Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)

Так сказал Байсары, но никто в ответ ни слова не произнес. Встал тогда Яртыбай-полубай и такое слово сказал:
 
 
— Ты моим словам внемли, Байсарыбай:
 
Сам ты нас привел в проклятый этот край,
 
Значит, за свою ошибку пострадай,—
 
Калмыкам покорно дочь свою отдай!
 
Ты мои слова за шутку не считай.
 
Если нам батырам этим удружить,
 
Если породниться с нами разрешить,
 
Станем мы у них вполне привольно жить.
 
Смеем ли себя спасения лишить?
 
Если породниться с ними поспешим,
 
То не только мы расправы избежим, —
 
Станешь человеком ты у них большим.
 
Разве мы твоей судьбой не дорожим?
 
Ты отдашь им дочь свою, Барчин-аим,
 
И своих детей мы с ними породним;
 
Будут ездить к нам, мы будем ездить к ним.
 
Э, Байсарыбай, поверь словам моим —
 
Мы тогда вполне привольно заживем!
 
Вот какой совет мы все тебе даем.
 
Чтобы горько нам не каяться потом,
 
Зятем ты возьми того батыра в дом.
 
Словом ты моим напрасно огорчен;
 
Мы у них в стране, — какой на них закон!
 
Видишь сам, что каждый их батыр — дракон.
 
Если тот батыр прискадет, раздражен,
 
Неужель тебе глаза не вырвет он?
 
Кто и чем тебе сумеет здесь помочь?
 
Калмыку отдай без размышленья дочь!..
 
 
Эти слова от Яртыбая услыхав, очень расстроился Байсары — и такое слово сказал:
 
 
— В жалком бренном теле как душа скорбит!
 
На чужбине я изведал гнет и стыд.
 
Дочери моей забуду ль скорбный вид?
 
Э, плохой совет мне, Яртыбай, даешь!
 
Дочь моя — тебе ль не младшая сестра?
 
Кости ты мои швырнул в огонь костра,
 
Злей, чем калмыки, ты в душу мне плюешь…
 
Я в Конграте был первейший меж старшин, —
 
Небосвод моих не пощадил седин —
 
На позор обрек он дочь мою, Барчин.
 
Сердце вниз упало на сорок аршин!
 
Слишком беспощаден ты, коварный рок!
 
Лучше в дни такие умереть не в срок!..
 
Так бы им сказать, но я не равен здесь,
 
Так бы поступить, но я бесправен здесь.
 
Помощи не вижу от своей родни.
 
Лучше бы не в срок я умер в эти дни!
 
Утром за ответом явятся они, —
 
Выбраться мне как из этой западни?
 
Дочь отдать нельзя, и отказать нельзя…
 
Не дают ответа родичи-друзья!
 
 
Желая узнать, какой совет дадут родичи ее отцу, Барчин подошла послушать. Услыхав, что Яртыбай сказал, видя, что и другие все, на сходе сидящие, согласны с ним, Ай-Барчин, отца своего пожалев, сказала такое слово:
 
 
— Голову терять не надо, бай-отец!
 
Ведь за всех ответил Яртыбай-мудрец!
 
Родичей своих узнал ты, наконец!
 
Ты их слов не слушай, даром слез не лей,
 
Ты себя, мой бедный дервиш, пожалей.
 
Сами пусть берут в зятья богатырей,
 
Собственных своих отдав им дочерей!
 
Горько так не плачь, отец любимый мой;
 
Знай, что я одна всех родичей храбрей!
 
Ты себе ступай, мой бай-отец, домой, —
 
Калмыкам ответить мне позволь самой,
 
За меня не бойся — я их не страшусь,
 
Слабой перед ними я не окажусь.
 
Праздничный наряд надену, причешусь…
 
Я поговорить с батырами гожусь!
 
Будет мой ответ на их слова толков.
 
Робким зайцем я не буду меж волков, —
 
Проучу, как надо, дерзких калмыков!
 
Ты не огорчайся, бай-отец, будь тверд,—
 
Мной останешься доволен ты и горд…
 
От кого совета, бай-отец, ты ждешь?
 
Их ответ сердечный разве не хорош!
 
У таких вазиров, что ты почерпнешь?
 
Э, не плачь, отец, как бедный дервиш, ты, —
 
Знаю — за меня страданья терпишь ты!
 
Не горюй — ступай, мой бай-отец, домой,
 
Дома ты лицо свое от слез умой.
 
Дело разрешить мне предоставь самой!
 
Разве я отца родного не люблю?
 
Старости твоей, поверь, не оскорблю,—
 
Как мне жить прикажешь — так и поступлю
 
Хватит у меня и силы и ума,
 
Чтоб ответ батырам я дала сама!..
 
 
Услыхав эти слова от Барчин, десятитысячеюртный народ конгратский отстранился от нее: «Э, она, оказывается, тоже своевольна, чтоб ей молодой умереть! Слабый с сильным не связывается! Наговорит она батырам вздора всякого, из-за ее злосчастного нрава будет нам всем беда великая, — растопчут они нас! Если сама хочет им ответ давать, не боясь их гнева, пусть отъедет от нас, пусть говорит с ними в безлюдном месте!» — Так сказали конгратцы.
Сняв юрту Барчин со становища десятитысячеюртного народа конгратского, люди ее отнесли — и поставили на вершине уединенного холма.
На этом холме со своими девушками стала жить Барчин, в стороне от всего племени…
С восходом солнца поднялись девяносто батыров калмыцких, вышли из девяноста пещер Хагатанских гор — сели на коней и к полднику прибыли к юрте Байсары.
— Ну-ка, приезжий бай, как ты там решаешь? Одному из нас отдаешь дочь или всем сообща? Если одному отдать решил, то — кому?
Байсары говорит:
— Посовещались мы, подумали — года пересчитали. Вышел год нашей дочери годом мыши. [13] Ей четырнадцать лет. По нашему узбекскому закону так ведется: если достигла девушка четырнадцати лет, — зрелости своей рубежа, — сама она себе госпожой становится. Ее воля — в ее руке. Нашего совета не уважив, отделилась от нас наша дочь, юрту свою поставила на вершине того холма. Поезжайте к ней, пускай сама вам отвечает. Сама вам скажет — нам руки развяжет.
Во весь опор поскакали калмыки к тому холму.
 
 
На дыбы взвивая коней,
 
В путь они пускаются к ней.
 
Каждый мнит, что всех он сильней,
 
Всех красивее, всех стройней.
 
Каждого из прочих умней,
 
Что его, мол, дело — верней!
 
Пляшут кони, крупом вертя.
 
Скачут женихи-калмыки,
 
Скачут они, шутки шутя,
 
Ус калмыцкий лихо крутя.
 
«Спесь мы ей собьем!» — говоря,—
 
«Мы ее возьмем!» — говоря,
 
Сто без десяти калмыков
 
Едут, об одном говоря:
 
«Раз она согласье дает,
 
Пусть уже сама изберет,
 
Кто из нас в мужья подойдет.
 
Если же не сможет решить,—
 
Будем сообща с нею жить!..»
 
Всем им дорога Ай-Барчин:
 
Зубы — жемчуга у Барчин,
 
Юная сайга Ай-Барчин,
 
Полумесяц — серьга у Барчин,—
 
Ликом полнолунья нежней,
 
Станом — кипариса стройней,
 
А глаза — газельи у ней!..
 
На холме веселье у ней:
 
С нею для забав и услуг
 
Сорок неразлучных подруг —
 
Дружен их девический круг,
 
Сладок их привольный досуг.
 
Розами цветут на холме,
 
Соловьями поют на холме
 
При своей Барчин-госпоже.
 
Рядом с Ай-Барчин Ай-Суксур…
 
Так они сидят-говорят,—
 
На дорогу падает взгляд,—
 
По дороге кони пылят.
 
Калмыки к нам едут, ой-бой!
 
Девушки растеряны все,
 
Ай-Барчин — нема и слепа.
 
Подъезжает батыров толпа,—
 
В девушке уверены все,
 
Свататься намерены все.
 
«Вот как смущена!» — говорят,—
 
«Значит, рада она!» — говорят,—
 
«Выбор остановит на ком?» —
 
Каждый от нее без ума,
 
Каждый из батыров тайком
 
Видит себя в счастьи таком.
 
Пусть она решает сама!
 
А Барчин, слепа и нема,
 
Перед юртою сидя, молчит,
 
Словно их не видя, молчит…
 
Калмыки надеются: «Хоп!»
 
Скажет, разумеется, «хоп!»
 
Выберет кого-то из нас,—
 
Подождем — узнаем сейчас.
 
Щуря молодечески глаз,
 
Статью богатырской хвалясь,
 
Сто без десяти калмыков,
 
Сто без десяти женихов,
 
Ездят перед ней напоказ,
 
Ездя, скалят зубы они…
 
Что красавице их удальство,
 
Их насильственное сватовство,—
 
Все равно ей не любы они:
 
Неотесаны, грубы они!
 
Попусту шатаются тут,
 
От нее решения ждут —
 
Сердца Барчин-ай не поймут,
 
Бедного сердечка Барчин!
 
А она, тут сидя, молчит,
 
Словно их не видя — молчит,
 
Гордая узбечка Барчин…