Семейный стриптиз

Энджи подняла глаза на Рэйда – своего сказочного принца, серфингиста и скалолаза, своего золотого мальчи­ка с дипломом Принстона в кармане. Она могла бы по­клясться, что в полумраке зала, подсвеченном лучами за­ката, от него исходит сияние.
Рэйд наклонился и припал к ее губам долгим-долгим поцелуем. Ну и ну! Даже не верится. Поцеловал при всем честном народе! И не где-нибудь, а в элитном клубе, где правилами не дозволено испытывать чувства, уж не говоря о том, чтобы их демонстрировать. Боже правый, как же он ласков! Энджи рискнула коснуться языком кончика его языка и залилась румянцем. С ума можно сойти от его нежности. Черт с ней, с кофемолкой! Женщины счастли­вее ее во всем свете не найти.
Миг прошел или вечность промелькнула, но поцелуй закончился, и Рэйд уселся за столик рядом с ней. Ни без­мятежность, ни совершенство облика ему не изменили. За его креслом сразу же вырос официант.
– Что закажешь, Энджи? – обратился к жене Рэйд. Неожиданно его правая ладонь легла ей на колено, скользнула вверх и ловко протиснулась меж сдвинутых бедер. Волна желания нахлынула внезапно и остро. Пыта­ясь унять дрожь страсти, Энджи устремила взгляд на ве­черний прибой за окном.
– Хочу тебя! – хрипловато прошептал ей на ухо Рэйд и, повысив голос, сообщил томящемуся официанту, что для начала они хотели бы отведать устриц. Руку он при этом не убрал.
Пока Энджи заливалась румянцем, официант успел от­весить поклон и удалился исполнять повеление отпрыска Уэйкфилдов. Энджи всегда словно бы оправдывалась и извинялась перед официантами, а нормальное обслуживание тем не менее получал только Рэйд, вечно испытывавший их терпение.
– Ну? И что мы тут имеем? – Рэйд опустил свободную ладонь на плоский нарядный пакет. – Кому подарок? – Голос его звучал дразняще и обещающе.
– Да так… никому, – невинно отозвалась Энджи. – Пустячок на праздник. Вдруг у кого-то какой-нибудь юби­лей…
– Заба-авно. Как раз сегодня юбилей у меня. И у моей жены тоже. Наверное, это ей презент. А может быть, мне?
Вместо того чтобы завладеть подарком, Рэйд, к вящему восторгу Энджи, сунул руку во внутренний карман пиджа­ка и достал небольшую изящную коробочку.
– Как ты думаешь, что это такое?
Сердце Энджи екнуло и пустилось вскачь. Кольцо? Колье? Сережки? Настоящие драгоценности? Если не счи­тать обручального перстенечка, драгоценностей ей Рэйд не дарил. Спокойствие, Энджи, спокойствие! Она протянула руку за коробочкой. «Шрив, Крамп и Лоу» значилось на дымно-голубом бархате выпуклой крышки. Бостонская фирма. А в Бостоне подделок не продают! Все самое луч­шее и супердорогое. Ладно, не будем о деньгах, это ведь подарок.
Мало ли что там прячется, под бархатной крышкой, – брелок для ключей, посеребренный наперсток или вовсе какая-нибудь финтифлюшка? Плевать. Этот дар любви ос­танется с ней навсегда. Но как же колотится сердце!
– Флора, фауна, камни? – выпалила Энджи, хватаясь за детскую игру как за спасательный круг. Все, что угодно, лишь бы выиграть время.
– Ну-у-у… Флору у нас представляешь ты – цветочек; я из мира фауны – животное. А подарок определенно из мира камней.
Ура!
Ладони Энджи сомкнулись вокруг прохладного барха­та. Неужто самоцветы? Сражаясь с подступающим обмо­роком, она щелкнула замком крышки… Небольшой, но восхитительной формы сапфир в окружении крохотных жемчужинок задорно мигнул ей из утопленного шелкового ложа.
Кольцо!
– Боже, боже, какая красота! – Энджи не сводила глаз с гофрированной шелковой подложки.
– Забавно, – суховато заметил Рэйд. – Не знаю, иуда­изм тут влияет или католичество, но создателя ты помина­ешь исключительно в связи с сексом и драгоценностями.
Пальцы его стиснули бедро Энджи, и она мысленно поклялась немедленно… завтра же, после работы, отпра­виться в тренажерный зал. В благодарность за эти дивные минуты она сохранит свои бедра в первозданной крепости навечно! «Завтра же начинаю питаться салатами, – сказа­ла она себе. – Фруктами, консервированными в собствен­ном соку. И еще буду пить воду. Как минимум четыре бу­тылки «Эвиан» в день – а потом хоть потоп!»
– Знаешь, чего мне хочется?.. – с улыбкой спросил Рэйд. – Чтобы ты мне кое-что пообещала.
Пообещала? Ха! Да она ради него и так готова уме­реть – с голоду или от разрыва мочевого пузыря.
– Все, что угодно, любовь моя. Кроме проституции и косметической операции на носу.
Рэйд залился смехом. Вот что Энджи любила в нем, по­мимо прочих достоинств, – он был смешлив, хохотал за­разительно и со вкусом. Но неожиданно улыбка на его лице сменилась торжественной серьезностью певчего из церковного хора.
– Давай повторим брачные клятвы, – взяв ладонь Энджи в свою, попросил Рэйд. – Я хочу взять тебя в жены еще раз!
Энджи опять вспыхнула, теперь уже от избытка чувств. В последнее время Рэйд не скупился на милые сердцу женщины знаки внимания – то цветы преподнесет, то симпатичную безделушку, но сегодня – сегодня… он превзошел самого себя. Ей хотелось смеяться и плакать от счастья; следуя семейной традиции, она выбрала первое. «Смех, и только смех! – твердила дочери Натали Голдфарб-Ромаззано в самые тяжелые минуты жизни. – По крайней мере, сохранишь макияж».
Протянув руку, Энджи накрыла своей ладонью аристо­кратически длинные пальцы мужа.
– Что за чудесная мысль, дорогой! Конечно, я готова поклясться тебе в любви и верности. Хочешь, сделаю это сегодня же, когда вернемся домой?
– Нет! – перебил ее Рэйд. – Дома не годится! Я хочу пригласить знакомых, коллег, родных. Своих. И твоих. Понимаешь? Хочу устроить свадьбу.
– Вторую? – Конечно, приятно, что он так расчувст­вовался, но это уж чересчур. Как бы ему объяснить, чтобы, не дай бог, не обидеть? – Да я еще от первой не отошла! Только-только покончила с благодарственными письмами твоим родственникам за разделочные доски, которыми они нас наделили. И вообще… так не принято, дорогой.
Энджи решила, что это самый резонный довод для представителя семейства, где постоянно говорят о том, что «принято», а что нет. Свекровь, бедняжку, до сих пор тря­сет от ляпов новоиспеченной родственницы. В церкви Уэйкфилды едва в обморок не попадали, увидев, что Энд­жи пригласила одновременно раввина и бывшего, ныне женатого, католического священника.
– Так не принято, – повторила она. – Разве что лет через десять… двадцать пять…
– Почему? Я люблю тебя больше, чем год назад, когда женился, – настаивал Рэйд. – И хочу, чтобы все об этом знали.
Энджи больше не в силах была противиться подступа­ющим слезам радости. Провались он, этот макияж!
– И я тебя, дорогой, – всхлипнула она. – Но все-таки не стоит. Люди могут подумать, что мы это делаем из жад­ности: на подарки рассчитываем, и все такое.
– Ну, пожалуйста, Энджи, соглашайся! Ради меня, а? Ты так прекрасна сейчас; твои глаза блестят от слез и неж­ности… – Его голос упал до шепота. – Я хочу тебя. Хочу целовать твои глаза, хочу любить тебя прямо здесь, на полу. Но обещаю этого не делать, если ты согласишься снова выйти за меня замуж.
Кто бы устоял против такой страсти? В тот миг, когда Энджи уже готова была сдаться, Рэйд продолжил:
– Ты ведь знаешь, что мои родители были против нашей свадьбы. Мои друзья тебе не по душе, да и ты, чего греха таить, не слишком им нравишься. Все вокруг счита­ли, что ты мне не пара. Даже у меня, признаться, были кое-какие сомнения.
Энджи кивнула, все еще улыбаясь, хотя о его сомнени­ях услышала впервые. У нее-то самой, разумеется, сомне­ний насчет Рэйда было предостаточно. Его семья убивала ее своей ледяной чопорностью, сам он явно не стремился связывать себя обязательствами, не говоря уж о том, что, на вкус Энджи, ему недоставало… м-м-м… скажем так, глу­бины. До той самой секунды, когда Рэйд повернулся к рав­вину и сказал «да», Энджи в душе опасалась, что он даст задний ход.
– Одним словом, – ворвался в ее мысли голос му­жа, – все не так просто, да и прошедший год оказался не­легким. Какое-то время мы притирались друг к другу. Потом месяцев пять назад у меня случился этот роман…