Анж Питу (др. перевод)

Минут через пять г-н де Бово вернулся.
– Государь, – сообщил он, – это национальная гвардия Парижа. Узнав вчера из слухов, что вы собираетесь посетить столицу, они собрались в количестве десяти тысяч человек и двинулись к вам навстречу, но поскольку вы задержались, они дошли до Версаля.
– Как вы думаете, каковы их намерения? – осведомился король.
– Самые добрые, – ответил г-н де Бово.
– Все равно, затворите ворота, – посоветовала королева.
– Не надо, – возразил король, – достаточно того, что заперты двери дворца.
Королева нахмурилась и бросила взгляд на Жильбера.
Тот ждал этого взгляда, потому что его предсказания уже наполовину сбылись. Он обещал появление двадцати тысяч человек, и десять из них прибыли.
Король повернулся к г-ну де Бово.
– Проследите, чтобы эти славные люди были накормлены, – велел он.
Господин де Бово снова покинул залу и передал экономам распоряжение короля.
Сделав это, он вернулся.
– Ну, что там? – спросил король.
– Парижане вступили в спор с господами королевскими гвардейцами, ваше величество.
– И о чем же у них спор? – полюбопытствовал король.
– Просто вопрос учтивости. Узнав, что ваше величество через два часа трогается в путь, они решили подождать и следовать за вашей каретой.
– Но ведь они пойдут пешком? – вступила в разговор королева.
– Разумеется, ваше величество.
– А в королевскую карету запряжены лошади, король поедет быстро и притом весьма. Вам ведь известно, господин де Бово, что король имеет обычай ездить быстро.
Эти произнесенные с нажимом слова означали:
«Вы должны сделать так, чтобы карета его величества летела как на крыльях».
Движением руки король прервал их разговор и объявил:
– Я поеду шагом.
Королева издала вздох, более напоминавший гневный возглас.
– Будет несправедливо, – хладнокровно добавил Людовик, – если я заставлю этих славных людей бежать, тогда как они озаботились тем, чтобы оказать мне честь. Я поеду шагом, притом не быстро, чтобы все они могли следовать за мною.
Собравшиеся одобрительным шепотом выразили свое восхищение, однако на иных лицах отразилось недовольство и в первую очередь на лице королевы, которая считала подобное благородство слабостью.
Послышался звук растворяемого окна.
Удивленная королева обернулась: оказалось, что Жильбер, пользуясь своим правом врача, решил проветрить столовую, в которой было уже не продохнуть от запаха кушаний и дыхания более чем ста человек.
Доктор зашел за занавеску раскрытого окна, и снизу до него донесся гул собравшейся во дворе толпы.
– Что там такое? – осведомился король.
– Национальные гвардейцы, ваше величество, – ответил Жильбер, – столпились на самом солнцепеке, им, должно быть, очень жарко.
– А почему бы не пригласить их позавтракать с королем? – тихонько шепнул королеве один из ее приближенных офицеров.
– Нужно отвести их в тень – на мраморный двор, в прихожие, куда угодно, где хоть немного прохладнее, – сказал король.
– Десять тысяч человек в прихожие! – воскликнула королева.
– Если распределить их по всему дворцу, места хватит, – настаивал король.
– Распределить по дворцу! – ужаснулась Мария Антуанетта. – Так, ваше величество, они и до вашей спальни доберутся.
Это страшное пророчество сбылось в Версале менее чем через три месяца.
– Среди них много детей, государыня, – мягко сказал Жильбер.
– Детей? – удивилась королева.
– Ну да, ваше величество, многие взяли детей прогуляться. Дети тоже одеты в мундирчики национальных гвардейцев, настолько людям нравится этот новый институт.
Королева собралась было что-то возразить, но тут же опустила голову.
Ей хотелось сказать в ответ какую-нибудь колкость, но мешали гордыня и ненависть.
Жильбер бросил на нее внимательный взгляд.
– Бедные детки! – воскликнул король. – Их взяли с собой для того, чтобы их отцам не сделали ничего дурного. Тем более следует отвести в тень этих несчастных малюток. Впустите, впустите же их.
Жильбер тихонько покачал головой: казалось, он хотел сказать королеве, которая продолжала хранить молчание: «Эти слова должны были сказать вы, ваше величество, я предоставил вам такую возможность. Их бы стали повторять направо и налево, и народная любовь года на два была бы вам обеспечена».
Королева поняла немой упрек Жильбера и залилась краской.
Она почувствовала свою оплошность и мгновенно попыталась оправдаться своею гордостью и упрямством, о чем послала Жильберу мысленный знак. Г-н де Бово тем временем отправился к национальным гвардейцам выполнять поручение короля.
Послышались крики благодарности и, согласно повелению Людовика, вооруженную толпу впустили во дворец.
Мощный вихрь восклицаний, добрых пожеланий и приветствий долетел до августейших супругов и успокоил их относительно намерений этого опасного Парижа.
– Государь, – нарушил молчание г-н де Бово, – каковы будут распоряжения относительно кортежа?
– А что там со спором между национальными гвардейцами и моими офицерами?
– О, ваше величество, он затих, прекратился, эти славные люди столь счастливы, что говорят теперь лишь одно: «Мы пойдем куда угодно. Король к нам добр так же, как и к другим, и куда бы он ни отправился, мы будем вместе с его величеством».
Король взглянул на Марию Антуанетту. Та иронически улыбалась, презрительно выпятив губу.
– Передайте национальным гвардейцам, пусть располагаются где хотят, – проговорил Людовик XVI.
– Ваше величество, – заметила королева, – не забывайте: находиться подле кареты – неотъемлемое право королевской гвардии.
Видя, что король колеблется, офицеры приблизились, имея намерение поддержать королеву.
– В сущности, это верно, – согласился король. – Ладно, посмотрим.
Господа де Бово и де Вильруа отправились отдавать подчиненным необходимые распоряжения.
В Версале пробило десять.
– Пора, – проговорил король, – поработаю я завтра. Нельзя заставлять ждать этих людей.
С этими словами он встал.
Мария Антуанетта заключила короля в объятия и поцеловала. Дети с плачем повисли на шее у родителя; умиленный Людовик пытался ласково освободиться от их объятий, чтобы его волнение не выплеснулось через край.
Королева подходила к офицерам, брала одного за локоть, клала ладонь на шпагу другого, беспрестанно повторяя:
– Господа! Господа!
Этим красноречивым восклицанием она поручала их заботам короля, который уже спускался вниз.
Офицеры прикладывали руку к сердцу и шпаге.
Королева благодарно улыбалась.
Жильбер выходил одним из последних.
– Сударь, – обратилась к нему Мария Антуанетта, – это вы посоветовали королю ехать и, несмотря на мои мольбы, склонили его к этому решению. Подумайте, какую огромную ответственность перед супругой и матерью вы взвалили на себя.
– Я это знаю, ваше величество, – холодно отозвался Жильбер.
– Вы обязаны вернуть мне короля живым и невредимым, сударь! – торжественно вскинув голову, заявила королева.
– Слушаюсь, государыня.
– Не забудьте, вы отвечаете за него головой.
Жильбер поклонился.
– Не забудьте, собственной головой! – повторила Мария Антуанетта с угрозой и безжалостной властностью абсолютной монархини.
– Да, ваше величество, – с поклоном подтвердил Жильбер, – собственной головой. Если бы я опасался, что королю что-либо угрожает, этот залог стоил бы немного, но, повторяю, ваше величество: сегодня я веду государя к славе.
– Я хочу, чтобы вы все время держали меня в курсе дела, – добавила королева.
– Обещаю, ваше величество.
– Теперь ступайте, сударь, я слышу барабаны: король отправляется в путь.
Жильбер поклонился и, спустившись по главной лестнице, столкнулся с адъютантом короля, который искал его по просьбе его величества.
Его посадили в карету обер-церемониймейстера г-на де Бово, поскольку тот не хотел, пока Жильбер себя не зарекомендовал, помещать его в королевскую карету.