, пробралась к кустам рядом с домом и соскребла мусорную овсянку на землю под кустом гортензии.
Это не сработало.
Следующей ночью, в 3:13, я проснулась от звука жужжания. Овсянка снова оказалась в микроволновке, снова в моей любимой жёлтой миске. Теперь в ней были три ягоды голубики, обёртка от жвачки, скомканный кусок полиэтиленовой плёнки, скрепка, кусочек апельсиновой корки, несколько комков земли, лист, смахивающий на сорняк, и мёртвый чёрный жук.
* * *
Это продолжалось. Я вообще перестала спать. Я просто лежала в постели без сна, ожидая того, что, я знала, должно будет произойти.
Гул. Жжжж. Динь.
Конец.
По утрам я, пошатываясь, брела в ванную. Перед тем как принять душ, я сидела на краю ванны, подперев голову руками.
Я начала урывать сон во время обеда. Я нашла тихое местечко в библиотеке между двумя книжными полками и использовала рюкзак как подушку.
К овсянке подмешивалось всё больше и больше всякой всячины. Палочка от леденца. Огрызок яблока. Использованный, скомканный пластырь.
Ещё через две недели на овсянке образовалась корочка, а потом появились кусочки плесени. Сначала это были небольшие пятна, но с каждой ночью они становились всё больше.
Ответьте-ка мне:
Вы знаете, каково это, когда вас преследуют? Да ещё микроволновка?
Держу пари, что нет.
Я, наверное, единственный человек за всю долгую мировую историю, который понимает, каково это, когда тебя каждую ночь – столько ночей подряд – зовёт из постели жужжащая микроволновка и когда у тебя перед носом появляется миска овсянки – одна и та же миска овсянки – снова и снова, пока она постепенно становится всё более грязной, отвратной и плесневелой.
Спустя месяц глаза болели от усталости. По ним паутиной расползались красные вéнки. Я стала засыпать в самых необычных местах – в ресторане, в кресле стоматолога, в автобусе.
–Что с тобой, Елена?– спросила мама однажды вечером за обеденным столом.– Ты выглядишь такой уставшей. Не понимаю, отчего это.
–Я просто плохо сплю,– ответила я ей.– Вот и всё.
Затем однажды ночью я поплелась на странный голубой свет и почувствовала, что мои руки налились тяжестью. Такой тяжестью. Когда микроволновка звякнула и моя любимая жёлтая миска перестала вращаться, я поняла, что пора что-то делать.
Если я что-нибудь не сделаю, это будет продолжаться каждую ночь до конца моей жизни, ровно в 3:13 утра. Я буду становиться всё более и более уставшей, поскольку гудящая, жужжащая микроволновка постоянно возвращает эту противную, дымящуюся, омерзительную миску с овсянкой, которая каждую ночь будет становиться ещё чуточку вонючее, чуточку грязнее, чуточку противнее.
Пришло время есть.
Я знала, всё дело в этом.
Я должна была съесть её, чтобы со всем этим покончить.
Эта овсянка не станет лучше со временем. Пятна плесени не собирались уменьшаться. И эта корочка сверху не станет мягче. Подмешанные в неё грязь, лейкопластырь и мёртвый жук не исчезнут.
Если я продолжу выбрасывать её, овсянка будет становиться всё противнее и противнее. Она станет полностью зелёной и мохнатой, начнёт сочиться и вонять, как дно нашего мусорного бака.
Если я не предприму что-то в ближайшее время, в ней могут даже завестись личинки.
Время пришло.
«Съешь её,– уговаривала себя я.– Съешь её и покончи с этим».
Я потянулась к микроволновке и вытащила свою жёлтую миску, которая уже не была моей любимой. Медленно я достала из ящика стола ложку. В этот момент я уловила запах овсянки, похожий на стоки канализации, и меня чуть не стошнило. Я включила свет на кухне и тут же пожалела об этом, потому что увидела всё, что скопилось в овсяной каше: обёртку от жвачки, грязь, жука, резинку, скрепку, полиэтиленовую плёнку, пластырь, апельсиновую корку, палочку от леденца, увядший сорняк и пятна плесени, которые теперь были размером с четвертак.
Но я устала.
Вы понимаете?
Я так сильно устала.
Поэтому я уселась на своё место за кухонным столом. Я задержала дыхание и заткнула нос. Я схватила ложку.
Я сосчитала до трёх.
И стала есть.
Привет, ДженниМобильный телефон Дженни завибрировал в самый неподходящий момент на уроке английского – во время индивидуального чтения, или ИЧ. Во время ИЧ нельзя было ни разговаривать с соседом, ни рисовать в блокноте, ни даже отпрашиваться в туалет. Можно было только тихонько сидеть с книгой.
Мобильный телефон был в заднем кармане девочки, и когда он завибрировал, ей стало щекотно. Дженни улыбнулась от щекотки, но быстро подавила улыбку.
Технически у неё не должно было быть мобильного телефона.
«Во время ИЧ категорически нельзя пользоваться мобильным телефоном!– постоянно твердила миссис Эвергартен.– Мобильные телефоны – это чума вашего поколения».
Дженни закатывала глаза всякий раз, когда миссис Эвергартен это говорила.
«Чума нашего поколения? Я вас умоляю».
Она взглянула на миссис Эвергартен. Седая учительница оценивала какое-то эссе, таращась на печатную страницу с угрюмым выражением лица и подёргивая красной ручкой в руке. Дженни потихоньку вытащила телефон из кармана.
С тех пор как ей подарили его месяц назад, она пыталась подобрать идеальное название для своего телефона, что-нибудь запоминающееся.
Она называла свой телефон по-всякому: Гаджет, Виджет, Девайс.
Но ничего так и не прижилось.
Но пока она вытаскивала свой телефон под партой, у неё появилась идея.