Маска Атрея

Неудивительно, продолжала Дебора, что их так ценят коллекционеры. Орды посетителей, проходящих мимо музейных стендов, останавливают взгляд на этих масках и косвенно на людях, чьи лица они когда-то закрывали.
Другая причина особенной ценности масок в том, что они редко оставались в земле надолго. Могилы, как правило, заметны, да и люди помнили, где происходили торжественные похороны и какие пышные украшения погребены вместе с телами. Немудрено, что такие захоронения разоряли — иногда сразу, иногда через несколько столетий, когда цивилизация угасала, оставив в качестве указаний для грабителей лишь сказки. К тому времени, как на место попадали настоящие археологи, богатых находок они сделать уже не могли. Разумеется, бывали исключения: Картер, например, нашел золотой саркофаг Тутанхамона, а Шлиман — Микены.
А если вам посчастливится найти ценную вещь в наши дни, шансы вывезти ее из страны, где ведутся раскопки, практически равны нулю. Великие державы девятнадцатого столетия заполнили свои музеи сокровищами, украденными у наций, некогда славных искусством художественным и воинским, но потом доведенных до бесславного положения колоний. Однако те времена давно миновали; не проходит и дня без того, чтобы националисты из Греции или Египта, Ирана или Индии, Колумбии или Перу не потребовали от нынешних владельцев вернуть на родину статуи и ювелирные изделия, картины и реликвии, похищенные сотню-другую лет назад представителями европейской империи. Нет, увезти в Америку клад, найденный в микенском захоронении, не вызвав даже вспышки на радаре культурного сообщества, в наши дни совершенно невозможно.
Что возвращало их к Шлиману.
— Шлиман? — Кельвин напряженно подался вперед; это было первое, что он произнес с тех пор, как Дебора начала. Ей нравилось говорить о таких материях и нравилось, как он слушает.
— Мне надо поднять литературу, чтобы рассказать о нем подробнее, — честно призналась она. — Ричард глубоко разбирался в вопросе, но знал, как я отношусь к Шлиману, и старался не разглагольствовать о нем при мне.
— А почему он вам не нравился? — спросил Кельвин. — Вы знали его лично?
Дебора засмеялась:
— Генрих Шлиман умер задолго до моего рождения. Он сделал совершенно потрясающие открытия, но его методы иногда были довольно сомнительны. И если я правильно помню, кое-что пропало.
— Находки?
— Да.
Кельвин задумался.
— Послушайте, мне надо разобрать кое-какую корреспонденцию наверху, но, может быть, завтра поговорим еще? За ленчем?
Предложение было сформулировано очень осторожно. Бауэрс не хотел показаться чересчур заинтересованным — по крайней мере ею — или легкомысленным. Почему он вообще предложил встретиться? Чтобы отвлечь ее от смерти Ричарда? Наверное, это было проявление доброты, хотя Дебора предпочла бы, чтобы он просто хотел поговорить об археологии. Ричарду бы очень понравилось.
— Конечно. — Она даже сумела улыбнуться, хотя уже почти забыла о его присутствии. Все ее мысли сосредоточились на книгах в спальне Ричарда и том, что из них можно узнать о Генрихе Шлимане.
  
Глава 16
 
Дебора поселилась неподалеку, в «Холидей инн». К тому времени, как она устроилась и заказала в номер гамбургер, груда книг, позаимствованных (с разрешения Керниги) из кабинета Ричарда, стала похожа на стену. Дебора смотрела телевизор, пока усталость не просочилась до мозга костей. Тогда она выключила телевизор, легла и уснула, не раздеваясь.
Все следующее утро Дебора рылась в книгах — в основном бегло просматривая, проверяя ссылки и время от времени жадно читая длинные абзацы. Закончила как раз к обеду, но аппетита не было. Она позавтракала одним кофе, и кофеин все еще пел в жилах, уверяя, что в еде нужды нет. Возможно, впрочем, что так наполнил ее энергией не кофеин, а чтение.
Сначала археологический мир высмеивал Шлимана и его веру в реальность Троянской войны, но потом он взял и нашел Трою в северной Турции и внезапно привлек всеобщее внимание. Многие, однако, по-прежнему были настроены скептически, а его методы смущали даже приверженцев. Шлимана обвиняли в том, что он «приукрашивает картину», неправильно наносит на карту места обнаружения предметов и просто собирает их в кучу, чтобы подтвердить правоту древних поэтов и увеличить собственную славу. А еще был эпизод с кладом Приама.
Согласно Гомеру, Приам — царь Трои, у которого было пятьдесят сыновей, в том числе Гектор, Троил и Парис. Парис вызвал войну, похитив Елену у Менелая, брата Агамемнона. Гомер утверждал, что город Приама был богат золотом, однако раскопки Шлимана ничего особенного не обнаружили. А потом, как раз когда земляные работы заканчивались, он лично наткнулся на клад, едва присыпанный землей, — богатейшее собрание ювелирных изделий. Эта замечательная — и для многих сомнительная — история приобрела еще более странный оттенок, когда уже сфотографированный клад (причем украшения были надеты на жену Шлимана Софию) исчез. Турецкое правительство рвало и метало. Чиновники были убеждены, что археолог тайно вывез сокровища из страны, украл их...
Если могло пропасть одно собрание находок, почему не могло пропасть другое?
После работ в Турции Шлиман начал раскопки в Микенах — с вполне определенной целью. Согласно легенде, когда Агамемнон, царь победоносных греков, вернулся в Микены, неверная жена Клитемнестра заманила его в купальню, где и убила с помощью любовника. Царя похоронили с большой пышностью; Шлиман рассчитывал найти могилу.
Греческое правительство, настроенное скептически, в конце концов все же выдало разрешение на раскопки. Шлиман был убежден, что царская гробница находится внутри крепостных стен, и выкопал шахту прямо в главных воротах, уверенный, что извлекает слежавшийся грунт. Однако, углубившись на десять футов (а работы шли под проливным дождем), он ничего не нашел — и начал другую шахту. Потом еще одну, потом еще три... И вот тут началось самое интересное.
Он разыскал несколько гробниц с разрозненными останками многочисленных тел. На них были надеты золотые венцы, отделанные медной проволокой, рядом лежали серебряные вазы и обсидиановые ножи. В четвертой шахтной гробнице обнаружились останки пяти тел, усыпанные драгоценными камнями. Здесь же откопали изумительную бычью голову, серебряную с золотыми рогами, а еще бронзовые мечи и золотые кубки. Самое замечательное — на трех телах были великолепные золотые маски.
Потом Шлиман вернулся к первой шахте и углубил ее — и археологический мир застыл в изумлении. Все взгляды обратились к древнегреческой крепости. Именно в последней гробнице ему попалась богатейшая из всех находок: три тела, на двух из которых были золотые маски, и третья погребальная маска, не похожая на остальные — больше, царственнее.
Шлиман якобы отправил в афинскую газету телеграмму (позже это все отрицали), в которой с обычной гордыней объявил, что «посмотрел на лицо Агамемнона».
Он ошибся. На самом деле тела и сопровождающее их посмертное имущество были на три века старше Агамемнона, если такой человек вообще существовал. Более того, некоторые ученые весьма настороженно восприняли эффектную маску «Агамемнона». Она неправильной формы, говорили они, стиль исполнения носа не соответствует другим частям, усы по моде девятнадцатого века... Мог ли Шлиман перейти от воровства и мелких подтасовок к откровенному подлогу?
Когда Дебора, удобно устроившись в кресле, обдумывала все это, в голове у нее постепенно зародилась новая идея. Возможно ли, что при микенских раскопках было найдено больше, чем объявил Шлиман? Что, если несколько нетрадиционная погребальная маска, приписанная (хоть и неточно) Агамемнону и занявшая почетное место в экспозиции Национального археологического музея в Афинах, была подделкой, которой Шлиман подменил настоящую? А подлинник «исчез», как исчез из Трои клад Приама? И всего несколько часов назад был в спальне Ричарда? А коли догадка верна, то как, черт возьми, маска туда попала?