Тихие дни в Перемешках

Я подружилась с Бадерами, пока мы ездили на Цугшпитце.
У-у. С обоими или как?
В общем-то, с обоими, но с ним мне даже проще.
Понятно.
Он учитель.
Как и ты, да?
Да.
Здорово.
И он хвалит мой немецкий. 
Я тоже.
Он говорит, что скорее принял бы меня за уро­женку Берлина. И что в жизни бы не подумал, что я норвежка. Он так сказал. 
Так и сказал?
И они придут сегодня на обед. 
Сегодня? 
Я забыла сказать.
Ладно. Хорошо. Я что-нибудь придумаю. 
Отлично. И вот еще — тебе не стоит, я считаю, заводить бесед о войне.
Да? А о неудавшемся покушении на Гитлера? 
Нет.
Но это было движение Сопротивления. 
Пожалуйста, сегодня ничего такого. Не надо вообще касаться нацизма. 
Понятненько.
Ни слова о том, что происходило с тридцать третьего по сорок пятый год где бы то ни было в мире.
А как насчет Первой мировой войны?
Нет.
Тысяча восемьсот семьдесят первый год и со­здание Германской империи?
Нет.
Берлинская стена?
Не стоит.
Но ты не хочешь, чтобы я просто весь вечер не открывал рта?
Нет.
Можно ли мне высказываться о театре?
Не приветствуется.
Еда?
Еда подойдет. И хорошо бы, ты рассказал какую-нибудь историю, желательно смешную и ми­лую, которая не задевает достоинства ни конкрет­ных людей, ни каких бы то ни было меньшинств. Лучше всего такую, которую я еще не слышала.
Телеман прочесывает город в поисках поме­ранцевой воды. В «Лидле» на Олимпиаштрассе нет. Подошла бы какая-нибудь мигрантская лав­чонка, но где ее искать. Кому стукнет в голову мигрировать в Малые Перемешки? В конце кон­цов он все-таки обнаруживает какого-то турка и покупает в его магазинчике вожделенную воду. Телеман собирается напечь арабских блинчиков с сиропом из флердоранжа. То-то Бадеры будут озадачены, думает Телеман. Они рассчитывают на свиное колено с квашеной капустой или на что-нибудь исконно норвежское типа вареной трески, а вот вам арабские блинчики с флердоранжем. Не ждали? Телеман, не удержавшись, улыбается. А на десерт ананас в карамели с горячим шоко­ладным соусом. Все от Найджелы. Он, кстати, не думал о ней уже несколько дней. Тот дневной сон о Найджеле и Кейт оказался очень пряным блю­дом. Его так сразу не переваришь. Немало сил ушло на то, чтобы просто признать — и он тоже устроен примитивно. Я сам себя не знаю, думает Телеман. Считаю себя таким, сяким, а стоит от­пустить чувства на волю, — и нате вам, совсем другой человек. Я ни разу не встретился сам с собой по-настоящему. Вот почему у меня не идет моя пьеса. Ее стопорит то, что я не знаю самого себя. Честность, внезапно осеняет Телемана. Пол­ная честность во всем. Если я примитивен, то дол­жен рискнуть быть откровенно примитивным во всем. Если это кого-то ранит, пусть. Нечестный театр — плохой театр. Телеман замирает на месте. Пакет с бутылкой померанцевой воды вяло бол­тается в занемевшей руке. Средь бела дня посреди главной улицы Малых Перемешек Телеману от­крылась Истина. Все лучшее не терпит фальши. Он должен быть честен на все сто, честен с Ни­ной, с детьми, с Бадерами. It is myself I have never met [69], писала Сара Кейн. А он только что додумал­ся до той же мысли сам. Он думает как человек театра. Театральное мышление. Ни черта себе! Наконец-то. Из этого выйдет Пьеса.
Что он говорит?
Господин Бадер говорит, что ананасы в карамели очень вкусны и что он, пожалуй, попросит добавки.
Да сколько угодно.
Что ты сказала?
Я сказала господину и госпоже Бадер, что ты хочешь рассказать одну историю и что я тоже ее еще не слышала и с нетерпением жду рассказа.
Ну, это не бог весть что. Просто один эпизод. Он случился со мной в апреле. Несчастный случай.
Несчастный случай?
Небольшой.
И ты ничего не рассказал?
Нет.
Почему?
Думаю, я вытеснил страшное происшествие из сознания.
Но теперь вспомнил? 
Да.
Понятно. Ну рассказывай.
Ты будешь переводить синхронно или мне де­лать паузы для перевода?
Синхронно.
Отлично. Это случилось, когда ты была на се­минаре, не помню где.
Я была в Воксеносен.
Воксеносен?
Да, это местечко в районе Холменколлена, ко­торое Норвегия отдала Швеции после войны.
Мы вроде должны были не поминать войну.
Я случайно.
Хорошо. Короче, это случилось, когда ты бы­ла там.
Понятно.
Что ты сейчас сказала?
Объяснила, что собственно история еще не на­чалась.
Начинаю.
Прекрасно.
Значит, ты была на семинаре, я отвез Хейди на тренировку и должен был забрать Бертольда и Са­бину из гостей, я спускался в сторону Скёйена и собирался свернуть с маленькой улочки направо, на главную дорогу, когда справа на тротуаре на­рисовался велосипедист, а было уже темно, снега полно, велосипедист поздно увидел меня и резко затормозил, хотя я тихо полз, это я хотел бы под­черкнуть: я ехал медленно и осторожно. Как обыч­но. Велосипедист резко сжал ручной тормоз и тут же перелетел через голову, сделал сальто и ударил­ся о бок машины. Я не трогался с места несколько секунд, но не услышал никаких новых звуков, то­гда я тихо подал вперед, завернул за угол и встал. Видимо, я был немного не в себе, потому что мне не пришло в голову сперва выйти из машины и посмотреть, что к чему. В заднее зеркало я увидел, что велосипедист поднялся и идет ко мне, я опус­тил пассажирское стекло и нагнулся в его сторону. Я спросил, как он, велосипедист ответил, что легко отделался. Потом сказал, что я переехал ему руку.
Переехал руку?
Видимо. Я видел, что предплечье как-то расплас­тано, но он нормально шевелил пальцами и улыбался, как будто все нормально, хотя улыбка была не­много вымученная.
И что?..
Я спросил, не надо ли мне отвезти его куда- нибудь, но он отказался. Тогда я пожелал ему ско­рейшего выздоровления и уехал.
Ты уехал? 
Да.
И больше не вспоминал эту историю?
Нет, но недавно потихоньку стал припоминать.
Ты поэтому так замкнулся в себе?
Это вряд ли. Но я стал думать, что в столкно­вении не было моей вины. Это целиком и полно­стью его вина. А я виноват в том, что не остался на месте, а поехал за угол, видимо, в этот момент я и переехал его руку. Что он говорит?
Что ты не должен был ехать за угол.
Это я сам сказал только что. А что он сейчас сказал?
Он говорит, что ты обязан был остановиться, выйти из машины и посмотреть, что к чему.
Скажи господину Бадеру, чтобы он лучше сле­дил за своими делами.
Этого я говорить не буду.
Скажи!
Нет.
Скажи.
Нет.
Я сказала, что мы признательны, что они при­няли приглашение и пришли. И что ты и твоя жена, я то есть, хотим поблагодарить за наш чу­десный домик.
Черт, пора учить немецкий.
Будь так добр.
Что они опять говорят?
Благодарят за вкусный обед, приятную беседу и твою интересную историю.
Жрите на здоровье.