Чемпион

Жанар решительная: она выпрыгивает из окна, садит­ся верхом на вторую лошадь, — и под покровом ночи мы трогаемся в путь.
Если потом кто скажет, что Кожа украл лошадей, то я отвечу «Лошади — колхозные, а мы — дети колхоза». И это будет вполне справедливо.
Так я размышлял по дороге.
Впереди на фоне смутных просветов реки показались темные фигуры лошадей. Они звякали путами, всхрапывали и шумно жевали траву.
Я подошел к крайней. Это оказалась гнедая кобыла старика Алшабая. Рядом терся её пегий жеребенок. «Не­приличен гость с собакой», — вспомнил я казахскую пос­ловицу. К чему мне такая лошадь, за которой плетется жеребенок?.. К тому же на ее передних ногах — тяжелые железные путы. Алшабай такой скупой старик, что готов спутать и жеребенка.
«Табун большой, — подумал я, — можно выбрать и лучшего коня». И я пошел к лошади, что паслась справа у берега.
Сама удача толкнула меня в эту сторону. Я узнал рыжего иноходца председателя колхоза. Еще раньше я не раз мечтал о том, как бы покататься на этом красав­це; теперь настало время осуществить это желание.
Прежде чем взнуздать рыжего, я постоял и послушал. На небе — звезды, на земле — лошади. Людей близко не было. И я смело подошел к рыжему красавцу. Он был стреножен. Раньше я слыхал, что председательский конь неспокоен. Сейчас я в этом убедился. Когда я прибли­зился к нему, он навострил уши и недовольно фыркнул. Его большие гордые глаза блеснули в темноте.
— Тр — рр — р, стоять!.. Тр — р — р!.. — сказал я баском и протянул руку, чтобы погладить его крутую шею. Но его вряд ли этим проведешь. Конь поджал уши и стал поворачиваться ко мне задом.
— А ну, перестань, — крикнул я, — что за глупости!.. Стоять!.. Спокойно...
Я старался походить на коневода Сатыбая, но на­прасно. Рыжий не повиновался. Он уже занял оборони­тельную позицию — повернулся задом и ждал.
«Ну погоди же, взнуздаю я тебя», — рассердился я, решив во что бы то ни стало ехать на джайляу именно на рыжем. Мне бы только за гриву уцепиться, а там я уже с ним разговаривать не буду.
И я начал осторожно обходить рыжего и вдруг сделал резкий прыжок, ухватился ему за гриву.
Конь испугался и, фыркнув, понес меня во весь опор. Он волочил меня, как щепку, зацепившуюся за его гри­ву. Мои ноги еле доставали до земли, но я все же не выпускал его.
Я ругал этого иноходца почем зря. Бывают же такие противные животные! Нет того, чтобы остановиться и дать мне отдохнуть. Он таскал меня долго. Пальцы мои уже окостенели. Наконец, проехав этак еще круг, я бессильно выпустил из рук гриву и отлетел в сторону. По всем признакам, председательский иноходец — коварный конь. Когда я упал на землю, он повернулся задом и ударил меня копытами. Я скорчился от страшной боли и завизжал, как щенок, наступивший на тлеющий огонь. Мое счастье, что лошадиные копыта пришлись мне по бедру, а не по голове.
— Эй, кто тут? Кто это? — вдруг раздался голос возле меня.
По голосу я узнал Султана, сына коневода. Он давно уже бросил школу и целыми днями занимался, чем хо­тел. Султан был старше меня на три года. Он наклонил­ся надо мной и чиркнул спичку.
— Это ты, Черный Кожа? Что случилось?
— Лошадь ударила.
— Какая?
— Вон та...
— По какому месту ударила? Перелома кости нет?
— Да вроде нет, — ответил я, пробуя вытянуть ногу, но тут же вскрикнул от боли.
— Дай посмотрю, — сказал Султан тоном лекаря и, положив на землю узды, что были у него в руках, ухва­тился за мою ногу.
— Ой-ой... Тише!.. — простонал я.
— Эх, ты, трусливая душа, — упрекнул меня Султан, дергая ногу еще сильнее. — Не умрешь... Не только пере­лома, даже царапины нигде нет. Сразу, как придешь до­мой, приложи влажный зеленый лист — все пройдет. Как же тебя так угораздило? Разве ты не знаешь повадки этого рыжего?
— Я проходил мимо, а он в это время ударил, — со­врал я.
— Растяпа, — пренебрежительно бросил Султан.
Я не нашелся, что ответить и, сделав вид, что занят ногой, еще больше начал стонать и охать.
— Встань, — приказал Султан, — не изображай из се­бя калеку.
Он взял меня за плечи и твердо поставил на ноги.
— А ну попробуй наступить на ногу. Еще раз! Не умрешь! Пошли. Да ты иди как следует! А это что у тебя за узды?
— Узды... — я не знал, что сказать. — Ой-ой, нога! Разреши, я за тебя буду держаться. Теперь как будто лучше... Когда ты приехал с джайляу?
— Три дня назад, — сказал Султан, шагая со мной рядом, — я объездил всю сторону Сарыжаса. Послезав­тра снова собираюсь туда.
— Туда? — обрадовался я. — Я как раз тоже соби­раюсь.
— Едем вместе, — предложил он мне.
— А как с лошадью?
— Лошадь найдется, — уверенно заявил Султан и звяк­нул уздами, — у тебя седло есть?
— Есть.
— Тогда все в порядке. Завтра утром подготовься и жди меня.
— Ладно.
Султан проводил меня до нашего порога и, взглянув на звезды, сказал:
— Что ты сейчас будешь делать?
— Спать.
— А я хотел пригласить тебя в одно место!
— В какое?
Султан почесал затылок, лихо сплюнул через зубы, потом сказал:
— Да уж ладно... Иди спать. Возьмешь тебя, кале­ку, — беды не оберешься. До свидания. Так ты жди меня.
— Хорошо
Мы расстались.
 * * * 
После его ухода я решил навесить Жанар.
Их дом стоит в конце улицы. Отец Жанар работает бригадиром и сейчас находится в поле, мать уехала на курорт. Дома Жанар и бабушка, которая почему-то не любит меня.
Я не боюсь бабушки. Меня немного смущает их чер­ный кобель. Это такой злой и огромный пес, что, пры­гая, достает до груди человека, сидящего на коне.
Когда наступили сумерки, я отправился к знакомому дому. Дойдя до низкого дощатого забора, я посмотрел в щель: черный кобель был привязан. Но он так яростно на кого-то лаял, что по спине у меня забегали му­рашки.
Я стоял и ждал, посматривая на щель. Если Жанар долго не появится, можно будет свистнуть. Я свищу луч­ше всех в ауле. Мне кажется, что своим свистом я мог бы остановить косяк бегущих лошадей.
Скоро на крылечко выбежала Жанар, чтобы узнать, на кого так громко лает собака.
— Актос, ложись!.. Марш на место!.. — прикрикнула она на нее.
С противоположной стороны двора послышался жен­ский голос:
— Жанар, бабушка дома?
— Она на птицеферме. Скоро придет...
Бабушки нет — это хорошо. Будь, что будет, но я ре­шился поговорить с Жанар.
— Жанар! — крикнул я, когда она повернулась, что­бы идти в дом.
Голос мой прозвучал некстати, словно с перепугу. Над крылечком ярко горела электрическая лампочка, и я видел, как удивленно приподнялись брови Жанар, Она не понимала, кто ее зовет, и оглядывалась по сторонам.
— Добрый вечер, Жанар! — снова сказал я. Удив­ление на ее лице сменилось улыбкой: она узнала меня.
— Добрый вечер, Кожа! Что ты тут делаешь?
— Пришел к тебе, — объяснил я и тут же выпалил, — завтра еду на джайляу...
Она подошла ко мне ближе. Мы стояли, разделен­ные тонким забором, держась руками за его край.
— Поедешь к матери? — спросила она.
— Прогуляюсь... А ты как думаешь провести кани­кулы?
— Апай Майканова обещала выдать мне направле­ние в лагерь во вторую очередь.
Помолчали. Я не знал, о чем говорить дальше. Мо­жет быть, рассказать о том, как я ходил по ее следам? Нет, не буду, пожалуй. Чего доброго — засмеет.
— Кожа, — первой заговорила Жанар, — бабушки нет дома. Идем к нам, поиграем в шашки...
Нет, с такой девочкой решительно стоит дружить. Я вихрем взлетел на забор, спрыгнул на землю и оказал­ся во дворе, рядом с Жанар.
В это время черный кобель, гремя цепью, с громким лаем бросился в нашу сторону.
— Актос! — крикнула Жанар, схватила меня за руку и мы, что есть духу, понеслись к крыльцу. Плечом к пле­чу влетели в комнату. Нам было весело, и мы хохотали.