Изгнанник (СИ)
После смерти Дианы, Раймон не смог отказаться от сына. Габриэль стал его утешением. Раймон берёг его, как не берег себя.
— Я уже присмотрел ему хорошее местечко на Материке, — рассказывал Раймон. — Хороший дом и людей, которые смогут о нём позаботиться.
— Ты говорили с ним об этом?
— Да.
— И что он сказал?
— Ничего.
— Он у тебя вообще разговаривает?
— Бывает. А что он должен был на это сказать? Он знает, что я сделаю всё, чтобы он был счастлив. Если у него есть возражения, он не станет молчать. Не говори при нём об изгнании. Он и так слишком сильно переживает.
Глава 2. Рынок, неприятности, разлитый суп
Находясь дома, Габриэль часто думал: «хочу домой».
Он хотел домой в одиночестве и в кругу близких, во время работы и при отдыхе. Хотел домой, когда чистил зубы, когда завтракал, когда бесцельно бродил по коридорам меж безликой прислуги. Сердце тосковало по дому, который не могло нарисовать воображение. А может, не по дому, а по детству. Когда не тревожило ни изгнанничество, ни болезнь отца, ни скука.
В последние месяцы Габриэль и вовсе стал чувствовать себя гостем, а родные стены сделались безразличны. Он отказался от новых штор, которые хотела купить Тина для его комнаты, отказался от нового шкафа на замену старому и облезлому. К чему эти траты, не понимал он, когда в скором времени предстояло уйти.
Конечно, изгнанничество не подразумевало полную изоляцию от родного мира. Габриэль мог гостить дома в разрешенный законом срок. В самых сокровенных мечтах Габриэль представлял, что отец уедет из Тэо на Материк вместе с ним, и они навсегда останутся там, и будут жить долго и счастливо.
Воздушные замки рушились и давили обломками.
Сидя на полу в своей комнате, Габриэль перебирал вещи, которые собирался взять с собой. Ещё полгода назад он собрал чемодан, и теперь каждый день разглядывал его содержимое — это приносило ему мрачное удовлетворение. Любимая книга, перо и чернильница, пепельница, подаренная отцом — до болезни он курил трубку. Каждую вещь Габриэль брал в руки, представляя, как будет пользоваться ей в другом доме, закрывал глаза, вздыхал и клал обратно.
В комнату без стука вошла Тина с подносом. Габриэлю нравилась её картошка и пироги с вишнёвой начинкой. Приуроченный ей с рождения кулинарный дар нашёл своё применение в доме Раймона. Даром ли она околдовала известного алхимика, смехом, ли, что громче сигнализации, сказать никто, кроме их двоих, не мог. Среди прислуги ходили всякие слухи. Габриэль разрешил ей любить отца и попускал заботу о себе, иногда делая вид, что нуждается в её заботе.
— Ах, на полу сидишь! Брысь, раздавлю, — весело прокричала она.
Габриэль бесшумно переместился на кровать. Длинные волосы небрежно перетекали с плеч, безразличный взгляд устремился на поднос с завтраком. Тина поставила поднос на тумбочку. Оладьи, политые ягодным сиропом.
Есть не хотелось.
У Тины были волосы медного цвета. Крутые кольца выбивались из-под светлого платка, а её молодое лицо словно состояло из румяных яблочек. Пышная, точно сахарная булочка. Весёлая и хозяйственная. Когда она смеялась, слышал весь дом. Когда она закрывалась с Раймоном в комнате, Габриэль затыкал уши.
— Чай? Кофе?
Она ждала ответа около минуты, и румянец постепенно сходил. Её лицо белело, когда она волновалась или была чем-то встревожена. На тумбе возле кровати лежала заколка, и Тина взяла её, бессмысленно покрутила в руках, затем села позади Габриэля, собрала его волосы в хвост и заколола.
— Кофе, — сказал он тихо.
Она начертила в воздухе пальцами руническую формулу.
— Нет, подожди, — встрепенулся он. — Чай.
— С ромашкой?
— С ромашкой.
Руны осветили комнату. На подносе возле тарелки с оладьями возникла чайная чашка, в неё сверху из воздуха полился дымящийся чай, и комнату тут же наполнил травяной аромат. Когда Габриэль был младшим, его удивлял этот фокус. Он думал: зачем Тине готовить, если она может наколдовать обед? И только потом понял, что ни один волшебник, даже самый могущественный, не может сотворить из ничего чашку чая. Тина просто телепортировала из кухни заранее приготовленный напиток. Чудеса телепортации удавались ей только с тем, что касалось блюд и их подачи на стол.
— Тебе скоро шестнадцать, — начала она, и лицо её стало озабоченным. Габриэль не видел её выражение, не видел, как она побелела ещё сильнее. Он смотрел, как она крутит кольцо на пальце.
Все в доме знали, что свадьбы не будет. Тина была слишком хороша для того, чтобы остаться печальной вдовой.
Габриэль знал, что она скажет, и поэтому он мысленно молил её замолчать. Ему не нравились разговоры о Материке. Всё, что он знал об этом пристанище для изгнанников, он мог перечислить по пальцам одной руки.
Первое. У материчан (материковян?) четыре времени года: Время Рассвета, Цветение, Урожайница и Белосонница. Только на Материке они зовутся иначе.
Второе. На Материке люди используют электричество вместо волшебства, что не экологично.
Третье. Люди не имеют даров, и только некоторые знают об Истинном Волшебстве. Знающих, обычно, жгут на кострах. По крайней мере, так делали в древности.
Четвёртое. Некоторые коренные жители Материка не знают о существовании Тэо и верят, что Материк — единственный мир в Окинаве.
Пятое. Мужчины не носят платьев.
Пока Габриэль думал и загибал пальцы, Тина шарила по карманам.
— Куда же я её задевала?..
Габриэль смотрел на сжатый кулак. Белый, суставчатый, тощий. Таким ударить кого-то — себе дороже. Отец говорил, нужно уметь постоять за себя и словами, и кулаками.
— Наконец-то! — воскликнула Тина. — Вот же он!
Она протянула Габриэлю свёрток, завязанный праздничной лентой.
— Открой сейчас. Тебе понравится.
Габриэль развернул его. Внутри лежала открытка с поздравлениями ко дню рождения, и с ней полоска бумаги с нарезанными отрывными квадратиками. На каждом квадратике был рисунок какого-то блюда.
— Здесь по пятьдесят порций твоих любимых блюд. Когда соскучишься, там, на Материке… оторви бумажку, и она превратится в то, что на ней нарисовано.
Габриэль улыбнулся улыбкой, которая не отразилась в глазах, и поблагодарил Тину. Потрогал отрывающийся листочек и случайно надорвал.
— Нет, сейчас не рви, — сказала Тина. — Только там.
Габриэль спрятал подарок в верхний отдел чемодан.
— Тебе тяжело, — сказала Тина, когда он снова сел на кровать. — Но это изгнание… не принимай его как отказ семьи от тебя. Представь, если кто-то его нарушит? Начнётся хаос… А с тобой мы будем видеться. Ты будешь приезжать к нам, а мы к тебе.
Когда она попыталась взять его за руку, он спрятал руки за спину. Когда попыталась обнять, он поморщился и невнятно простонал. Она посерьёзнела и вздохнула.
— Отец просил передать, что сегодня вы идёте на рынок. Тебе нужно собраться. И не прячь, пожалуйста, волосы. Его это очень расстраивает.
— Я уже сказал, что буду чай? — Габриэль словно опомнился от своих мыслей.
Тина нахмурилась и потрогала ему лоб. Не найдя повода для беспокойства, кивнула.
— На подносе.
Габриэль посмотрел на поднос, а когда обернулся, Тины уже не было в комнате.
Завтрак остался не тронутым.
Габриэль устроился с книгой на подоконнике возле горшка с геранью.
«Профессиональное пособие активации тройных рунических формул. Специальное пособие для волшебников высшей категории, носителей дара левитации»
Он давно ушёл за пределы академической программы. Учение ему давалось легко, и если бы не отсутствие дара…
Стоило попустить эти мысли, Габриэль начинал тереть ухо и читать шёпотом вслух. Цветок герани внимательно слушал.
«Направьте руки на нужный предмет. Мизинцем левой руки опишите дугу, одновременно с этим скрестите мизинец и большой палец, а кисть руки разверните на себя. Пальцами правой руки сделайте собирательное движение и бросок обеими руками, проговорив формулу: «…»