Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика
С
ѣ
дой княжескій слуга давно на ципочкахъ принесъ кофе на серебрянномъ подносѣ
и, зная по опыту, что одно средство разсердить Князя было помѣ
шать ему въ то время, когда онъ играетъ, также осторожно и тихо вышелъ въ высокую дверь. Однако, должно быть весьма важный случай заставилъ его опять воротиться и молча дожидаться у двери, чтобы Князь оглянулся на него. Но звуки, которые вызывала пылкая фантазія, и странныя мысли, которыя, какъ-бы слѣ
дуя за ними, возникали въ юной головѣ
моего героя, такъ увлекали все его вниманіе, что онъ не замѣ
чалъ ни почтительнаго положенія стараго Фоки, ни даже приближающегося по большой березовой аллеѣ
звука почтоваго колокольчика, подвѣ
шеннаго къ дышлу дорожной коляски. Въ дорожной коляскѣ
, на козлахъ, сидѣ
ли ямщикъ и щеголь, городской (слуга) съ замшевой сумкой черезъ плечо, въ триповомъ пальто и бархатной фуражкѣ
, а въ серединѣ
молодой человѣ
къ, съ замѣ
тнымъ любопытствомъ и нетерпѣ
ніемъ, выглядывавшій въ садъ и на домъ. Не успѣ
ли еще кони фыркнуть у подъѣ
зда, и лакей соскочить съ козелъ, какъ молодой человѣ
къ, выказывая всѣ
признаки сильнаго волненія и удовольствія, бѣ
жалъ уже по лѣ
стницѣ
и спрашивалъ у встрѣ
тившагося Фоки: «Дома-ли Князь?»– Дома-съ.
– Гд
ѣ
-же онъ? Одинъ? Что онъ дѣ
лаетъ? – спрашивалъ молодой человѣ
къ, не дожидаясь отвѣ
та и улыбаясь отъ внутренняя удовольствія.– Одни-съ. Какъ прикажете доложить? – говорилъ Фока съ недовольнымъ видомъ, стараясь обогнать безпокойнаго гостя.
– Скажи: Исправникъ, слышишь? – сказалъ молодой челов
ѣ
къ, засмѣ
явшись звучнымъ, необыкновенно пріятнымъ смѣ
хомъ.Николинька услыхалъ этотъ см
ѣ
хъ. Онъ многое напоминалъ ему. Образъ человѣ
ка, который смѣ
ялся такъ, и котораго онъ любилъ такъ, какъ любятъ только въ его лѣ
та, живо предсталъ передъ нимъ. Но видѣ
ть этаго человѣ
ка было бы для него слишкомъ большимъ наслажденіемъ для того, чтобы онъ могъ повѣ
рить сразу этой мысли. Онъ принялъ слышанныя имъ звуки за одну изъ тѣ
хъ мимолетныхъ грезъ, которыя безпорядочно бродили въ его воображеніи, и продолжалъ играть.– Исправникъ прі
ѣ
хали-съ, – сказалъ Фока почти шопотомъ, съ значительнымъ видомъ зажмуривая глаза.– Какой Исправникъ? Зач
ѣ
мъ Исправникъ? – сказалъ Николинька, съ озадаченнымъ видомъ оборачиваясь къ нему.– Не могу знать-съ.
– Ахъ, Боже мой, зач
ѣ
мъ это? что ему нужно? и зачѣ
мъ ему нужно, не понимаю.– Прикажете просить?
– Вотъ пріятно. Проводи его въ гостиную и попроси подождать.
Въ это время изъ за двери показалась веселая и красивая фигура гостя, который съ слезами на глазахъ и хохоча изъ вс
ѣ
хъ силъ вбѣ
галъ въ комнату. Увидавъ его, Николинька нѣ
сколько секундъ оставался совершенно неподвиженъ, схватилъ себя за голову, зажмурился и прошепталъ: «быть не можетъ», потомъ хотѣ
лъ броситься къ гостю, хотѣ
лъ что-то сказать ему, но имѣ
лъ только силу привстать съ табурета и блѣ
дный, остановился [1 неразобр.].Гость обнялъ его, и они кр
ѣ
пко нѣ
сколько разъ поцѣ
ловались. Оба были такъ сильно взволнованы, что они не могли ни минуты стоять на мѣ
стѣ
, они чувствовали потребность ходить, дѣ
лать что-нибудь, говорить хоть вещи самыя глупыя, неинтересныя ни для того, ни для другаго.Въ званіи романиста, обязаннаго разсказывать не только поступки своихъ героевъ, но и самыя сокровенныя мысли и побужденія ихъ, я скажу вамъ, читатель, что ни тотъ, ни другой не чувствовали ни мал
ѣ
йшего ни желанія, ни удовольствія обниматься и цѣ
ловаться, но сдѣ
лали это именно потому, что находились въ положеніи напряженной безцѣ
льной дѣ
ятельности, о которой я говорилъ, и потому, что они, встрѣ
чаясь въ первый разъ послѣ
дружеской связи, соединившей ихъ 4 года тому назадъ, они, несмотря на сильное волненіе, чувствовали нѣ
которую неловкость и желали чѣ
мъ-нибудь прекратить ее. – Кто не испытывалъ подобнаго тройнаго смѣ
шаннаго чувства радости, безпокойства и замѣ
шательства при свиданіи съ людьми, которыхъ любишь: какъ-то хочется смотрѣ
ть въ глава другъ другу, и вмѣ
стѣ
какъ будто совѣ
стно, хочется излить всю свою радость, а выходятъ какія-то странные слова, – вопросы: «когда пріѣ
халъ?» и «хороша-ли дорога?» и т. п. Только долго, долго послѣ
первой минуты успокоишься такъ, что съумѣ
ешь выразить свою радость и сказать вещи, которыя, Богъ знаетъ, почему, задерживаются и просятся изъ глубины сердца. Такъ сдѣ
лалъ и Николинька. Онъ сначала спрашивалъ, не хочетъ ли обѣ
дать его другъ, останавливался-ли онъ въ городѣ
, ходилъ большими шагами по комнатѣ
, садился за рояль, тотчасъ-же вскакивалъ и опять ходилъ по комнатѣ
, безпрестанно оглядываясь на гостя; наконецъ, онъ сталъ противъ него, положилъ ему руку на плечо и съ слезами на глазахъ сказалъ:– Ты не пов
ѣ
ришь, Ламинскій, какъ я счастливъ, что тебя вижу.Кто не слыхалъ въ нашъ в
ѣ
къ остроумныхъ фразъ о устарѣ
лости чувства дружбы и шуточекъ надъ Касторомъ и Полюксомъ, и кто въ своей молодости не чувствовалъ страстнаго, необъяснимая влеченія къ человѣ
ку, съ которымъ не имѣ
лъ ничего общаго, кромѣ
этаго чувства? Чему же вѣ
рить: фразамъ, или голосу сердца?– Какимъ ты пом
ѣ
щикомъ, – говорилъ Ламинскій, оглядывая съ головы до ногъ Николиньку.– А ты право выросъ, – говорилъ Николинька.
– Помнишь ты еще ту польку, подъ которую мы танцовали съ Варенькой? – спрашивалъ Ламинскій.
Николинька садился за рояль и игралъ эту польку.
Въ этомъ, безъ сомн
ѣ
нія, не выражается дружба, въ которую вы не хотите вѣ
рить, но ежели бы можно было выразить словами то, что они чувствовали, я бы сказалъ вамъ многое, и вы повѣ
рили бы. Мнѣ
кажется, для этаго даже достаточно бы было взглянуть на лицо моего героя. Столько въ немъ было истинной радости и счастія. Даже сѣ
дой Фока, остановившись у притолки, съ почтительной, чуть замѣ
тной улыбкой одобренія смотрѣ
лъ на своего господина и думалъ съ сожалѣ
ніемъ: «такъ-то и князь, покойникъ, ихъ дѣ
душка, любилъ гостей принимать. Только покойникъ важный былъ, а нашъ молодъ еще, – не знаетъ порядковъ, какъ гостей угостить».Пускай Фока судитъ по-своему; чистое и ясное чувство любви и радости, озаряющее душу Николиньки, нисколько не померкнетъ отъ этаго.
–
Старый ломберный штучный столъ, съ желобками для бостонныхъ марокъ и съ латунью по краямъ, былъ поставленъ и симметрично накрытъ Фокою въ саду, подъ просв
ѣ
чивающею, колеблющейся тѣ
нью темнозеленыхъ высокихъ липъ. Бѣ
лая старинная камчатная скатерть казалась еще бѣ
лѣ
е, форма старинныхъ круглыхъ ложекъ и выписанныхъ еще старымъ княземъ кіевскихъ тарелокъ еще красивѣ
е и стариннѣ
е, серебряная рѣ
зная кружка, въ которой было пиво, одна роскошь стола, которую позволялъ себѣ
Николинька, еще отчетливѣ
е и почтеннѣ
е. Николинька до обѣ
да водилъ своего друга по всѣ
мъ своимъ заведеніямъ.Конец 1-ой части.
[ВТОРАЯ ЧАСТЬ.]
Посл
ѣ
несвязной сцены перваго свиданья Николинька пригласилъ Ламинскаго пойдти по хозяйству.Ламинскій зналъ моего героя студентомъ, добрымъ, благороднымъ ребенкомъ, съ тою милою особенностью, которую нельзя иначе выразить, какъ «enfant de bonne maison»; 17 ему трудно было привыкнуть смотр
ѣ
ть на него, какъ на хозяина, къ которому одному онъ пріѣ
халъ. Мундиръ съ синимъ воротникомъ и парусинное пальто тоже большая разница. – Ламинскій все шутилъ. «Какимъ ты помѣ
щикомъ, – говорилъ онъ, покачивая головой, – точно настоящій» и т. д.