Рубеж-Владивосток (СИ)

Присел на стул, как на казнь, тяжело дыша. Но быстро настроился и обозлился. Закрутилась карусель… офицеры засекают обороты. На одном обороте в секунду мне показалось, что его выключило, но нет! Очухался и додержался до трёх витков.
В какой–то момент понял, что переживаю за него искренне.
На экзаменационных трёх оборотах в секунду пошёл отчёт! Максим продержался целых две минуты и семь секунд, но затем наклонилась голова. «Центрифугу» замедлили, медсестра растормошила, дав нашатыря.
— У меня получилось⁈ — Первое, что спросил Чернышов, очнувшись.
— Да, ты прошёл, — ответил матёрый офицер спокойно. — Так, следующий!
Вероятно, воодушевившись Максимом, оставшиеся юнкера живенько полезли вперёд меня. А сам Чернышов быстро возгордился собой после первого же провала товарища. Никто не выполнил норматив после него. Лишь выскочка Сергей добрался до трёх витков, но не удержался минуту.
Остался я. Максим на меня посмотрел победно.
А я присел в кресле, вдыхая острый запах рвоты товарища. Вероятно, заметив мой удручённый вид, и не только мой, толстый майор заговорил, утешая:
— Носы не вешаем, товарищи непрошедшие. Это пробный заход. Устойчивость к нагрузкам тоже можно тренировать, улучшая результат. Главное, следовать методикам наших научных руководителей.
Ага, со второго курса только эти методики…
— Ешьте больше шоколада, — добавила медсестра добродушно.
И юнкера заулыбались. Не сказать, что писаная красавица, но очень милая. Наверное, её забота о нас подкупает.
— Время, товарищи, — прогремел матёрый, останавливая коллегу, который пристёгивал на мне ремни.
— Простите, товарищ майор, можно мне всё же пройти испытание? — Чуть ли не взмолился я.
— Нет, товарищ юнкер, мы и так не укладываемся в график. Уже третье отделение на подходе, — обрубил матёрый.
Поднялся под насмешливым взглядом Максима. Но легко выдержал его. Потому что знаю, смогу лучше. И ещё не раз мы сюда придём. Пусть пока порадуется.
Следующая учебная секция считается самой главной. Потому как здесь размещена полуразобранная кабина настоящего мехара! Приварена балками с клёпками прямо к металлической платформе, под которой ещё и кирпичная кладка. Нет ни крыльев, ни конечностей. Поговаривают, что боевую машину и не разбирали вовсе в учебных целых. Подбитую уже приспособили сюда, выпилив ненужные детали.
Хотя, как известно мне, ни один наш инструмент металл мехара не берёт. И как умудрились, спрашивается.
Здесь преподаёт уже целый подполковник в синей форме с солидной планкой орденов и аж с двумя пурпурными лентами! Невысокий офицер лет пятидесяти, со скулами выраженными и глазами бешеными, будто мы уже провинились в чём–то. На костыль опирается. С ним рядом поручик отрешённо смотрит в стену, в сторонке тётечка медсестра ещё одна сидит на стуле, тоже вид, будто всё вокруг плохо.
И завершает угрюмую идиллию два часовых у переносного сейфа в углу, стоящих с карабинами на плечо со штыками сомкнутыми. Ребята с третьего курса выглядят невозмутимо и охраняют самое таинственное и дорогое.
Сейф нараспашку. Внутри на тканевой плахе коробка открытая, из которой сияние лиловое исходит и по всему сейфу разливается, вырываясь в большой зал уже более мягким бледно–розовым свечением.
Даже самый недалёкий юнкер знает, что это такое. Эрениевая частица!
В учебных целях в училище хранится одна, заключённая в кольцо управления. По выпуску отобранным в меха–гвардию офицерам принцесса самолично вручает такие кольца с частицами. В училище они не хранятся. Ещё бы! Одна частица стоит, как всё моё поместье. Но это не значит, что такую где–то можно купить.
Эрениевые частицы — это достояние императорского рода. И если офицер погибает в бою, то кольца возвращаются в казну, а не вручаются семье погибшего. На охрану частицы целая караульная служба в училище организована.
Выстроились! Сердца юношеские бешено бьются. Я даже слышу, как у товарищей долбят. Или мне просто кажется.
— Главная учебная точка, товарищи юнкера, — объявляет подполковник сипло. — Здесь не важны ваши физические данные и умственные способности. Только ваши тела, как объекты, а точнее их жизненная сила, которая через эрений, он же проводник, оживляет тот самый аппарат, ради владения которым большинство из вас поступили в училище. Исправлюсь! Ради защиты долга по средствам онного!
 
В принципе, мы и так знаем теорию. Эрений преобразует нашу жизненную силу в магию, которая оживляет мехара, питает его. Подобно воде, нагретой до пара в пароходе или паровозе, оживляющей механических монстров. Пробудив мехара, ты уже можешь шагать его ногами, прыгать, взмывать в воздух, давить на ручки и педали, меняя вектор крыльев или добавляя тяги.
Делать всё, что угодно, покуда не исчерпаются твои силы. И это не значит, что ты отдаёшь жизнь или годы свои непрожитые. Только силы, которые восстанавливаются, как и обычные силы после физических нагрузок.
Поэтому у пилотов тело тренируется отдавать и восстанавливать силу. Организм накапливает её с каждым разом всё больше и становится ещё сильнее. Именно по этой причине меха–гвардейцы физически более развиты и отменно здоровы.
И первым вызываюсь я! Дабы не прощёлкать вообще.
— Может и не стоит пытаться, — шепнул мне на ухо Максим, как только я поднял руку. — В отличие от титула звание меха–гвардейца по наследству не передаётся, мой друг.
Преподаватель сразу впился в меня глазами, хотя через мгновение уже был поднят лес рук.
— Выходите! — Воскликнул. — Юнкер?
— Юнкер Сабуров, товарищ пол! — Преставился по стойке «смирно».
— Константина Сабурова сын? — Спросил вдруг заинтересованно.
— Так точно! — Отчеканил, сжав челюсть сильнее, чтобы не нагрубить на какую–нибудь язвительную фразу, нарушив субординацию.
— Знавал я твоего отца, жизнью ему обязан. Это он вытащил меня из покорёженного меха перед тем, как его накрыло, — признался неожиданно тепло подполковник и выдохнул тяжело. — Что ж, вперёд юнкер Сабуров.
Гордость за отца берёт. А я даже и не знал. И офицера этого впервые вижу. А может и забыл уже, что он к отцу приходил, аль не узнал. Сколько лет прошло?
С разгорающимся волнением подхожу к телу меха. Серебристо–синий металл обрамляет кабину без переднего щита. Прорезиненного вида кресло выглядит совсем новым. Да и всё внутри веет новизной, и это одно из свойств таинственных доспехов, дарованных нам в защиту от страшных тварей. А что, действительно.
Мехар — это самый, что ни на есть доспех меха–гвардейца.
Поручик помогает забраться в кабину, подсказывая, куда вкладывать руки, и за что можно держаться. Как заводить ноги в гнёзда.
Первое впечатление: слишком свободно и рукам, и ногам, как в бочке болтаюсь. Ступнями дотягиваюсь до педалей, задницей чуть назад подаюсь, усаживаясь в подобие седла. Если коленки выпрямить, привстану. Но сказали прислониться. И не трогать рычажки, которые плотно замотаны проволокой.
— Пристёгивайся сам, — бурчит поручик недовольно.
Какие–то они все уставшие, будто сено весь день ворочали.
Быстро разобрался с незамысловатыми ремнями, уже протёртыми до бархата по краям. Голову поднял, а кольцо светящееся эрением уже на подушке подполковник поднёс. Лично плашку протянул.
— Бери сам, — говорит заботливо. — Если правша, то на палец левой руки надевай. Любой палец, но чтоб плотнее село. Так связь будет лучше.
От того, что подполковник в голосе переменился стало даже неловко. Пальцами дрожащей руки я вынул из подушечки кольцо. И с бешеным сердцем надел на указательный палец левой руки, вышло как раз. Похоже, универсальный вариант, одним на мизинец подойдёт, а другим на большой палец будет в пору.
Кожей ощутил холодный металл, а следом и лёгкие покалывания. В барабанные перепонки задолбила кровь. И задышалось, как после грозы.
Врачиха подскочила, я даже не понял, когда успела. Пульс мерит рукой, часами засекает. Кивает, мол, нормально.
— Клади руки на гашетки, как показал, — скомандовал подполковник, отступая.