Гражданин О (СИ)

Михалыч посмотрел на свою машину, сузив глаза, и рявкнул:
— Триста!
Даже Олесю, далекому от автоманьячества, эта сумма показалась чрезмерной.
— Ладно, — пожал плечами парень, отсчитал три банкноты, а потом вытащил еще две и присовокупил к сумме. — Пожалуйста. Надеюсь, компенсация вас устроит?
— Э-э, — протянул Михалыч и обернулся на Олеся, глядя на него вопросительно.
— Устроит, — ответил Олесь за него, — более чем.
— Вы здесь живете?
— Да, — снова ответил он. — А вы разве нет?
— Нет, я тут студию снимаю... Рад знакомству, — протянул руку Михалычу и сообщил: — Георгий.
Тот, поколебавшись, пожал, Олесь тоже и сразу же сжался от прикосновения этих узких прохладных пальцев. Хрен знает, почему.
Он эту студию знал: квартира занимала два этажа, а хозяева, выкупившие две квартиры в середине девяностых, были теми еще барыгами, судя по сведениям от вездесущих бабушек. Еще бабульки говорили, что в нехороших квартирах процветали пьянство и разврат, а также имелся в наличии целый наркопритон. Гиблые были места, ага, но когда квартиры объединили в одну, там сначала поселилась тоненькая девочка, к которой приезжал в гости серьезный мужчина в костюме, очень похожий на известного депутата, потом девочка пропала, и какое-то время в ней обитали новые жильцы – семейная пара, оба сильно за тридцать, с одинаковыми стрижками. Какое-то время после квартира стояла пустая, слышался шум ремонта и отборный мат соседей.
Олесю это все было фиолетово — он, слава богу, жил на два этажа выше, да и неинтересно чужие деньги считать. Совсем.
— Гоша, так надо новоселье обмыть! — потеплевший от «зелени» Михалыч уже улыбался.
Олесь, конечно, знал, почему: по слухам, аренда квартиры стоила баснословных денег, и новый жилец всем видом свою платежеспособность подтверждал.
— Я не жилец, мне для работы. Но я все равно угощаю, — кивнул тот, — только машину поставлю. Здесь есть поблизости приличные заведения?
Через десять минут они сидели в кафе неподалеку, ходить в которое Олесь не мог себе позволить. И если для них с Михалычем это был почти ресторан, то Георгий сначала брезгливо протер салфеткой стол, а потом, когда принесли пиво и стаканы, вернул свой официантке с просьбой помыть его нормально: "нормально, милочка, это чтобы след от помады был не так заметен".
Олесь не мог понять, как к этому Гоше относиться. С одной стороны, он был снобом и классовым врагом, а с другой — угощает и Михалычу денег отвалил, еще и улыбается всю дорогу. Незнакомая жизнь, которую этот Георгий олицетворял всем своим видом, манила Олеся, словно лампа — бабочку. Ужасно хотелось стать частью этой жизни или хотя бы одним глазком взглянуть, как там — за чертой в сорок тысяч в месяц.
Вторую порцию им принес уже мальчик-официант, и Олесь пялился на него добрую минуту, пока Михалыч не спросил о том, стоит ли заказать фисташки. У мальчика были замечательные губы и девчачьи тонкие брови, и Олесь не хотел, но представлял, как засовывает в этот рот пальцы. В паху тут же потяжелело, и эта запретная тягучая сладость отлично легла на чувство легкого опьянения. Настроение было просто отличным, и Олесь тут же заулыбался Михалычу и Гоше, думая о том, что если бы они догадались, что с ним происходит, то запинали бы ногами. От этой мысли стало еще лучше, и он улыбнулся еще шире и хлопнул Михалыча по плечу.
Мальчик же поставил бутылки на стол, заменил стаканы и, когда забирал Гошин, коснулся его пальцев — невзначай. Олесь понимал, что ему кажется, но ничего не мог с собой поделать. Он представил, что мальчик так же касается его руки и улыбается. Но по жизни везло только таким, как Георгий, а они этого даже не замечали: новый знакомый даже не посмотрел на официанта и не притронулся к стакану.
Гоша курил дорогущие сигареты в железной коробке, такие стоили больше ста рублей, и сам Олесь, выкуривающий пачку в день, быстро провел в уме подсчеты и охренел. Пачка Олеся сиротливо смотрелась, и еще более сиротливо выглядела пластмассовая зажигалка – Гоша прикуривал от металлической "Zippo", эффектно щелкая крышкой.
Говорить было не о чем, но Михалыч умудрялся задавать вопросы: больше всего его интересовал род занятий Георгия, стоимость аренды и доход.
— А вдруг вместе сможем что-нибудь замутить, а? Деньги лишними не бывают!
Олесь слушал и все смотрел на пальцы Гоши: идеально ровные ногти, маникюр, но без лака, на мизинце широкое кольцо из белого металла.
Георгий оказался фотографом, и Олесь никак не мог понять, почему какой-то фотограф ездит на "Лендкрузере" и снимает настолько дорогую квартиру. В его представлении фотографы занимались съемками свадеб и были кем-то вроде разнорабочих от искусства.
После третьей порции разговор совсем перестал клеиться, и по выражению лица Георгия было понятно, что он невыносимо скучает. Олесь решил совершить доброе дело и во время очередной неловкой паузы сообщил, что ему пора: жена ждет, завтра на работу и вообще.
Гоша с заметным облегчением закивал и сказал, что ему еще багажник нужно разгрузить.
— Так мы поможем! — сообщил Михалыч, решая за них обоих.
— Нет, там только техника, она легкая, я справлюсь, — ответил Георгий, подозвал мальчишку пальцем, улыбнулся и протянул пару синих бумажек. — Сдачу себе оставь, спасибо.
Они вышли из кафе вместе, но у ларька Михалыч стопорнул Олеся и сказал, что нужно кое-чего купить.
Гоша попрощался, рассыпался в лживых благодарностях за отличную компанию и свалил.
— Что купить-то? — спросил Олесь у соседа. — Тут же нет ничего, одни шоколадки и семечки.
— Там чаевых больше шестисот рублей было, давай вернемся и заберем сдачу, а?
Олесь решил, что это последняя капля: махнул рукой, молча развернулся и направился в сторону дома, дав себе зарок как минимум неделю от Михалыча прятаться. Во избежание.
***
— Мне нужно пять тысяч, — с утра объявила жена.
Олесь замер с бритвой и посмотрел на Катю через зеркало.
— Я же неделю назад зарплату получил.
Катерина повела плечом и сурово поджала губы. Когда-то этот жест Олеся восхищал, но теперь означал нервное предвкушение. Значит, снова ссора.
— Было бы той зарплаты — три раза в магазин сходить. У нас корпоратив в выходные, я должна выглядеть прилично. Или ты считаешь, что главный бухгалтер в компании — не женщина?
— Женщина, — убежденно сказал Олесь, пряча мысли о том, что главному бухгалтеру следовало перестать есть на ночь и завязывать с конфетами. И еще неплохо бы попросить прибавку к жалованию: Катька, несмотря на громкое звание, получала на треть меньше его, а деньги тратила именно она. — Ты женщина. Но я ничем помочь женщине не могу, вся зарплата у нее.
— Я из заначки брать не буду, — сказала Катя таким тоном, что Олесь знал: возьмет.
Ради своего дурацкого корпоратива.
— А я не буду брать в долг. Катенька, ты подбери что-нибудь из того, что есть.
— Ты мог бы... — начала она, и Олесь сжался. Так обычно начинались разговоры о смене работы. То на должность продавца в супермаркет, то распространителем косметики. Олеся вполне устраивала работа экономиста, непрестижная, но почетная. — Ты мог бы взять аванс.
— Какой смысл брать аванс, если у тебя лежит часть зарплаты?
— Господи, ты же бухгалтер!
— Экономист.
— Ты бухгалтер, ты должен понимать, что за месяц на этой сумме можно наварить как минимум пять процентов!
— На твоем новом платье? — фыркнул он.
Скандала удалось избежать только благодаря запиликавшему телефону, который сообщал, что пора выходить на работу.
Олесь быстро поцеловал жену в щеку, схватил пакет с бутербродами и был таков. Некстати подумалось, что Гоша наверняка бутерброды не ест. И пять тысяч для него не проблема.
В метро Олесь привычно нашел место в конце вагона, сел и закрыл глаза. Заснуть не удавалось, а ведь эти сорок минут были щедрым подарком каждое утро. Олесь упрямо зажмурился, но то ли разговор с женой, всколыхнувший былую злость на всех более успешных людей, то ли мысли об одном знакомом успешном человеке… в общем, успокоиться не получилось. А тут еще напротив уселся мальчик лет шестнадцати, и Олесь почувствовал, как рот наполняется слюной.