Гракхи
«И я не отступил от клятвы, — подумал он, — после смерти тетки я приказал обращаться с рабами по-человечески, завел на своих виллах новые порядки… А теперь — слава богам — рабы восстали, и я буду помогать им…»
Подошел рыжебородый вилик, и Фульвий Флакк сказал:
— Ты, Люцифер, ничего не смыслишь. Вчерашние твои речи — пустая болтовня. Выбирай, что лучше: бороться, не жалея жизни, или работать, как вол, и оставаться животным?
— Господин мой, ты мудр и знаешь, что для нас лучше. Но в Риме жгут рабов, распинают на крестах… А если мы ничего не добьемся?
Фульвий дернул багровую бородавку на левой щеке, негодующе выпятил тонкие губы.
— «Если» говорит только трус, — быстро вымолвил он, протянув кружку молодой невольнице с высокой грудью, — ты должен быть уверен, что мы победим.
Он провел рукой по редеющим волосам на макушке, задумался: «Никакая сила в мирене может подавить воли народа: плебс в единении с рабами, только в союзе с ними, способен победить и зажить новой свободной жизнью».
Он улыбнулся, хлопнул вилика по спине:
— Что же ты стоишь? Садись.
— Я раб, господин…
— Я отпускаю тебя на свободу…
Люцифер побагровел, оглянулся на вилику и умоляюще сказал:
— Господин мой, я знаю, что ты добр, но ты любишь пошутить…
Флакк пристально посмотрел на него:
— Не веришь?
— Верю, господин, верю!
— И ты, Нимфа, тоже свободна, — обернулся он к вилике, — только не скупись, прошу тебя, на вино…
Вилика испуганно подбежала к столу.
— Господин мой, осталась только запечатанная амфора хорошего вина… Помнишь, ты сам оставил ее, когда приезжал три года назад с нашей госпожей…
Фульвий расхохотался:
— А я и позабыл о нем. Тащи сюда! Когда вилика вышла, он сказал:
— Я пробуду здесь несколько дней. Приготовь для меня комнату да прикажи рабыням принести мне на ночь винограда, меда, сыра, оливок и вина. Да холодной жареной свинины…
— Господин ждет кого-нибудь? — робко спросил вилик.
— Жду.
Вилика вдвоем с рабыней принесла запыленную амфору. Сняв толстый слой смолы и оторвав тессеру, табличку, на которой было написано название вина и емкость сосуда, она налила в чашу густого пахучего вина.
— Садись и ты, Нимфа! Попробуй родосского вина.
Он пьянел, но говорил не путаясь. Одолевала дремота. В голове шумело.
— Амфору отнеси в мою комнату. Да послушай, Нимфа, проводи меня… Я плохо держусь на ногах…
Рабыня обхватила господина обеими руками, крикнула вилику:
— Неси вино за мной. Что сидишь, как курица?
Ночью примчался всадник на взмыленной лошади и громким голосом разбудил спавшую виллу.
— Господин здесь? — кричал он и, не дождавшись ответа, спешился, постучал в дверь дома.
Вилика, спавшая рядом с Флакком, вскочила, приоткрыла дверь:
— Кто там? Да, господин приехал. Он спит.
— Разбуди.
Фульвий вскочил, озираясь в темноте. Вилика вошла с горящей лучиною. Увидев Геспера, он задрожал от радости:
— Говори.
Вольноотпущенник рассказал подробно, как ехал, где был, о чем говорил с Эвном, какие силы у рабов и римлян, и радостно воскликнул:
— Эвн на моих глазах разбил претора Гипсея!
— А что слыхал о Клеоне?
— О Клеоне говорят, что на Сицилии он был пастухом лошадей и разбойником, — рассказывал Геспер, — а родом он из Команы каппадокийской и верит в пророческое призвание Эвна; он считает его посланником богов…
— Сенат надеялся, — усмехнулся Флакк, — что рабы Эвна перегрызут глотки рабам Клеона, но случилось иначе. Вера Клеона объединила пастухов, и он отдал себя под начальство Эвна; он понял, что только единство способно принести победу. Клянусь Церерой, они не дураки! И пусть помогает им Матаврийская Артемида, если она в силах!
— У Клеона есть брат Коман. Он воюет под начальством своего брата. Его конница славится стремительными налетами.
— Расскажи лучше об Эвне…
— Господин, ты, конечно, слыхал о Дамофиле, жестоком публикане, и его жене Мегаллиде, которые истязали своих невольников. Рабы задумали восстать и спросили совета у Эвна, сирийца из Апамеи, который слыл чудотворцем. Говорят, ему явилась сама Атаргатис и предсказала, что он будет царем…
— Глупости!
— Не знаю, господин, но это все говорят. И вот Эвн возвестил рабам Дамофила, что милость богов будет с ними. Тогда рабы восстали, захватили Энну, а Гермий и Зевкис, лучшие вожди в войске Эвна, убили Дамофила, а Мегаллиду отдали рабыням. После избиения она была сброшена со скалы. А дочь Дамофила пощадили. Это была ласковая, милосердная к рабам девушка, и Гермий отвез ее к родственникам в Катану…
— Говори об Эвне, — повторил Фульвий.
— Став царем, он учредил народное собрание из рабов и свободных, изменивших Риму; там решаются государственные дела, выносятся смертные приговоры, проводятся законы. Одновременно Эвн создал военный совет…
— Говорят, Эвн жесток: он сам убивает людей…
— Господин мой, он заколол Антигена и Пифона, своих прежних господ, которые издевались над ним, но он пощадил оружейных мастеров и тех богачей, кто дарил ему кушанья на пирах Антигена и слушал его предсказания. Он справедлив, а не жесток. Флакк задумался.
— Докажи, что все, сказанное тобой, правда.
Вместо ответа Геспер протянул господину золотую цепь.
— От Эвна?
Он кивнул, повторив слова вождя рабов.
— Хорошо, — сказал Фульвий, — ты голоден и устал. Ешь, пей и ложись.
На другой день он собрал рабов и объявил им, что вилла переходит в собственность Геспера, а они свободны.
— Желающие, — прибавил он, — могут остаться здесь не как рабы, а как свободные люди.
— Прими нас в свою клиентелу, — попросил вилик, низко поклонившись, — лучшего патрона, чем ты, не найти во всей Италии… Разреши нам поселиться в Риме, быть при тебе, охранять твою особу…
— Вы свободны, — ответил Флакк, — и можете жить, где хотите. Я буду рад, если число моих клиентов увеличится.
Он отозвал Геспера в сторону, сказал:
— Не благодари, ты честно выполнил мое поручение. Когда будешь в Риме, зайди ко мне: я подарю тебе лавку на Эсквилине, и ты сможешь туда отправлять свое вино, оливки и сыр.
XI
Время, проведенное в Испании Тарраконской под Нуманцией, Тиберий Гракх считал самым позорным пятном римской жизни, пятном на честном имени рода Семпрониев.
С одной стороны, его удручало разложение легионов, с другой — подлость алчных сенаторов, которые заискивали перед богатыми публиканами. Рим, гордившийся честью и доблестью Регула, больше не умел держать слова.
…С первых же дней прибытия под Нуманцию Гостилий Манцин стал терпеть поражения, и это вызвало упадок духа в подавленном неудачами войске.
По ночам нумантийцы делали отчаянные вылазки. Они нападали на рабочие отряды, возводившие укрепления, убивали людей, уводили в плен, разрушали трудную работу, сделанную за день. В короткое время были сожжены две осадные башни, испорчены тяжелые метательные орудия и разрушен мост через Дурий.
Лагерь под Нуманцией был позором для римлян. Праздная толпа, состоявшая из жрецов, гадателей, римских и восточных торговцев вином, разносчиков, рабов, блудниц, возмущала Тиберия: в палатке одного военного трибуна жила гетера.
Он обратился к консулу, советуя ему разогнать эту толпу, но Манцин пожал плечами.
— Зачем лишать легионера удовольствия? Он жертвует своей жизнью и потому имеет право выпить кружку вина, провести ночь с женщиной. Ведь и ты, — засмеялся он, заглянув в грустные глаза Гракха, — непременно будешь иметь девчонку.
— Прошу тебя, перестань! — с раздражением ответил Тиберий. — Человек, у которого есть жена, не должен помышлять…
— Жена, жена! — перебил его консул. — Жена хороша дома, а в дороге, на войне, в путешествии…
Гракх не дослушал его. Он понял, что Манцин не тот полководец, который может взять Нуманцию.
В своей палатке Тиберий нашел Мария, который вернулся с строевых занятий. Недавно еще полунагой батрак, он теперь был одет, как все легионеры: на нем была шерстяная туника, плащ до колен, короткие кожаные шаровары и тяжелые подбитые крепкими гвоздями калиги с ремнями, обвивавшимися вокруг ноги. Большой меч висел на правом боку. А на голове красовался меднокожаный шлем с черной кристой из конских волос.