Дзен в искусстве написания книг

  
Троя
 
 
 
Я верил в Трою, а мне говорили: что ты!
 
Умер слепой Гомер, мир изменился, друг.
 
Пустые стоят в ночи мифические соты.
 
Пчелы поэзии древней больше в них не живут.
 
Но Троя была нужна, как нужен бывает воздух,
 
земная моя душа хотела ее найти.
 
Родители предупреждали, что это, увы, непросто,
 
поскольку в сказки для взрослых нет прямого пути.
 
Но я упирался долго, я отвечал с насмешкой,
 
друзья отвернулись сразу от странного чудака.
 
Я взял проржавевший заступ и больше уже не мешкал,
 
копать могилу Гомера не устала моя рука.
 
Мне солнце светило ярко, мне было примерно восемь,
 
я верил в прекрасный Город, лучший на всей земле.
 
Но вместо античных пчел ко мне прилетали осы
 
и жалили больно-больно, как жалят змеи в овсе.
 
И вот мне казалось, Троя уже все ближе и ближе,
 
скоро ее увидят тысячи человек.
 
Но тут я понял, что Трою один я, как нужно, вижу,
 
а эти тысячи тысяч ее не поймут вовек.
 
Тогда я копать не бросил, я стал забрасывать яму,
 
Трою мою, как тело умершего хороня.
 
Так хоронили отца, так хоронили маму,
 
так когда-нибудь, верю, и похоронят меня.
 
Подальше от скверных взглядов, поглубже от глупых сплетен,
 
от гордых чужих насмешек и любопытных глаз.
 
Троя, я спас тебя. Троя, пусть будет светел
 
тот, кто тебя найдет и снова спасет не раз!
 
 
  
Проблем в дорогу не бери
 
 
 
Проблем в дорогу не бери,
 
готовясь в дальний край отчалить.
 
Лежит давно в руинах Рим,
 
зачем ему твои печали?
 
Хандришь? Тебе веселый гид
 
седым покажется Хароном.
 
Из комнаты отеля вид –
 
ужасным и односторонним.
 
Приехав в древний Колизей,
 
турист, остерегайся драмы;
 
фотографируй и глазей,
 
но соль не сыпь себе на раны.
 
Умерь воображенья пыл,
 
не представляй античных драк,
 
в которых ты бы всех убил.
 
(поверь, ты точно не Спартак).
 
С тобой могла стрястись беда:
 
болел, подруга изменила.
 
Но не езжай тогда сюда!
 
Найди в себе остаться силы!
 
Страданья множит красота
 
для впечатлительных натур.
 
Такие в Риме есть места,–
 
не хватит каждый день хлестать
 
успокоительных микстур.
 
Здесь каждый камень — друг Нерона,
 
а под ногами — пыль столетий.
 
Турист, дыши легко и ровно:
 
давно Нерона нет на свете.
 
Смотри, как трескается плоть
 
холодных статуй в полдень жаркий.
 
Турист, гони страданья прочь:
 
удел у этих статуй — жалкий.
 
Таков же будет твой удел.
 
Зачем, меланхоличный мой,
 
ты в Вечный город прилетел?
 
Скорей лети домой!
 
 
  
Если я умираю, то со мной умирает весь мир
 
 
 
О, бедный мир наивный! Он не знает,
 
что с ним случится, если я умру!
 
Со мной уйдет так много человек,
 
что я их миллионами исчислю.
 
Я целый континент с собой возьму
 
в могилу. Пусть живут на нем
 
мечтатели, смешные смельчаки,–
 
у всех одна судьба: тонуть со мной,
 
когда я в Лету стану погружаться.
 
Безумный эгоист, я порчу все:
 
я пальцем ловко закрываю солнце.
 
Что толку в солнце, если нет меня?
 
Зачем оно другим свободно светит?
 
Я забираю целую Аляску!
 
Но с Францией я не определился:
 
там правил «солнечный» король Людовик,
 
он чем-то симпатичен мне сейчас.
 
Пусть Франция пока что остается.
 
Перерезаю горло Альбиону.
 
Россию-матушку легко свожу с ума.
 
Китай зазнавшийся толкаю с пьедестала.
 
Австралии кладу на грудь кирпич.
 
Даю пинка Японии. А греки?
 
Пускай затопит Грецию. Она
 
и так уже в руинах вся, красотка.
 
Руинами торгует для туристов!
 
Так пусть она со мной уйдет на дно.
 
Во сне потливом я перевернусь
 
и тут же очень сильно пожелаю
 
Испанию и Швецию забрать,
 
большие учинив там беспорядки.
 
(у Гойи красок нет — изобразить!).
 
Я так самонадеян, что могу
 
на небе звезды в свиток завернуть.
 
…так заворачивают «для собаки»
 
остаток ужина в кофейне за углом.
 
Цветы в полях — цинично изничтожить!
 
Ты, мир, подумай сам на этот счет.
 
Когда бы ты меня не презирал,
 
я мог бы взять с собой гораздо меньше.
 
Но если ты остался при своем,
 
я тоже, умирая, не струхну.
 
(Хотя в том случае, когда меня застрелят,
 
случайно и бесповоротно, я могу
 
уйти, себя не взяв в дорогу даже…)
 
 
  
Делать — значит быть
 
 
 
Трудом — живу.
 
А сделал все — уже томлюсь.
 
Весь цимес в том, чтоб делать постоянно
 
хоть что-нибудь. И каждый божий час
 
себя себе трудами подтверждать.
 
Когда шериф-закат пальнет в ружье,
 
окончу день с приятным ощущеньем,
 
что прожит он не зря.
 
Мы проявляемся в трудах.
 
Мы столько о себе не знаем,
 
пока не заняты и в праздности живем.
 
Меж тем у каждого внутри сокрыта
 
большая фабрика незавершенных дел.
 
Пусть даже дело — дрянь:
 
бежать и прыгать, кататься на велосипеде,
 
но и такое, извините, дело
 
полезнее бездействия вдвойне.
 
Ну или врем себе, что завтра (скоро!)
 
мы что-то обязательно начнем!
 
Довольно врать!
 
Пустые отговорки –
 
на завтра перекладывать дела.
 
Мы — мастера растягивать резину.
 
Тянуть кота за хвост. Баклуши бить.
 
Но если б в нас жила собака-непоседа,
 
она б давно баклушу перегрызла
 
(сейчас посмотрите внимательно в словарь:
 
баклуша — остов деревянной ложки).
 
Коту капризный хвост поднакрутила,
 
резину в две секунды порвала.
 
Воспитывай в себе такого пса.
 
Вернее друга нет у человека.