Плененная грешником (ЛП)

 — Я не убиваю невинных людей.
 Ее глаза возвращаются к моим.
 — И все же ты угрожал убить любого, кто попытается мне помочь?
 Уголок моего рта приподнимается.
 — Если они вмешиваются в мои дела, они больше не невинны.
 Ее губы приоткрываются, и она смотрит на меня так, как будто я превратился в монстра прямо у нее на глазах.
 Я из кожи вон лез, чтобы быть с ней помягче, и, возможно, это было ошибкой. Розали, кажется, забыла, кто я такой.
 — Не смотри так шокировано, маленькая Роза. В конце концов, я глава Братвы.
 — Да, мне не следовало искать в тебе какие-то искупительные качества, — грустно шепчет она.
 Оставив свою чашку кофе, она спешит вниз по ступенькам, хватает Луну и уносит ее обратно в дом.
 И вот так просто весь прогресс, которого я добился с Розали, исчез, и я снова стал злодеем в ее истории.
 Глава 13
 РОЗАЛИ
 Я обнаружила участок сада в стороне от других особняков сбоку от дома Виктора. Там я провожу свои дни с Луной, и не рискую столкнуться с кем-либо из членов семьи Виктора.
 Я научила Луну сидеть и стоять, и работаю над тем, чтобы приучить ее лежать.
 Всякий раз, когда Виктор дома, мы с Луной возвращаемся в мою комнату, где она дремлет, пока я читаю одну из своих книг.
 Если бы не Луна и все эти книги, я бы сошла с ума.
 Я украла блокнот и ручку из кабинета Виктора, чтобы вести счет дням. Каждый месяц – это праздник, потому что он приближает меня к моему двадцать первому дню рождения.
 Впереди еще тридцать три месяца, и только Богу известно, как я их переживу. Некоторые дни даются легче, чем другие, и с помощью Луны бывают моменты, когда я забываю о своем затруднительном положении, и потеря моей семьи не такая острая и душераздирающая.
 Виктор был занят на работе, и были даже дни, когда я его вообще не видела. Как последние два дня. Его не было дома, и я ненавижу, что совершила ошибку и скучаю по нему.
 Больше всего меня беспокоят моменты, когда я забываю, кто он такой. Рутина тоже не помогает, потому что это место начинает казаться мне домом.
 И я не могу допустить, чтобы это произошло. 
 Я не могу забыть, что я пленница на этой территории и что мой похититель – человек, который убил мою семью.
 — Ложись, Луна, — говорю я, похлопывая по траве.
 Она игриво отпрыгивает назад, затем подходит, чтобы понюхать мою руку.
 — Нет. Ложись, — я пытаюсь обучить ее нежным голосом, мягко надавливая на ее спину, пока она не ляжет. — Смотри, вот так.
 Я слышу двигатель машины, и прежде чем я успеваю схватить Луну, она бросается к черному внедорожнику и самым очаровательным образом виляет хвостом и задницей, когда Виктор вылезает из машины.
 Я поднимаюсь на ноги, и, не в силах остановиться, мои глаза упиваются его видом.
 Я скучаю по нему, когда его нет рядом, но ненавижу всякий раз, когда он дома. Мои эмоции крайне противоречивы, когда дело касается этого мужчины. И за ними всегда следует мучительное чувство вины.
 Я начинаю хмуриться, когда мой взгляд останавливается на красных пятнах, покрывающих его мятую рубашку и пиджак.
 Кровь. 
 Шок и беспокойство захлестывают меня, мое сердце мгновенно начинает биться быстрее.
 Когда Виктор приседает, чтобы уделить взволнованной Луне внимание, я спешу к нему, спрашивая:
 — Ты поранился?
 Он выпрямляется и качает головой, когда смотрит на свою рубашку.
 — Это не моя кровь.
 Мои глаза расширяются, во рту пересыхает.
 Виктор наблюдает за моей реакцией, затем наклоняет голову.
 — Все же приятно, что ты беспокоилась обо мне.
 Чувство вины поднимается подобно урагану, потому что мне должно быть наплевать на то, что с ним происходит.
 — Пойдем, Луна, — говорю я онемевшими губами и, развернувшись, спешу обратно в дом.
 Противоречивые эмоции бурлят в моей груди.
 Когда я закрываю за нами дверь спальни, Луна запрыгивает на кровать и ложится, ее большие глаза наблюдают за мной, нахмурившись.
 Я рада, что Виктор не пострадал, но мне также противно, потому что он, вероятно, снова убил.
 
 Еще больше линий для татуировки на его спине. Хорошо, что они маленькие, а то бы места не хватило.
 Эй, по крайней мере, он не похитил еще одну девушку. 
 Поднимая руку, я убираю волосы с лица и качаю головой.
 Это безумие. Как я могу заботиться о своем похитителе?
 Вероятно, это стокгольмский синдром. 
 Я сажусь на кровать и глажу Луну по голове, находя утешение в прикосновениях к ней.
 Я не знаю, как я выживу в таком состоянии еще тридцать три месяца. ще больше линий для татуировки на его спине. Хорошо, что они маленькие, а то бы места не хватило.
 Каждый раз, когда я начинаю забывать, кто такой Виктор, и мое сердце начинает открываться ему, происходит нечто подобное, напоминающее мне, что он глава Братвы.
 Он удерживал и заставил меня смотреть, как мой любимый дядя умирает самым ужасным образом.  
 Он угрожал изнасиловать меня и душил. 
 У него нет совести. 
 Но он также приложил все усилия, чтобы сделать мое пленение здесь как можно более приятным. 
 Иисус, Розали! Прислушайся к себе. ‘Плен’ и ‘приятное’ никогда не идут рука об руку.  
 В мою дверь стучат, и она открывается прежде, чем я успеваю запретить войти.
 Виктор одет в чистую футболку и спортивные штаны, что означает, что он будет дома до конца дня.
 — Давай пообедаем, — говорит он.
 Нет, он приказывает. Он никогда не просит. 
 — Я бы предпочла умереть с голоду, — бормочу я, обращая свое внимание на Луну, которая уже в стране грез.
 — Или я мог бы накормить тебя силой, — угрожает он.
 Я вздыхаю и поднимаюсь на ноги.
 — Или ты можешь убить меня. — Бросив на него сердитый взгляд, я протискиваюсь мимо него и иду по коридору.
 Я сажусь на табурет у островка и смотрю, как Виктор поджаривает куриные грудки, которые он использует для приготовления сэндвичей.
 Мой взгляд охватывает каждый привлекательный дюйм его тела, его сильную челюсть, полные губы и темные глаза.
 — Ты пялишься, — бормочет он.
 — Просто интересно, как ты можешь так легко убивать людей.
 Он усмехается.
 — Это образ нашей жизни.
 — Не моей, — бормочу я.
 Его глаза переключаются на меня.
 — И твоей тоже, маленькая Роза. Ты родилась в сицилийской мафии.
 Я качаю головой.
 — Я никогда не была частью этого мира.
 Он прищуривается, глядя на меня, и страх пробегает по моему позвоночнику. Это случается не так часто, но когда это происходит, это чертовски неприятно.
 — Как ты думаешь, чем зарабатывала на жизнь твоя семья?
 Я не знаю. 
 Когда я молчу, он говорит:
 — Это хорошо, что ты не знаешь, маленькая Роза. Не думаю, что ты сможешь справиться с правдой.
 Что это значит? 
 Как будто Виктор может читать мои мысли, он качает головой.
 — Будет лучше, если твоя память о своей семье не будет запятнана. Тебе нужно что-то хорошее, за что можно держаться.
 Вот он снова делая вид, будто заботится обо мне.
 — Ты изматываешь меня, Виктор.
 Он замирает, его глаза горят в моих.
 — Это первый раз, когда ты произносишь мое имя. — Довольный взгляд изгибает уголок его рта в адски горячей ухмылке, затем он приказывает. — Скажи еще раз.
 Качая головой, я соскакиваю со стула.
 Прежде чем я успеваю метнуться в направлении лестницы, Виктор встает передо мной, бросая на меня предупреждающий взгляд.
 — Прекрати убегать.
 Я никогда не остановлюсь. 
 Я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть на него, желая казаться сильнее, чем я себя чувствую.
 Виктор поднимает правую руку к моей щеке, и от его прикосновения по моей коже пробегают мурашки. Такое чувство, что каждая клеточка моего тела взрывается подобно фейерверку.