За полшага до счастья

Ущипните меня. Я сплю.
Мне снится сон принцессы, как в детстве, когда я мечтала об Прекрасном принце. Тот человек, что появился сегодня, старый король, но он подарил мне прекрасную сказку. И угостил наливкой старого холостяка, от которой у меня кружится голова. Скорей бы уже наступило утро, чтобы мы с Люком могли снова пойти смотреть на море. И это не только ради него. Моим ступням тоже понравилось прикосновение песка, глазам – бескрайний горизонт, а ушам – пение волн.
Кто я? Героиня «Ослиной шкуры», с мужчиной, который мне в отцы годится?
Золушка? Какой, наверное, дурацкий вид был у меня вчера: на песке, в отделанных беличьим мехом шлепанцах.
Надо постараться не быть Красной Шапочкой и не дать Серому Волку меня съесть!
Волков я уже навидалась. А теперь мне хочется видеть море.
Надеюсь, сегодня ночью Люк не замерзнет. Я положила сверху еще одно одеяло, но хочу, чтобы окно осталось открытым. Шум волн – это безумно здорово. Их медленный и размеренный ритм заставляет забыть о человеческой суете. Кто я по сравнению с океаном? Кто я на этой земле? Песчинка, как все остальные. Вместе с песчинками, которые давят на те, что внизу, мешая им дышать.
Если Люк замерзнет, он инстинктивно прижмется ко мне. Я почувствую его такую нежную кожу, а его дыхание убаюкает меня. Я уверена, что оно будет мерным, как шум волн. Потому что такова жизнь. Мы ищем гармонии, чтобы нам было лучше. И чтобы стерпеть, что мы песчинки, которые задыхаются под другими.
 
Приручение
 
Вынырнув из своего сна, Поль прежде всего услышал шум волн, доносящийся через приоткрытую стеклянную дверь. Потом стук посуды из кухни. Он натянул штаны, не стал снимать футболку, в которой спал, и молча двинулся на звук. Людовик, в нагруднике, сидел за столом и грыз сухарик. Жюли обернулась, и на ее хорошеньком личике появилась улыбка.
– Хорошо спала? – спросил Поль.
– Очень! Как же странно это присутствие моря! Нет необходимости считать баранов, убаюкивает мгновенно.
– Ты нашла чем позавтракать?
– Нет, вроде ничего нет. Вот, нашла сухарики для Люка, он проголодался, но, в общем-то, больше ничего в буфете не нашлось.
– Заглянем в пекарню, там есть все, что нужно. Одень Людовика, на улице свежо.
– Это далеко?
– Пятьдесят метров.
Едва они отворили дверь в лавку, хозяйка расплылась в широкой улыбке и пошла им навстречу, чтобы обнять Поля и крепко расцеловать его.
– Привет, Поль! Приехал?
– Привет, Аннет. Познакомься, это Жюли.
Тогда хозяйка обняла Жюли, чтобы так же искренне расцеловать ее.
– И ты прятал от нас такую прелестную юную женщину!
– Только не говори ей, что она мне в дочери годится, она не хочет, чтобы думали, будто я ее отец.
– Очень зря, мадемуазель. Поль обворожительный мужчина и отменный отец.
Жюли вежливо улыбнулась и смущенно посмотрела на Поля.
– К тому же он будет счастливым дедушкой, – продолжала хозяйка, склоняясь к Людовику, который спрятался за мать, краем глаза поглядывая на незнакомую тетю.
Та вернулась за прилавок, взяла с витрины бриошь, отрезала кусочек и протянула малышу:
– Бери, зайка! Надо воспользоваться твоим пребыванием, чтобы ты слегка распушился! Вы надолго?
– Недели на две-три. Жером тоже здесь. Он еще спит.
– Ах, бедный Жером! Скажи, чтобы зашел повидаться. Когда мы получили от тебя сообщение о похоронах, мы так огорчились…
Аннет – полная противоположность традиционному представлению о булочнице, круглой, как форма с тестом, поднимающимся у очага. Зрелого возраста, в скромном переднике, она маленькая и худенькая. Видать, будущий муж покорил ее не куинь-аманнами [4]. Или же она относится к женщинам с обменом веществ, достойным атомного реактора. Такие могут есть неприлично много и не прибавлять ни грамма, тогда как у других бока растут от одного только взгляда на витрину кондитера. У Аннет жизнерадостный характер, так что после упоминания о трагедии она очень быстро снова пришла в доброе расположение духа. Ее пронзительный благодушный смех разносился по всей пекарне, сопровождая почти каждую ее фразу.
– А Марлен нет?
– Марлен больше нет в моей жизни.
– Да что ты! – с улыбкой воскликнула Аннет. – Наконец-то!
– No comment, Аннет, я знаю, что ты была права. Это была не моя женщина.
– Я не тщеславная, ты меня знаешь…
– Разумеется!
На обратном пути Людовик шел впереди с большим куском бриоши. Он постоянно останавливался, наклонялся, подбирал камешек и клал себе в карман. В деревне пустынно. Им не повстречалась ни одна машина.
– Здесь тихо, – заметила молодая женщина.
– Не сезон. В середине октября остаются только местные, которые живут здесь весь год, и несколько сумасшедших, которые еще приезжают послушать шум волн. Барки вернулись, ставни в домах на берегу закрыты, но воздух еще теплый.
– Вас здесь все знают.
– Вот уже тридцать лет я каждое лето приезжаю сюда.
– И вам не надоедает?
– Никогда. Я обожаю это место. Находиться на пляже и испытывать это ощущение, будто ты на краю бесконечности… К тому же люди замечательные.
– Ну да, это ясно… Моя-то булочница не отрезала бы такой здоровенный кусок бриоши, чтобы угостить Люка. Если так будет продолжаться, он за неделю прибавит три кило.
– Это пойдет ему только на пользу. Он похож на выпавшего из гнезда воробушка. И тебе хорошо бы постараться пополнеть. Меньше будешь напоминать синичку.
– Мне и так уже джинсы стали тесны. Это позавчерашний ресторан.
– Очень хорошо. А то ты вызываешь жалость.
– Мне казалось, вам меня не жалко. Я бы предпочла вызывать жалость, но влезать в свои штаны.
– Купим следующего размера.
– У меня нет денег.
– Прекрати постоянно говорить о деньгах.
– Однако это нерв войны [5]. Без денег сегодня ничего нет.
– Главное купить нельзя.
– Ну да, слова богача. Главное – это что? Любовь, добрые чувства, счастье? – возмутилась Жюли. – Знаю я вас! Только люди, которые ни в чем не нуждаются, говорят, что деньги – не главное. Тем не менее иногда деньги полезны. Они позволяют иметь телефон, чтобы позвонить друзьям, когда тебе тоскливо. Они позволяют время от времени поесть вкусненького и в супермаркете прекратить наклоняться к нижним полкам, куда суют всякие дрянные продукты, а по ночам ползают тараканы. Деньги позволяют, когда хочется, купить модную шмотку, а не отставать на два года, потому что милые дамы, у которых полно денег, любезно сдадут надоевшие им тряпки в ближайшую лавку старьевщика. Это позволяет не дергаться, если лента транспортера перед кассой остановится… Это позволяет…
– Хватит, прекрати! Мне очень жаль. Но я напоминаю, что я тебе обещал, что твое пребывание здесь оплачено. All inclusive. Включая штаны, если ты малость раздашься в бедрах.
– А я напоминаю вам, что меня это смущает.
– Ах, ну да, точно. Ты же феминистка.
– Нет. Но я не привыкла, чтобы меня покупали.
– Я тебя не покупаю. Выкинь это из головы. Я покупаю вещи для тебя и твоего сына. Это совсем другое.
– Я так и не поняла, почему вы предложили мне поехать.
– Ты не обязана понимать. Я даже не совсем уверен, что тут есть что понимать. Ты возникла на моем пути, как кремень. А я кроманьонец, который безуспешно искал его, чтобы разжечь костер на краю дороги.
– Я вообще не понимаю, о чем вы говорите.
– Ты согреваешь мне душу.
– Хотелось бы мне знать как?
– Мне тоже. Я просто констатирую. Разве обязательно понимать все?
– Вы что, влюблены?
– Успокойся, я не собираюсь тащить тебя в гостиничный номер, чтобы с гордостью думать, что еще могу завалить малолетку. У тебя внутри есть какое-то сияние. Вот и все. А мне хотелось добавить чуть-чуть света в мои серые будни.