Повести и рассказы

Подняли - опустили... Подняли - опустили... Острые крючки царапали спокойную воду. 
Крючки выходили из воды пустыми. Кальмаров не было. 
И вдруг на одной из лесок что-то затрещало, забилось. Облепив щупальцами подвеску, повиснув на крючках, в воздухе вертелся кальмар. Он бил хвостом, брызгался. 
Его подтянули. Кальмар перевалился через катушку, сорвался с крючков и шлёпнулся в жестяной приёмный жёлоб. По жёлобу он скатился на палубу. 
Я наклонился над ним. 
- Осторожно! 
Кальмар выпустил мне в лицо чёрную струю жидкости. 
- Немедленно промойте глаза! 
Глаза щипало и жгло. Я сбегал к умывальнику. Вернулся. 
Слезящимися глазами я смотрел на то, что происходит на судне. 
Из глубины всплывали на свет кальмары. Они прятались в тени под днищем судна, набрасывались на пёстрые подвески, попадались на крючки, вместе с движущимися лесками поднимались в роздух. 
Слышался стук хвостов, шлёпанье, плеск. 
Кальмары один за другим летели на палубу. 
- Давай, давай! 
Люди без отдыха крутили катушки. Если рыбак уставал, его сменял моторист или повар. 
- А вы что стоите? - крикнул мне капитан. - Вон свободная! 
Я стал у катушки. Первый кальмар шлёпнулся к моим ногам. 
- Давай! Давай! 
Ловила вся команда. 
К утру кальмарьи стаи ушли. 
Подвески поднимались пустые. 
Скользкая, залитая водой и чернильной жидкостью палуба была завалена телами кальмаров. 
Их стали укладывать рядами в ящики... 
- Вот вам и ночной лов! - сказал капитан. - Когда ловит флотилия, всё море залито светом. Целый город качается на воде. Такая красота! 
ПОСЛЕ ЛОВА 
Судно, на котором пошли Букин и Лиза, задержалось. Я ждал их на причале целый час. 
Наконец их сейнер вышел из-за мыса и начал подходить, увеличиваясь в размерах, описывая по бухте дугу. Между его мачтами устало покачивались голубые лампы. 
Судно привалилось к причалу и замерло. Замолк дизель. Около мачты стояли Лиза и Букин. Оба в плащах с поднятыми воротниками. Я прыгнул к ним на судно. 
- Ну как? - спросил Букин. 
- Отлично! 
На палубе, в низких открытых ящиках, лежали кальмары. Они лежали рядами, как бутылки. Каждый был похож на трубку, в которую залезло глазастое десятирукое существо. К концу трубки прикреплён треугольный плавник. 
- Смотрите, что у нас! - сказала Лиза. 
Около мачты стоял их аквариум. В нём копошились два живых кальмара. 
Им было тесно, они то и дело упирались щупальцами в стекло и поднимали крышку. 
- Кыш! - сказала кальмарам Лиза. 
- Знаете, - сказал я, - ведь ночью-то я ничего зарисовать не успел. Сейчас нарисую! 
И присел около кальмаров. 
Букин стоял надо мной. 
- Мне кажется, - печально сказал он, - я напрасно связался с трепангами. Ну что такое трепанги? Черви. Вот кальмары - это да. За ними будущее. Сейчас в океане истребили кашалотов - расплодились кальмары. Это очень интересная тема. Надо менять профиль работы. 
Лиза мрачно посмотрела на мужа. 
СТАРИК 
Я зарисовал кальмаров, проводил Лизу с Букиным на катер. 
Они ушли во Владивосток. 
На причале я увидел Ивана Андреевича. 
Домой мы шли вместе. 
- Иван Андреевич, - спросил я, - зачем вы всё время ходите на причал? 
Он не ответил, остановился, вытащил из грудного кармана записную книжечку. В книжечке лежала сложенная вчетверо вырезка из газеты. 
ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ 
Йошкар-Ола (ТАСС). В семью учителей Соколовых пришла 
радость. Во время войны из Ленинграда был эвакуирован вместе с 
детским садом и пропал без вести их четырёхлетний сын Гриша. 
Отец и мать тоже были разлучены и встретились только после 
войны в Йошкар-Оле. Здесь они остались работать. Сейчас оба 
учителя на пенсии. Неделю назад стол розыска сообщил, что их 
сын, Григорий Акимович Соколов, жив и работает в Кемерове. 
Вчера на перроне городского вокзала произошла трогательная 
встреча. Григорий Акимович вместе с женой и сыном приехал 
навестить родителей. 
- Приехал навестить, - сказал одними губами старик. - Вместе с женой и сыном. Их сын Григорий Акимович. 
Видно, он знал заметку наизусть. 
Я отдал ему аккуратно вырезанный клочок пожелтевшей бумаги. На сгибе бумага была подклеена. 
Мы молча пошли к дому. Над дорогой в кустах, где строили новую школу, кто-то упорно бил молотком в рельс: день... день... 
ГОЛУБОЙ ОСКОЛОК 
Всё было сделано, всё зарисовано. Я прощался с островом. 
Я бродил по берегу. 
Среди белой и розовой, обкатанной морем гальки чернели пятна золы от костров. По воскресеньям в солнечные дни здесь гуляют семьями. 
Подошвы вязли в пластах прелой зелени. Пузырчатые коричневые листья морской капусты щёлкали под каблуком. 
Весь берег был усеян обломками раковин. Море выбрасывало их годами. Ломкие, побелевшие от солнца, они лежали грудами. 
Один обломок раковины я поднял. 
Он был не такой, как остальные. На вогнутой его поверхности сидела перламутровая шишечка. 
Странное дело! 
Бывает, что внутрь раковины попадает песчинка. У моллюска, живущего в известковом домике, нежное и мягкое тело. У него нет рук. Он не может избавиться от песчинки. Резкая боль заставляет его обволакивать песчинку корочкой перламутра. Один слой, второй. Получается блестящая молочная бусина - жемчуг. 
Чтобы достать жемчуг, искусные пловцы ныряют на дно. Они отдирают от камней крупные иззубренные раковины, складывают их в мешочки у пояса. 
Это очень тяжёлый труд. 
А тут прямо под ногами, рядом с золою костров... 
Я присмотрелся к осколку. Ещё недавно он был половинкой раковины, по краям - свежий излом, на выпуклой поверхности - мазутный след каблука. Кто-то наступил башмаком - крак! - и прошёл мимо. 
Нарост в одном месте имел дырочку. Сквозь неё виднелось что-то тёмное и блестящее. 
Что, если разбить? Может, из него выкатится тёмно-голубая жемчужина? А может, всего-навсего серый камешек? 
Я сунул осколок в карман и пошёл дальше. Я знал, что никогда не разобью раковину. Она будет лежать у меня дома вместе со всякими редкостями. Будут приходить гости и, взяв в руки, рассматривать её и спорить. 
А там внутри будет ТАЙНА. 
ЮЛИ-ЮЛИ! 
Я уезжал рано утром. Стараясь не шуметь и не будить стариков, я собрал чемодан, вышел из дома.