На вторых ролях, или Экзамен по спасению принцессы (СИ)

Он отмахнулся.
— Детка, я был и студентом, и школьником. Я знаю, как играть.
Суть была простой: мы по очереди задаем друг другу вопрос «Правда или действие?». Если выбираешь правду, должен честно ответить на какой-нибудь вопрос. Если действие — то сделать то, что попросят.
— Начинай, — кивнул мне Вирне.
— Правда или действие?
— Правда.
Я задумалась. Чего бы такого у него спросить для затравочки?
— Как вас зовут?
— Смиль.
Необычное имя…какое-то…странное и чуть-чуть знакомое.
— Правда или действие?
— Правда, — я решила не торопиться с действиями, посмотрим, в какую сторону понесет…Смиля.
— Чего ты боишься?
Вопрос был из разряда тех, на которые я знала честный ответ, но никому не говорила. Обычно говорила, что боюсь высоты или насекомых…
— Остаться одной, — после паузы прошептала я. — Я всегда в детстве боялась, что мама устанет от моих вечных проблем и бросит меня.
Он смотрел со странной смесью удивления и…жалости?
— До сих пор боюсь, — совсем тихо призналась я.
— Говорю же: дурная. Какая мать бросит своего ребенка? Какой бы ты ни была, как бы с тобой сложно ни было.
— Я знаю, знаю. Но страхи этого не понимают. Страшно очень. Правда или действие?
— Правда.
Он что, боялся моих идей?! Или почему всегда выбирал правду?
— Вы когда-нибудь любили кого-нибудь?
— Любил. Твою мать. Несколько часов.
Ух, значит, я была права…
— А она вас?
— Она не любила. Вообще-то мой черед. Правда или действие?
— Действие, — не хотела я отвечать на его вопросы.
— Шрамы.
— Что «шрамы»? — не поняла я.
— Покажи.
Ой, зря он это. По моим огромным глазам, наверное, понял, что полез туда, куда не стоит. Но сдаваться явно не собирался. Как и я. Если признаю поражение и откажусь…он снова добьется того, чего хочет. И снова посмеется надо мной.
Я повернулась и расстегнула первые пуговицы на платье, обнажая шею и часть спины. Зажмурилась, борясь с желанием забиться куда-нибудь подальше и не высовываться.
— Ну, и чего тут страшного? — голос раздался совсем рядом. — Подумаешь, чуть-чуть совсем царапин.
Чуть-чуть царапин? Да он там глаз себе выколол, что ли?
— Элвин, у тебя просто глупые комплексы. Кто тебе сказал, что это некрасиво?
— Никто не говорил. Так не видно, что ли?!
Я вздрогнула, когда почувствовала прикосновение теплой руки сначала к шее, потом ниже — к спине. И вслед за ней губы, касание которых заставило до боли закусить губу, сдерживая стон. Ну, нельзя же, в самом деле, так издеваться надо мной.
— Не надо, — это был даже не стон, а какое-то хныканье.
— Надо.
Он прекрасно знал, что я чувствую. Прекрасно знал, как нужно целовать, чтобы я выгибалась и крепко хваталась за его руку, лежащую у меня на коленях. И поцелуи уже не были легкими, он целовал быстро, и от этого было жарко. Руки его поднимались к моей груди.
— Элвин, — хриплый шепот, совсем не похожий на шепчущий, из кошмаров. — Девочка. У тебя очень чувствительная шея, верно? Я чувствую, как ты дрожишь. Или ты боишься моих рук? Боишься ведь, да?
Он уложил меня к себе на колени, поправив платье. Сердце билось часто-часто, дыхание никак не могло выровняться.
— Спи, а? Хватит игр на сегодня.
— Спокойной ночи, — я была рада, что сплю у него в руках. — Спасибо.
— За что? — удивился Смиль.
Но я уже засыпала, наслаждаясь теплом, уютом и прикосновениями рук, поглаживающих щеку и волосы. Кошмары в эту ночь мне не снились совсем. А снилось что-то доброе и красивое. Я тихо расплакалась, проснувшись рано утром. Раньше мне никогда не снились красивые сны…
* * *
В обед, как и обещал Смиль, мы уже были в таверне. Сняли номер, и первым делом я побежала в душ. Горячая вода была восхитительна.
Дочка хозяина таверны поделилась платьем. Оно было мне немного великовато, но лучше, чем мое собственное, хотя ноги все равно оставались голыми. Деревенские особенно не думали о приличиях, им лишь бы удобно было. Это во дворце появление принцессы в коротком платье вызвало бы бурное возмущение общественности.
Хотелось есть, и я надеялась, что обед принесут в комнату. Не хотелось выходить.
Дверь тихо отворилась, и вошел Вирне. Я отвела глаза. Произошедшее ночью не давало мне покоя. И смущение, и радость, и непонимание — все смешалось в голове, не давая оценить ситуацию.
— Идем, нужно кое-куда сходить, — мрачно посмотрел на меня Смиль.
Я как раз сушила волосы полотенцем и наслаждалась покоем, лежа на огромной двуспальной кровати. Мне не нравилось это обстоятельство (то, что кровать в номере одна), но это была кровать — от этого слова я довольно жмурилась, предвкушая ночевку. Наверное, поэтому Смиль решил ехать во дворец следующим утром. Чтобы как следует отдохнуть перед дорогой.
— Обедать? — приподнялась я.
— Нет. Обедать будем, когда вернемся. Это недалеко, но туда непременно нужно зайти. А оставлять тебя одну я не хочу.
Не знаю, как мне следовало отреагировать на эту фразу, но я обрадовалась. Не хочет оставлять одну — будто бы волнуется, оберегает. Отчасти поэтому, отчасти потому, что меня разобрало любопытство: куда это он там собирается идти, я быстро оделась и, стянув мокрые волосы в тугой узел, с готовностью последовала за Смилем.
Мы, вопреки моим ожиданиям, не пошли по дороге, а углубились в лес, свернув на какую-то узкую тропинку. Я шла впереди, и это показалось странным: дороги-то я не знала. Впрочем, до поры до времени тропинка лишь виляла меж деревьями, не более. Но на развилке я в нерешительности остановилась, не зная, куда дальше.
— Налево, — голос Смиля был хмурым, а отрывистые фразы больше напоминали того Смиля, что я впервые видела у кровати, в замке Арлангора.
Лес редел. Мне смутно казались знакомыми эти места и, проходя мимо большого камня явно искусственного происхождения, я вспомнила. Заброшенный храм, что мы видели, когда ждали Сельму и Тара. Странно…зачем Вирне идет туда? А больше и некуда — здесь на многие километры нет ни единого поселения, ни единого строения. Приграничная таверна, храм, да дороги с лесами.
— Зачем мы идем к храму? — спросила я, замедляя шаг.
Мне почему-то совсем не хотелось туда идти.
— Леарис, не тормози, — почти с раздражением произнес Смиль. — Иди вперед.
И что-то мне не понравилось в его голосе. Надо же — покорно шла за ним к границе, спала в лесу, в пещере, не стала возражать против совместного номера а здесь, когда он, казалось бы, доказал, что ему можно доверять, нехорошее предчувствие полностью лишило меня способности чувствовать это самое доверие.
— Леарис! — я вздрогнула и, наверное, растерялась.
Потому что когда он поднял меня и закинул на плечо, только испуганно выдохнула.
— Какого демона вы делаете?! Куда меня несете?!
Он промолчал.
Я брыкалась, пытаясь то укусить мужчину, то поцарапать его же. Дура я рыжая! Как могла поверить в то, что обо мне заботятся?! Хам, мужлан и псих, вот он кто! Сельма часто говорила, что я легкомысленная. Вот только она ни разу не добавляла, что я идиотка!
— Пусти меня! — заорала я, когда впереди показалось какое-то здание…
Храм Трех Богов.
Появилось очень нехорошее предчувствие.
— Сволочь! — я забилась еще сильнее. — Пусти! Мать тебе голову оторвет! Никогда не получишь ничего! Не смей ко мне прикасаться! Я принцесса! Пусти!
Его, казалось, не волновало ничто, кроме цели, к которой он двигался неумолимо. Что он сделает со мной в этом храме? Убьет?
— Ну, пожалуйста, — простонала я, когда брыкаться больше не было сил. — Не надо.
Он молчал, и лицо его ничего не выражало.
Мы вошли (вернее, меня внесли) в храм, который изнутри выглядел полной противоположностью внешней заброшенности. Старое, но ухоженное убранство, алтарь, за которым тщательно следили. На алтаре — бумаги какие-то, а рядом — старик в длинной мантии. Жрец.