Росас

— Действительно, батюшка, подполковник вас очень любит!
— Я также.
— Какому счастливому случаю я обязан вашим приятным визитом в столь поздний час? — спросил дон Мигель, спешивший прекратить этот обмен взаимными любезностями, так как его беспокойство достигло крайнего напряжения.
— Вот уж действительно, — отвечал подполковник, садясь на стул, предложенный ему доном Мигелем, — случай привел меня сюда, право, черт меня возьми, если час тому назад я предполагал появиться здесь сегодня вечером.
— Что же произошло?
— Представьте себе, сеньор дон Мигель, в дверях дома дона Фелипе Араны я встретил моего кузена, знаете?
— Дона Кандидо? — живо спросил Мигель.
— Кандидо, да, смешное имя! Но это не важно, все-таки он мой родственник. Он выходил от временного министра и смутился, заметив меня, затем он подбежал ко мне, сердечно обнял меня и проговорил: «Я вынужден от дона Фелипе отправиться в дом американского консула, чтобы передать ему письмо Ресторадора законов, поэтому не будете ли вы добры зайти к дону Мигелю дель Кампо? Это вам по дороге, вы скажите ему, что я не вернусь сегодня ночью». Он говорил, что живет здесь, не так ли?
— Да, да, действительно, — отвечал дон Мигель, сбитый с толку и не понявший ничего в этой веренице слов, — благодарю вас, подполковник.
— Подождите, это еще не все!
— Ага!
— Послушайте. «Кстати, — прибавил вдруг мой кузен Кандидо, — уведомите дона Мигеля, что Санта-Калома и Мариньо получили приказ от доньи Марии-Хосефы осмотреть дачу в Барракасе».
— Дачу в Барракасе! — вскричал Мигель с испугом.
—Да.
— В какое время должен состояться этот визит?
— Сегодня же ночью, как уверяет мой кузен Кандидо. Смешное имя! Но он не знает, в котором часу.
— А! — бледнея, прошептал молодой человек.
— Так как мой кузен произвел на меня впечатление отчаянного труса и просил меня дать ему конвой, — продолжал Китиньо, — то я велел двум своим людям проводить его к консулу, а сам поспешно явился сюда, потому что я обещал известить вас тотчас же, как будет получен приказ.
— Благодарю вас, подполковник!
— Не стоит. Ах, да, еще одно слово: не доверяйте Санта-Каломе и особенно Мариньо — я подозреваю, что они имеют дурные намерения относительно сеньоры в Барракасе.
— Вы думаете?
— Я не утверждаю ничего, но на днях слышал кое-что. Я предупредил вас, этого довольно, а вы подумайте, что вам следует делать. Я исполнил свое поручение, мне остается только пожелать вам спокойной ночи и удалиться.
И он встал со своего места.
— Подождите минутку, подполковник, я поеду с вами! — произнес асиендадо.
— Вы, дон Педро?
— Да, я поеду в Сантос-Луарес.
— В этот час?
— Это в двух шагах. Я хочу узнать, по какому праву донья Мария-Хосефа отдает приказы в Буэнос-Айресе, от имени господина Ресторадора или нет?
— Ах, сеньор дон Педро, вы окажете настоящую услугу делу, — вскричал подполковник, — если добьетесь от его превосходительства, чтобы эта сеньора не совала свой нос в наши дела.
— Вот именно об этом я и постараюсь попросить Ресторадора. Эта дама в Барракасе — моя родственница, мой долг помешать тому, чтобы ей докучали.
— Вы правы, сеньор дон Педро, и клянусь вам, что если вы получите приказ Ресторадора, то я исполню его с великим удовольствием.
— Я рассчитываю на ваше обещание, подполковник!
— Это решено, сеньор дон Педро.
— Будьте добры подождать меня минутку, я прощусь со своим сыном и буду к вашим услугам.
— Хорошо, хорошо, не спешите, у меня есть время!
С этими словами Китиньо вышел.
— Вы видите, батюшка, все потеряно! — с отчаянием вскричал дон Мигель.
— Не совсем еще, мальчик, предоставь мне действовать. Тонильо!
— Mi amo! — сказал входя гаучо.
— Седлай живей лошадь.
— Моего темного бегуна! — прибавил дон Мигель.
— А, твоего пожирателя воздуха! — сказал асиендадо.
— Да, того, которого вы мне прислали в прошлом месяце. Тонильо исчез по знаку своего господина.
— Послушай, — начал дон Педро, — теперь почти половина десятого, через час я надеюсь вернуться и сразу отправиться в Барракас.
— Хорошо.
— Ты будешь там?
— Конечно!
— Не говори ни слова молодым людям о том, что происходит: не беспокоить их заранее, пусть они спокойно наслаждаются тем счастьем, которое у них пока еще есть, но пусть все будет готово для их бегства!
— Вдвоем?
— Если возможно, Бельграно, во всяком случае, должен уехать.
— Он? Хорошо!
— Есть ли у вас там люди?
— Только старый слуга.
— Возьми с собой шестерых моих вакерос, это решительные люди, как я тебе сказал, и пригодятся на всякий случай.
— О, батюшка, вы возвращаете мне жизнь!
— Бодрись, мой мальчик, быть может, нас беспокоили напрасно, и ничего не случится!
— Нет, нет, вы ошибаетесь, батюшка, на дачу непременно нападут.
— Ну, тогда с Богом! Обними меня и расстанемся. Соблюдай молчание и будь благоразумен.
Отец и сын обнялись, затем дон Педро вышел. Почти тотчас же послышался топот копыт лошадей, несшихся во всю прыть.
— Боже мой! — прошептал дон Мигель, оставшись один. — Защити их, защити нас!
Мгновение он оставался в задумчивости, затем быстро поднял голову.
— Тонильо! — вскричал он.
— Mi amo?
— Ты выбрал шестерых вакерос моего отца?
— Mi amo, они там под навесом, сеньор дон Педро предоставил их в ваше распоряжение.
— Хорошо, садитесь все на лошадей и мчитесь во весь дух в Барракас, вместе с Хосе спрячьте лошадей так, чтобы ни дон Луис, ни моя кузина и не подозревали об их присутствии, понимаешь?
— Да, сеньор, это не трудно.
— Жди меня недалеко от дома. Вооружитесь все хорошенько.
— Будет сражение, сеньор? — радостно спросил молодой Тонильо.
— Может быть. Моя лошадь?
— Готова.
— Тогда отправимся каждый в свою сторону.
Дон Мигель сел на лошадь и поехал галопом по дороге к месту, где ждал его мистер Дуглас.
Через несколько минут Тонильо также покинул дом и направился в Барракас в сопровождении шести вакерос, вооруженных с головы до ног.
 
ГЛАВА XXVI. Где описывается развязка дела
Вернувшись в гостиную, дон Луис сел подле доньи Эрмосы и, обняв ее за талию, поцеловал в лоб. Молодая женщина краснея улыбнулась, но вдруг нервная дрожь охватила ее, кровь отхлынула от лица — она встала, с поникшей головой сделала несколько шагов вперед и тихо опустилась на колени перед распятием, скрестила свои руки и стала безмолвно молиться. Дон Луис, испуганный внезапной бледностью молодой женщины, бросился к ней, поднял ее и заставил сесть возле себя.
— Боже мой! — вскричал он с беспокойством. — Что с тобой, Эрмоса?
— Ничего, ничего, Луис, пустяки, все прошло… Я столько страдала… это суеверие… нервы… почем я знаю?.. это прошло…
— Нет, Эрмоса, есть что-то, чего я не знаю, но что я хочу знать, так как страдаю в эту минуту больше тебя.
— Успокойся, Луис, это бой часов, вот и все.
— Но…
— Не спрашивай меня, не гадай, я знаю все, что ты мне скажешь, но не могу успокоиться, это сильнее меня. Весь вечер я испытывала такое же страдание при бое часов.
— Это все?
— Клянусь тебе. Дон Луис вздохнул.
— Дорогая Эрмоса, — произнес он, — когда я почувствовал, что ты дрожишь в моих руках, когда увидел, что ты бежишь от меня к этому распятию, страшная мысль мелькнула у меня: я подумал, что ты испытала чувство отвращения, что твоя душа протестует против тех уз, которыми нас только что соединили навеки.
— Луис! Ты мог подумать это? Боже мой!
— Прости, дорогая Эрмоса, прости! Но если бы ты знала, как я тебя люблю! — проговорил молодой человек, с мольбой протягивая руки. — Прости!
— Увы! Я только теперь люблю впервые, я счастлива всего лишь час.
— Эрмоса!
— Я забываю обо всем, я сильная, когда я рядом с тобой, ты защитишь меня от самой себя.