Полное собрание стихотворений в одном томе

  
Гроб Анакреона
 
 
 
Всё в таинственном молчаньи,
 
Холм оделся темнотой,
 
Ходит в облачном сияньи
 
Полумесяц молодой.
 
Темных миртов занавеса
 
Наклонилася к водам;
 
В их сени, у входа леса,
 
Чью гробницу вижу там?
 
Розы юные алеют
 
Камня древнего кругом,
 
И Зефиры их не смеют
 
Свеять трепетным крылом.
 
Вижу: лира над могилой
 
Дремлет в сладкой тишине,
 
Лишь порою звон унылый,
 
Будто лени голос милый,
 
В мертвой слышится струне.
 
Вижу: горлица на лире,
 
В розах кубок и венец…
 
Други, други! в вечном мире
 
Здесь Теосской спит мудрец.
 
Посмотрите: на гробнице
 
Сын отрад изображен.
 
Здесь на ветреной цевнице
 
Резвый наш Анакреон,
 
Красотой очарованный,
 
Нежно гимны ей поет,
 
Виноградом увенчанный,
 
В чашу сок его лиет.
 
Здесь он в зеркало глядится,
 
Говоря: "Я сед и стар;
 
Жизнью дайте ж насладиться —
 
Жизнь, увы! не вечный дар!.."
 
Здесь, на лиру кинув длани
 
И нахмуря важно бровь,
 
Хочет петь он бога брани,
 
Но поет одну любовь. —
 
Здесь готовится природе
 
Тяжкой долг он заплатить;
 
Старый пляшет в хороводе,
 
Жажду просит утолить:
 
Вкруг философа седого
 
Девы пляшут и поют;
 
Он у времени скупого
 
Крадет несколько минут.
 
Вот и музы, и хариты
 
В гроб любимца увели,
 
Плющем, розами повиты,
 
Игры, смехи вслед ушли;
 
Он исчез, как наслажденье,
 
Как невнятный вздох любви.
 
Смертный! век твой – сновиденье:
 
Счастье резвое лови,
 
Наслаждайся! наслаждайся!
 
Чаще кубок наливай,
 
Страстью нежной утомляйся,
 
А за чашей отдыхай.
 
 
  
Послание к Юдину
 
 
 
Ты хочешь, милый друг, узнать
 
Мои мечты, желанья, цели
 
И тихой глас простой свирели
 
С улыбкой дружества внимать.
 
Но можно ль резвости поэту,
 
Невольнику мечты младой,
 
В картине быстрой и живой
 
Изобразить в порядке свету
 
Всё то, что в юности златой
 
Воображение мне кажет?
 
 
 
Теперь, когда в покое лень,
 
Укрыв меня в пустынну сень,
 
Своею цепью чувства вяжет,
 
И век мой тих, как ясный день,
 
Пустого неги украшенья
 
Не видя в хижине моей,
 
Смотрю с улыбкой сожаленья
 
На пышность бедных богачей
 
И, счастливый самим собою,
 
Не жажду горы серебра,
 
Не знаю завтра, ни вчера,
 
Доволен скромною Судьбою
 
И думаю: "К чему певцам
 
Алмазы, яхонты, топазы,
 
Порфирные пустые вазы,
 
Драгие куклы по углам?
 
К чему им сукны Альбиона
 
И пышные чехлы Лиона
 
На модных креслах и столах,
 
И ложе шалевое в спальней?
 
Не лучше ли в деревне дальней,
 
Или в смиренном городке,
 
Вдали столиц, забот и грома,
 
Укрыться в мирном уголке,
 
С которым роскошь незнакома,
 
Где можно в праздник отдохнуть!"
 
О, если бы когда-нибудь
 
Сбылись поэта сновиденья!
 
Ужель отрад уединенья
 
Ему вкушать не суждено?
 
Мне видится мое селенье,
 
Мое Захарово; оно
 
С заборами в реке волнистой
 
С мостом и рощею тенистой
 
Зерцалом вод отражено.
 
На холме домик мой: с балкона
 
Могу сойти в веселый сад,
 
Где вместе Флора и Помона
 
Цветы с плодами мне дарят,
 
Где старых кленов темный ряд
 
Возносится до небосклона,
 
И глухо тополы шумят —
 
Туда зарею поспешаю
 
С смиренным заступом в руках,
 
В лугах тропинку извиваю,
 
Тюльпан и розу поливаю —
 
И счастлив в утренних трудах:
 
Вот здесь под дубом наклоненным,
 
С Горацием и Лафонтеном
 
В приятных погружен мечтах.
 
Вблизи ручей шумит и скачет,
 
И мчится в влажных берегах,
 
И светлый ток с досадой прячет
 
В соседних рощах и лугах. —
 
Но вот уж полдень. – В светлой зале
 
Весельем круглый стол накрыт;
 
Хлеб-соль на чистом покрывале,
 
Дымятся щи, вино в бокале,
 
И щука в скатерьти лежит.
 
Соседи шумною толпою
 
Взошли, прервали тишину,
 
Садятся; чаш внимаем звону:
 
Все хвалят Вакха и Помону
 
И с ними красную весну…
 
 
 
Вот кабинет уединенный,
 
Где я, Москвою утомленный,
 
Вдали обманчивых красот,
 
Вдали нахмуренных забот
 
И той волшебницы лукавой,
 
Которая весь мир вертит,
 
В трубу немолчную гремит,
 
И – помнится – зовется Славой —
 
Живу с природной простотой,
 
С философической забавой
 
И с музой резвой и младой…
 
Вот мой камин – под вечер темный,
 
Осенней бурною порой,
 
Люблю под сению укромной
 
Пред ним задумчиво мечтать,
 
"Вольтера, Виланда читать,
 
Или в минуту вдохновенья
 
Небрежно стансы намарать
 
И жечь потом свои творенья…
 
Вот здесь… но быстро привиденья,
 
Родясь в волшебном фонаре,
 
На белом полотне мелькают;
 
Мечты находят, исчезают,
 
Как тень на утренней заре. —
 
Меж тем, как в келье молчаливой
 
Во плен отдался я мечтам,
 
Рукой беспечной и ленивой
 
Разбросив рифмы здесь и там,
 
Я слышу топот, слышу ржанье. —
 
Блеснув узорным чепраком,
 
В блестящем ментии сияньи
 
Гусар промчался под окном…
 
И где вы, мирные картины
 
Прелестной сельской простоты?
 
Среди воинственной долины
 
Ношусь на крыльях я мечты,
 
Огни во стане догорают;
 
Меж них, окутанный плащом,
 
С седым, усатым казаком
 
Лежу – вдали штыки сверкают,
 
Лихие ржут, бразды кусают,
 
Да изредка грохочет гром,
 
Летя с высокого раската…
 
Трепещет бранью грудь моя,
 
При блеске бранного булата,
 
Огнем пылает взор, – и я
 
Лечу на гибель супостата. —
 
Мой конь в ряды врагов орлом
 
Несется с грозным седоком —
 
С размаха сыплются удары.
 
О вы, отеческие Лары,
 
Спасите юношу в боях!
 
Там свищет саблей он зубчатой,
 
Там кивер зыблется пернатый;
 
С черкесской буркой на плечах,
 
И молча преклонясь ко гриве,
 
Он мчит стрелой по скользкой ниве,
 
С цыгаррой дымною в зубах…
 
 
 
Но лаврами побед увиты,
 
Бойцы из чаши мира пьют.
 
Военной славою забытый,
 
Спешу в смиренный свой приют;
 
Нашед на поле битв и чести
 
Одни болезни, костыли,
 
На век оставил саблю мести…
 
Уж вижу в сумрачной дали
 
Мой тесный домик, рощи темны,
 
Калитку, садик, ближний пруд,
 
И снова я, философ скромный,
 
Укрылся в милый мне приют
 
И, мир забыв и им забвенный,
 
Покой души вкушаю вновь…
 
 
 
Скажи, о сердцу друг бесценный,
 
Мечта ль и дружба и любовь?
 
Доселе в резвости беспечной
 
Брели по розам дни мои;
 
В невинной ясности сердечной
 
Не знал мучений я любви,
 
Но быстро день за днем умчался
 
Где ж детства ранние следы?
 
Прелестный возраст миновался
 
Увяли первые цветы!
 
Уж сердце в радости не бьется
 
При милом виде мотылька,
 
Что в воздухе кружит и вьется
 
С дыханьем тихим ветерка,
 
И в беспокойстве непонятном
 
Пылаю, тлею, кровь горит,
 
И всё языком, сердцу внятным,
 
О нежной страсти говорит…
 
Подруга возраста златого,
 
Подруга красных детских лет,
 
Тебя ли вижу, взоров свет,
 
Друг сердца, милая <Сушкова>?
 
Везде со мною образ твой,
 
Везде со мною призрак милый:
 
Во тьме полуночи унылой,
 
В часы денницы золотой.
 
То на конце аллеи темной
 
Вечерней, тихою порой,
 
Одну, в задумчивости томной,
 
Тебя я вижу пред собой,
 
Твой шалью стан не покровенный,
 
Твой взор, на груди потупленный,
 
В щеках любви стыдливый цвет.
 
Всё тихо; брежжет лунный свет;
 
Нахмурясь топол шевелится,
 
Уж сумрак тусклой пеленой
 
На холмы дальние ложится,
 
И завес рощицы струится
 
Над тихо-спящею волной,
 
Осеребренною луной.
 
Одна ты в рощице со мною,
 
На костыли мои склонясь,
 
Стоишь под ивою густою,
 
И ветер сумраков, резвясь,
 
На снежну грудь прохладой дует,
 
Играет локоном власов
 
И ногу стройную рисует
 
Сквозь белоснежный твой покров…
 
То часом полночи глубоким,
 
Пред теремом твоим высоким,
 
Угрюмой зимнею порой,
 
Я жду красавицу драгую —
 
Готовы сани; мрак густой;
 
Всё спит, один лишь я тоскую,
 
Зову часов ленивый бой…
 
И шорох чудится глухой,
 
И вот уж шопот слышу сладкой, —
 
С крыльца прелестная сошла,
 
Чуть-чуть дыша; идет украдкой,
 
И дева друга обняла.
 
Помчались кони, вдаль пустились,
 
По ветру гривы распустились,
 
Несутся в снежной глубине,
 
Прижалась робко ты ко мне,
 
Чуть-чуть дыша; мы обомлели,
 
В восторгах чувства онемели…
 
Но что! мечтанья отлетели!
 
Увы! я счастлив был во сне…
 
 
 
В отрадной музам тишине
 
Простыми звуками свирели,
 
Мой друг, я для тебя воспел
 
Мечту, младых певцов удел.
 
Питомец Муз и вдохновенья,
 
Стремясь Фантазии вослед,
 
Находит в сердце наслажденья
 
И на пути грозящих бед.
 
Минуты счастья золотые
 
Пускай мне Клофо не совьет;
 
В мечтах все радости земные!
 
Судьбы всемощнее поэт.