Одного раза недостаточно
- В каком-то смысле - да.
- Откуда ты?
- Из Вильно... это в Польше. Мой английский так плох?
- Он ужасен. Но я ни слова не знаю по-польски. Так что у тебя есть преимущество. Как тебя зовут? Я - Джереми Хаскинс.
Ему удалось разговорить ее под грохот взрывов. Она поведала Джереми о дяде Отто и тете Боше... о своем намерении поступить в балетную труппу "Сэдлерс Уэллс". Конечно, ей потребуется время... она давно не упражнялась... сначала ей придется найти работу на фабрике или где-нибудь еще... заниматься каждый день балетом, чтобы восстановить форму.
- Я плохо вижу тебя в темноте, - сказал он. - Ты красива?
- Я хорошая балерина, - ответила Карла.
После сигнала отбоя все вышли на улицу. Джереми Хаскинс проводил девушку и рассказал о себе. Он работал в рекламном отделе киностудии "Джей Артур Рэнк". Его жена была инвалидом, а дочь погибла во время бомбежки. Когда они подошли к дому дяди Отто, Карле показалось, что она ошиблась адресом. Улица, на которой час тому назад стоял ряд особняков, превратилась в скопище дымящихся руин. Пожарники заливали водой обугленные скелеты зданий. Машины "скорой помощи" возили стонущих раненых... кричали дети... женщины, рыдая, разыскивали среди развалин дорогие им вещи.
Внезапно она увидела дядю Отто; он держал тетю Бошу за руку. Карла бросилась к ним. Слезы текли по лицу дяди Отто.
- Наши деньги... все осталось там. Сгорело... пропало. Драгоценности Боши...
Убитый горем, дядя Отто посмотрел на Джереми.
- Мы привезли с родины такие красивые вещи... я собирался продать их, чтобы помочь родственникам, когда все закончится. Гобелены... кружева... картины... все погибло. Полотно Гойи! Никакими деньгами это не возместить.
Он поднял глаза к небу.
- Зачем? Здесь нет военных объектов... это вандализм... бессмысленное разрушение.
Внезапно он словно вспомнил о Карле.
- Твои наряды... тоже погибли. Завтра я возьму деньги в банке... сегодня переночуем у знакомых в соседнем квартале... у них нет свободной комнаты для тебя, но я спрошу людей - возможно, кто-то приютит тебя.
- Она может пойти к нам... комната нашей дочери свободна, - произнес Джереми Хаскинс.
Дядя Отто нахмурился. Посмотрел на Джереми Хаскинса так, словно видел его впервые. Затем поглядел на обгоревшие руины своего дома, испустил печальный вздох, давая понять, что кажется себе слишком старым и уставшим, чтобы брать на себя ответственность за поведение и мораль незнакомой польской девушки. Он кивнул головой, и Карла покорно направилась вслед за Джереми Хаскинсом к станции метро. Они сели в переполненный вагон и молча поехали. Спустя некоторое время Карла почувствовала, что Джереми разглядывает ее. Покраснев, она посмотрела на свои огрубевшие руки. Он похлопал по ним своей ладонью.
- Им не повредит маникюр. Знаешь, а ты по-настоящему красива.
Она продолжала смотреть на свои руки. Этот симпатичный человек, успокаивавший ее во время налета, убедивший дядю Отто в искренности своих намерений, - кто он на самом деле, куда они едут? Возможно, у него и не было умершей дочери... больной жены. Вероятно, он везет ее в какую-то ужасную тесную комнату и... она поглядела на свои забрызганные грязью туфли. Какое это имеет значение? Куда ей еще пойти? И после русских... что мог сделать с ней этот несчастный маленький англичанин? Заставить ее раздвинуть ноги... ну и что с того?
Внезапно он заговорил:
- Слушай, моя девочка, в фильме моего друга-продюсера есть роль. Она маленькая, но подойдет тебе. Это немецкая шпионка, и я подумал, что твой акцент придется весьма кстати. Ты умеешь играть?
- Не знаю... я плохо говорю по-английски.
- Конечно. Но для роли это и требуется. Завтра я познакомлю тебя с ним. Это не "Сэдлерс Уэллс", но гораздо лучше, чем фабрика.
Он жил в славном маленьком доме с женой-инвалидом, красивой женщиной по имени Хелен. У нее была прозрачная кожа, и когда она смотрела на мужа, заваривающего чай, ее глаза переполнялись благодарностью и ощущением скорой смерти. Она обрадовалась появлению Карлы. К ее гордости примешивалась печаль, когда она предложила Карле спальню своей дочери. У Карлы еще никогда не было такой красивой комнаты, и она заснула, чувствуя себя в безопасности... она знала, что снова нашла людей, которые будут думать за нее.
Она получила роль... И внезапно темп ее жизни резко увеличился, точно в кинокартине, запущенной с удвоенной скоростью. Подбор грима, примерки костюмов, работа по ночам над языком... спор из-за ее имени. Она хотела остаться просто Карлой... без фамилии. Карла.
Арнольд Малколм, продюсер, в конце концов, согласился. Он тоже чувствовал, что в упрямой польке есть нечто способное засверкать на экране. Предсказания Арнольда Малколма сбылись. Газеты назвали Карлу открытием. После выхода фильма она стала маленькой сенсацией, и лишь смерть Хелен, происшедшая через неделю после премьеры, огорчала девушку. Карла снова осознала, как опасно привязываться к кому-то. Она полюбила хрупкую женщину, которая молчаливо несла свои страдания, помогала Карле в английском и постоянно воодушевляла ее. Они похоронили Хелен тихо и без слез. В тот же день Карла поехала на метро в киностудию. Она стоически сидела на сиденье, а поднявшись с него, сказала Джереми:
- Ненавижу съемки. Ненавижу английский. Никогда не сумею освоить его. Ненавижу ожидания, яркий свет прожекторов, но больше всего - этот поезд.
Джереми вымученно улыбнулся.
- Когда-нибудь ты будешь свободно говорить по-английски и ездить в лимузине.
Он продал дом и снял для себя и Карлы квартиру в Кенсингтоне. Ушел из кинокомпании "Джей Артур Рэнк" и стал личным менеджером девушки. Газеты намекали, что он был ее любовником, но на самом деле они переспали лишь однажды. Джереми понимал, что она сделала это из чувства благодарности.
- С моей стороны было глупостью надеяться... я для тебя слишком стар. Он вздохнул.
- Нет, - возразила она. - Дело не в тебе. Знаешь, я - лесбиянка.
Она сообщила это таким будничным тоном, что Джереми воспринял услышанное как еще один факт из ее биографии. Лежа в темноте и держа его за руку, точно хорошего друга, она рассказала Джереми все о себе. О солдатах, изнасиловавших ее... О Григории... о ребенке, жившем у шведской четы. Теперь она ежемесячно посылала им деньги. И когда Джереми спросил, почему она не хочет, чтобы ребенок знал, кто его мать, Карла ответила: