След молота (CИ)

Осветились и окна в уцелевших домах. Но это не был теплый, чистый свет электрических ламп или уютно мерцающий неровный свет свечей или керосиновых ламп. Свет был неярким, ровным и зеленоватым.
И в нем двигались какие-то тени.
Метцгер твердо знал, что все жители деревни мертвы. Кто же тогда зажигал свет в домах? Кто же двигался, подходил к окнам, услышав рев мотора танка? Чьи длинные, извилистые, как корни, что торчали из стен оврага, руки приподнимали занавески, чтобы посмотреть на 2075-й? Чьи лохматые, нечеловечески перекошенные головы удивленно качались вслед проезжающим танкистам? А ведь люди в этой деревне слишком хорошо знали, что такое немецкий танк, и при его приближении должны были не подходить к окнам, а прятаться по подвалам.
Кауэр сидел слишком высоко, чтобы видеть темные силуэты в окнах. Метцгер покосился на Штайнера - видит ли он то же самое? Если Метцгер видел это все один, происходящее можно было списать на переутомление этого страшного дня.
Но Штайнер рулил совершенно спокойно, как будто ничего странного не происходило. Они добрались до площади с бывшей церковью и повернули направо, попав в расстрелянную часть деревни. Здесь огоньки исчезли, и Метцгер выбросил мысли о них из головы. Когда Беккер перепугался, увидев мертвых эсэсовцев, командир заговорил с ним о самогоне и поминках, которые они устроят вечером, только чтобы отвлечь радиста от переживаемого им ужаса и привести в чувство.
Но сейчас он бы и сам с удовольствием выпил. Шнапса, водки, самогона - чего угодно, лишь бы забыться. Лишь бы этот день закончился наконец.
Деревня закончилась. Дорога вывела 2075-й на заснеженное поле. Лунный свет отражался от снега, стало светло и чисто. Зашевелился на своем месте Беккер; громко вздохнул Кауэр, Метцгер слышал это в наушниках. Танкисты приободрились. Им надо было проехать несколько километров, и они оказались бы прямо напротив Подмышья. Там оставалось свернуть в лес - возможно, на пробитую танками СС просеку - и двигаться строго по прямой.
Метцгер увидел, что впереди снежное поле становится черным и словно бы колючим. Лунный свет играл на острых черных закорючках.
- Что это? - удивился он вслух.
- Кладбище, - ответил Штайнер, который разобрался, в чем дело, раньше командира.
- Сразу после него сворачивай в лес, - сказал Метцгер.
Штайнер кивнул. Ворота кладбища, сплетенные из чугунных прутьев, оказались открыты и были достаточно широки, чтобы танку не пришлось сносить их.
По обеим сторонам танка медленно потянулись могилы. Сами могилы, конечно, занесло снегом. Тут и там торчали ажурные и простые кресты, острые, как колья, навершия оградок вокруг могил, а так же памятники. Мужчина из темного гранита, читающий книгу, занесенный снегом до пояса, так что непонятно было, сидит он или стоит, мраморный ангел с единственным уцелевшим крылом, кудрявая девочка, раскинувшая руки в радостном жесте, некрополь с провалившейся крышей, из которой торчало дерево, и снова кресты, кресты, кресты, деревянные, гранитные, мраморные, украшенные резьбой в виде оплетающих их цветов, бюсты и обелиски с выбитыми на них именами, квадратные плиты с неразборчивыми фотографиями, оригинальный памятник в виде огромного глобуса, каменная роза, выглядывающая сквозь снег ...
Метцгер глянул на свои часы. Ему казалось, что уже полночь. Что они едут через это кладбище уже часа три. Но было только еще самое начало девятого.
Кауэр заворочался в своем гнезде.
- Что-то здесь памятники больно богатые для такой простой деревушки, - первым озвучил он мысль, которая уже посетила и всех остальных.
- И кладбище слишком большое, - заметил Метцгер.
В этот момент 2075-й проезжал мимо церкви, которая тоже была великовата для такой маленькой деревушки. Метцгеру она почему-то напомнила собор в Кёльне, где он однажды бывал. Высокая, готически узкая, она совсем не походила на те русские церкви, которые танкистам уже доводилось видеть. Ее тонкий шпиль возносился ввысь, четко вырисовываясь на фоне луны. Купола же русских соборов и церквей были круглыми, или же походили на луковицы.
В стенах церкви зияли огромные дыры. Собственно, от нее остался лишь несущий каркас, скелет с лохмотьями кирпичной плоти. Метцгер видел сквозь дыру огромный иконостас на уцелевшей стене. Или это была роспись? Лунный свет искрился на позолоте, которой обильно была покрыта стена. Лик какого-то святого печально смотрел на танкистов одним большим и темным глазом; вместо второго в стене была дыра, через которую на разбитый аналой падал лунный свет.
- А ведь эту церковь расстреляли из танка, - тихо сказал Кауэр.
В следующий миг они увидели его.
Нарядный белый танк стоял чуть в стороне от дороги, слева, среди поваленных памятников. На его борту чернел крест. Башня его была повернута в сторону разбитой церкви - и деревни. Пушка смотрела прямо вперед.
Люди, стоящие около танка, радостно махали руками.
9 декабря 1941 г, кладбище, 20:30
Штайнер остановился слева от танка эсэсовцев - так, что теперь людей, стоящих в снегу за ним, танкистам было не видно. Это действительно был один из тех четырех танков, которые искал Метцгер. Бортовой номер совпадал.
Танкисты выбрались наружу.
- "Троечка", - благоговейно вздохнул Штайнер, осматривая танк эсэсовцев.
Panzer III поступили на вооружение перед началом войны, и достались в основном частям СС. Штайнеру, по крайней мере, доводилось видеть их только у танкистов "Мертвой головы", с которыми они долго сражались бок о бок в этих забытых богом болотах. Штайнер подозревал, что с одного из танков этой дивизии Беккер и снял интерком, которым теперь пользовался экипаж 2075-го. Машины часто выходили из строя по самым разным причинам, и шустрый радист, видимо, успел перехватить списанный танк до того, как его отправили на ремонтную базу.
- Штайнер и Беккер, осмотрите машину, - сказал Метцгер, кивая на найденный танк. - Кауэр, следите за окрестностями.
Штайнер кивнул и перепрыгнул на соседний танк. Беккер, кряхтя, последовал за ним. Метцгер спустился на землю, и, проваливаясь по колено в снегу, принялся обходить машину ребят из Анненербе.
- А что вы будете делать? - окликнул его Штайнер с брони.
- Узнаю, кто это, - сказал Метцгер.
Перед тем, как обогнуть танк, Метцгер на секунду остановился. Он совсем не хотел приближаться к веселой компании в зимних полушубках.
Метцгер понял, что все эсэсовцы мертвы, еще до того, как 2075-й съехал с дороги, и, подминая под себя памятники, оградки и кресты, устремился к "троечке". Метцгер уже был сыт по горло трупами своих и чужих, но надо было установить личность погибших. Учитывая сегодняшний опыт с жетонами троих повешенных эсэсовцев, Метцгер понимал, что снять их вряд ли удастся. Можно будет считать большой удачей, если удастся добраться до них сквозь слои замерзшей одежды.
Метцгер глубоко вздохнул - обжигающе холодный воздух ударил в легкие - и вышел из-за танка.
Их было пятеро; весь экипаж одним комплектом. Луна светила им в спины, и поэтому лиц их видно не было. Самый крайний сидел на снегу, выставив одну ногу и вытянув руки в воздухе перед собой, словно ловил что-то. Тот, что стоял в центре, широко раскинул руки, словно собирался обнять Метцгера. Еще один лежал между ними, свернувшись калачиком. Следующий танкист стоял нагнувшись, руки его словно обнимали что-то круглое. Пятый, последний, застыл в прыжке; ноги его были нелепо расставлены, и если бы кто-то не воткнул его в снег, как игрушечного солдатика, он бы давно упал. В задранной вверх руке мертвец сжимал пистолет, но при этом оглядывался через плечо.
Все вместе они образовывали довольно живописную скульптурную группу, зловещую в своей загадочности. Метцгер уже не испытывал ни ужаса, ни отвращения. Но на миг он испытал твердую уверенность в том, что кто-то играл с умирающими солдатами, как с куклами, и его охватил гнев. Если бы танкистов накрыло термоударом, как и всех жителей Точек, они бы застыли внутри своей машины, как саркофаге. Но сейчас все выглядело так, словно кто-то достал их из машины и расставил их здесь, забавляясь.