Анж Питу (др. перевод)

– Вовсе нет.
– Просто чудо, не правда ли, мой король? – захлопала королева в ладоши и бросила взгляд на г-жу Кампан, которая застегивала последнюю пуговицу на королевской манжете.
Госпожа Кампан выражала свою радость столь же простосердечно, как и королева.
– Я спасла своего короля! – вскричала Мария Антуанетта. – Эта кольчуга – непробиваема. Попробуйте положите ее на стол и попытайтесь проткнуть ее ножом, попытайтесь пробить пулей, попытайтесь.
– Ну что вы, – с сомнением произнес король.
– А вы попробуйте, попробуйте, – не унималась охваченная энтузиазмом королева.
– Попробую хотя бы из любопытства, – согласился король.
– Можете и не пытаться, это бесполезно, ваше величество.
– Как бесполезно? Я же хочу доказать, насколько безупречно это ваше чудо.
– Вот они, мужчины! Неужели вы думаете, что я поверю какому-то человеку со стороны, когда речь идет о жизни моего супруга, о спасении Франции?
– И все же мне кажется, что тут-то вам пришлось поверить ему на слово, Антуанетта.
Королева с восхитительным упрямством покачала головой.
– А вы спросите, – проговорила она, указывая на камеристку, – спросите у моей любезной Кампан, чем мы занимались сегодня утром.
– О господи, чем же? – спросил заинтригованный король.
– Сегодня утром, вернее, ночью мы, словно две сумасбродки, удалили прислугу и заперлись у нее в спальне, которая помещается в самом конце здания, где живут пажи, а те, кстати, переехали вчера вечером в Рамбуйе. Мы хотели иметь уверенность, что нам никто не помешает осуществить задуманное.
– Боже, вы меня пугаете. И что же затеяли эти две Юдифи [167]?
– Юдифь, во всяком случае, наделала шуму меньше, чем мы, – ответила королева. – А так – сравнение лучше не надо. Кампан держала мешок с кольчугой, а я взяла длинный немецкий охотничий кинжал моего отца, которым он зарезал столько кабанов.
– Вот уж Юдифь так Юдифь! – со смехом воскликнул король.
– О, у Юдифи не было тяжелого пистолета, который я взяла у вас в оружейной и велела Веберу зарядить.
– Пистолета?
– Ну да. Видели бы вы, как ночью, отчаянно труся, вздрагивая от малейшего шума и скрываясь от любопытных взоров, мы крались по пустынному коридору, словно мыши-лакомки. Кампан затворила три двери и последнюю еще завесила периной; мы надели кольчугу на стоявший у стены манекен, на котором обычно висят мои платья, и я недрогнувшей – клянусь вам! – рукою ударила кинжалом по кольчуге. Лезвие спружинило, кинжал вылетел у меня из руки и, к нашему великому испугу, воткнулся в паркет.
– Вот дьявол! – не удержался король.
– Погодите, еще не все.
– И никакой дыры? – полюбопытствовал Людовик.
– Да погодите же вы! Кампан подняла кинжал и говорит: «Вы недостаточно сильны, государыня, да и рука у вас, должно быть, дрогнула. Дайте-ка я, у меня силы побольше, вот увидите». И вот она берет кинжал и наносит манекену такой удар, что мой бедный немецкий клинок сломался. Взгляните, государь, вот два куска; из остатков я закажу вам небольшой нож.
– Но это невероятно! – воскликнул король. – И кольчуга осталась цела?
– На одном из звеньев царапина, да три на другом, вот и все.
– Я хотел бы взглянуть.
– Сейчас увидите.
И королева с большой поспешностью принялась раздевать короля, чтобы поскорее продемонстрировать ему результаты ее подвигов.
– Вот тут как будто немного повреждено, как мне кажется, – сказал король, указывая на небольшую вмятину примерно с дюйм в поперечнике.
– Это от пистолетной пули, ваше величество.
– Как! Вы еще стреляли из пистолета?
– Я могу показать вам сплющенную пулю, еще черную. Ну, теперь вы верите, что вашей жизни не угрожает опасность?
– Вы – мой ангел-хранитель, – ответил король и принялся расстегивать кольчугу, чтобы получше рассмотреть следы от кинжала и пули.
– Сами посудите, мой милый король, – продолжала Мария Антуанетта, – как мне было страшно, когда пришлось выстрелить в кольчугу. И дело даже не в ужасном грохоте, которого я так боялась. Когда я целилась в кольчугу, призванную вас защитить, мне казалось, что я стреляю в вас – настолько я страшилась увидеть отверстие от пули, ведь тогда все мои труды, все мои хлопоты и надежды пропали бы впустую.
– Дражайшая супруга, – сняв кольчугу, проговорил король, – как я вам признателен!
И он положил кольчугу на стол.
– Что вы такое делаете? – удивилась королева.
С этими словами она взяла доспех и протянула его королю. Но тот с улыбкой, полной изящества и благородства, ответил:
– Нет, благодарю вас.
– Вы отказываетесь? – вскричала королева.
– Да, отказываюсь.
– Подумайте хорошенько, ваше величество.
– Государь! – взмолилась г-жа Кампан.
– Это же ваше спасение, ваша жизнь!
– Возможно, – согласился король.
– Вы отказываетесь от помощи, ниспосланной вам самим господом.
– Будет! Довольно! – воскликнул король.
– О, неужто вы все-таки отказываетесь?
– Отказываюсь.
– Но они же вас убьют!
– Дорогая моя, когда в восемнадцатом веке дворяне идут в сражение, они одеты в суконный кафтан, камзол и сорочку – это их защита от пуль. Когда они идут защищать свою честь на дуэли, на них надета лишь сорочка – так они защищаются от шпаги. Я, первый дворянин королевства, поступлю точно так же, как мои друзья. Более того: там, где у них сукно, я один имею право носить шелк. Благодарю вас, моя дорогая супруга, благодарю, моя добрая королева, благодарю.
– Ах, – в отчаянии и восторге вскричала королева, – ну почему армия сейчас его не слышит?
Что же до короля, он спокойно оделся, даже, казалось, не сознавая всего героизма своего поступка.
– Неужели монархия погибла, – прошептала королева, – когда в подобный момент монарх выказывает такую гордость?
  
VI. Отъезд
 
Выйдя от королевы, Людовик XVI тут же очутился в окружении офицеров и прочих лиц, назначенных им сопровождать его в Париж. Это были господа де Бово, де Вильруа, де Нель и д’Эстен.
Смешавшись с толпою, Жильбер ждал, когда Людовик XVI его заметит, но тот бросил на него лишь беглый взгляд.
Было заметно, что все вокруг пребывают в сомнении и не верят в незыблемость принятого решения.
– После завтрака выезжаем, господа, – сообщил король.
Потом, заметив Жильбера, сказал:
– А, вы здесь, доктор, очень хорошо. Как вам известно, я беру вас с собой.
– К вашим услугам, государь.
Король прошел к себе в кабинет и работал там в течение двух часов.
Затем вместе с семейством прослушал мессу и около девяти сел за стол.
Завтрак прошел согласно заведенной церемонии, и только королева, бывшая у мессы с припухшими и покрасневшими глазами, ничего не ела и лишь присутствовала, чтобы подольше побыть вместе с королем.
Мария Антуанетта привела с собою обоих детей, и те, смущенные материнскими советами, переводили беспокойный взгляд с отца на толпу офицеров и гвардейцев.
Время от времени дети по приказу матери утирали слезы, набегавшие им на глаза, и это зрелище вызывало у одних жалость, у других – гнев, но огорчало всех присутствующих.
Король стоически ел. Несколько раз он заговаривал с Жильбером, не глядя на него, и почти непрерывно, с глубокой нежностью беседовал с королевой.
Кроме того, он успевал отдавать распоряжения своим военачальникам.
Людовик XVI уже кончал завтракать, когда ему доложили, что на широкой аллее, ведшей к плацу, появилась многочисленная колонна людей, пришедших из Парижа.
В ту же секунду офицеры и гвардейцы бросились вон из залы; король поднял голову и взглянул на Жильбера, но, увидев, что тот улыбается, принялся спокойно доедать завтрак.
Королева, побледнев, наклонилась к г-ну де Бово и попросила его поподробнее выяснить, в чем дело.
Господин Бово поспешно вышел.
Королева приблизилась к окну.