Анж Питу (др. перевод)

Жильбер улыбнулся, увидев, что в этой карете с гербом находится он один, так как г-н де Бово гарцевал на коне у дверцы королевской кареты.
Затем Жильберу пришло на ум, что ехать в карете с короной и гербом для него просто нелепо.
Он все еще терзался сомнениями, когда из толпы национальных гвардейцев, обступивших карету, послышался шепот двух мужчин, наклонившихся к окошку и с любопытством его разглядывавших:
– Гляди, принц де Бово!
– Вот и нет, – отвечал товарищ, – ты ошибаешься.
– Нет, не ошибаюсь, на карете герб принца.
– Герб… герб… Ну и что?
– Да, черт возьми, герб еще ничего не значит.
– Нет, значит! Раз на карете герб господина де Бово, стало быть, господин де Бово должен быть внутри.
– А господин де Бово – патриот? – спросила какая-то женщина.
– Гм, – ответил один из спорщиков.
Жильбер улыбнулся.
– Да говорю тебе, – возразил первый, – никакой это не принц. Тот толстый, а этот тощий, тот носит мундир офицера гвардии, а этот – в черном кафтане, интендант, должно быть.
В ответ на этот не особенно лестный эпитет, которым был награжден Жильбер, раздался неприязненный ропот.
– Вот уж нет, тысяча чертей! – прогремел грубый голос, при звуке которого Жильбер вздрогнул. Голос принадлежал мужчине, пробивавшемуся с помощью локтей и кулаков к карете. – Никакой это не господин де Бово, никакой не интендант, а смелый и прославленный патриот, самый прославленный из патриотов! Господин Жильбер, какого дьявола вы делаете в карете принца?
– Да никак это папаша Бийо! – воскликнул Жильбер.
– Проклятие! А я так боялся, что вас не встречу, – отвечал фермер.
– А где Питу? – спросил Жильбер.
– Где-то здесь, неподалеку. Эй, Питу, иди сюда. Вон он идет, видите?
Услышав зов, Питу, энергично работая плечами, протиснулся поближе, стал рядом с Бийо и с восхищением поклонился Жильберу.
– Добрый день, господин Жильбер, – промолвил он.
– Здравствуй, Питу, здравствуй, друг мой.
– Жильбер? Жильбер? Кто это? – слышалось в толпе.
«Вот это слава, – подумал доктор. – В Виллер-Котре меня знают, это верно, зато в Париже – я популярен!»
Он вылез из кареты, которую кучер пустил шагом, и, опираясь на руку Бийо, пошел в самой гуще толпы.
В нескольких словах Жильбер рассказал фермеру о своем визите в Версаль и о добрых намерениях короля и королевского семейства. В течение нескольких минут он столь успешно занимался пропагандой роялизма, что эти славные люди, наивные и впечатлительные, были очарованы и громко возопили: «Да здравствует король!» Крик этот, все усиливаясь, пробежал по рядам и докатился до кареты Людовика XVI.
– Я хочу взглянуть на короля, – говорил взволнованный Бийо, – хочу увидеть его вблизи. Для того я и пришел сюда. Я желаю увидеть его лицо. От взгляда честного человека ничего не скроешь. Давайте подойдем поближе, господин Жильбер, ладно?
– Погодите-ка, мне кажется, нам сейчас в этом помогут, – заметил Жильбер. – Вон адъютант господина де Бово, он кого-то здесь высматривает.
И верно: какой-то всадник осторожно пробирался между кучками усталых, но радостных людей, стремясь добраться до кареты, в которой совсем недавно ехал Жильбер.
Доктор окликнул его:
– Сударь, не доктора ли Жильбера вы ищете?
– Его самого, – ответил адъютант.
– Он перед вами.
– Прекрасно. Король поручил господину де Бово разыскать вас.
При этих словах Бийо вытаращил глаза, а толпа расступилась. Жильбер двинулся к королевской карете, за ним последовали Бийо и Питу, а ехавший впереди всадник все повторял:
– Расступитесь, господа, расступитесь! Позвольте пройти, именем короля!
Вскоре Жильбер поравнялся с королевской каретой, которая ползла с быстротою волов эпохи Меровингов.
  
VII. В дороге
 
Работая локтями и сами то и дело получая толчки, Жильбер, Бийо и Питу, не теряя из виду адъютанта г-на де Бово, добрались наконец до кареты, в которой король вместе с гг. д’Эстеном [168] и Вилькье медленно ехал в густой толпе.
Это была любопытная, неслыханная, небывалая картина – такого раньше еще не случалось. Деревенские национальные гвардейцы, эти импровизированные солдаты, с радостными криками подбегали к королевской карете, осыпали короля благословениями, стараясь попасться ему на глаза, и вместо того чтобы возвращаться по домам, занимали место в кортеже и следовали за королем.
Почему? Кто знает, быть может, они повиновались инстинкту? Они видели своего возлюбленного короля и хотели взглянуть на него еще хоть разок.
Нужно сказать, что в те времена Людовик XVI был обожаемым королем, в честь которого французы готовы были воздвигать алтари, несмотря даже на глубочайшее презрение, внушенное им г-ном де Вольтером к такого рода знакам внимания.
Впрочем, Людовику XVI алтарей не воздвигали, но лишь потому, что умные люди того времени слишком уважали своего короля, чтобы подвергнуть его подобному унижению.
Людовик XVI заметил Жильбера, шедшего рука об руку с Бийо. Позади них шествовал Питу, все еще волоча за собой свою громадную саблю.
– А, доктор! Какая чудная погода, какой чудный народ!
– Вот видите, государь, – отозвался Жильбер.
И, наклонившись к окошку кареты, добавил:
– А что я обещал вашему величеству?
– Да, сударь, да, вы сдержали слово.
Король вскинул голову и громко произнес, явно желая быть услышанным:
– Мы движемся медленно, но, по-моему, все же слишком быстро для того, чтобы разглядеть как следует все, что творится вокруг.
– Ваше величество, – ответил г-н де Бово, – сейчас мы делаем лье за три часа. Двигаться еще медленнее было бы затруднительно.
Лошади и впрямь то и дело останавливались, повсюду слышались возбужденные разговоры, национальные гвардейцы братались – это словечко только что было придумано – с гвардейцами его величества.
«Интересно, – размышлял Жильбер, философски созерцая забавный спектакль, – они братаются с гвардией; выходит, раньше они были врагами?»
– Послушайте-ка, господин Жильбер, – вполголоса проговорил Бийо, – я хорошенько разглядел и послушал короля. Что же, сдается мне, что король – человек достойный.
Последние слова фермер произнес с таким восторгом, что их услышали и сам король, и весь его штаб.
Штаб расхохотался.
Король улыбнулся и, покачав головой, проговорил:
– Вот такая похвала мне по душе.
Это замечание было сделано достаточно громко, и Бийо его услышал.
– Вы правы, государь, я не привык хвалить кого попало, – отозвался он, без тени смущения вступая в разговор с королем, как в свое время Мишо с Генрихом IV.
– Это тем более лестно, – проговорил в замешательстве король, не зная, каким образом сохранить достоинство и вместе с тем ответить, как подобает подлинному патриоту.
Увы! Несчастный монарх еще не привык называться королем французов.
Он до сих пор считал, что называется королем Франции.
Вне себя от восторга, Бийо не дал себе труда задуматься над тем обстоятельством, что с философской точки зрения Людовик, быть может, отрекся от титула короля и присвоил себе титул человека. Фермер почувствовал безыскусность этих слов и порадовался, что понят королем и сам понимает его.
С этого момента Бийо начал приходить во все больший и больший восторг. Он смотрел на короля и, по выражению Вергилия, упивался любовью к конституционной монархии, сообщая ее Питу, который, преисполненный собственной любовью и переполняемый любовью папаши Бийо, выплескивал обуревавшие его чувства в криках – вначале просто громогласных, потом пронзительных, затем захлебывающихся:
– Да здравствует король! Да здравствует отец народа!
Эти возгласы Питу мало-помалу становились все более хриплыми.
Питу охрип окончательно, когда кортеж прибыл в Пуэндю-Жур, где г-н Лафайет, сидя на своем знаменитом белом скакуне, сдерживал беспорядочные и трепещущие когорты национальных гвардейцев, собравшихся для встречи короля часов в пять утра.