Проклятье Йига

По словам доктора, Йиг, бог-змей племен центральных равнин — предположительно первичный источник южных легенд о Кецалькоатле или Кукулкане — был странным, частично антропоморфным демоном чрезвычайно произвольной и непостоянной природы. Он не являлся абсолютным злом и обыкновенно был весьма расположен к тем, кто выполнял обряды в честь его и его детей — змей. Но осенью он становился необычно прожорливым, и его можно было задобрить лишь посредством особых церемоний. Вот почему тамтамы в областях Поуни, Вичита и Каддо неделями не прекращали рокотать в августе, сентябре и октябре, и вот почему шаманы издавали странные шумы с помощью трещоток и свистков, весьма похожих на те, что использовали ацтеки и майя.
Главной чертой Йига была безусловная привязанность к своим детям — привязанность столь сильная, что краснокожие почти боялись защищаться от ядовитых гремучих змей, которые изобиловали в этих местах. Ужасные тайные истории намекали на его месть тем смертным, что глумились над ним или причиняли ущерб его извивающемуся народу; таких людей после жестоких мучений он превращал в пятнистых змей.
В старые времена на Индейской территории, куда приехал доктор, миф о Йиге еще не был страшной тайной. Равнинные племена, менее осторожные, чем кочевники прерий и Пуэбло, несколько более откровенно рассказывали о своих поверьях и ритуалах первым белым людям и позволяли распространять свои знания среди белых поселенцев в соседних регионах. Великий страх пришел в период активного заселения страны в 1889 году, когда несколько экстраординарных событий породили слухи, которые были подкреплены явными отвратительно доказательствами. Индейцы говорили, что приезжие белые люди не знали, как ладить с Йигом, после чего поселенцы лицом к лицу столкнулись с подтверждением этих слов. Теперь никого из старожилов центральной Оклахомы, будь то белый или краснокожий, нельзя было убедить вымолвить хоть слово о боге-змее, кроме как в форме туманных намеков. И все же только после этого, подчеркнул доктор, произошел действительный, подлинный кошмар, ознаменовавший жуткую и удивительную трагедию. Этот кошмар был вполне материальным и от того еще более чудовищным — даже при том, что его последняя стадия вызвала множество споров.
Доктор Мак-Нилл сделал паузу и прочистил горло, прежде чем перешел собственно к своей истории, и я чувствовал нарастающее волнение по мере того, как над тайной постепенно поднимался занавес. Эта история началась, когда Уокер Дэвис и его жена Одри покинули Арканзас с тем, чтобы поселиться в новой стране весной 1889 года. В результате они осели на земле Вичита к северу от реки Вичита — теперь это графство Каддо. Там находится маленькая деревушка под названием Бингер, туда проходит железная дорога, но во всем остальном это место изменилось меньше, чем другие части Оклахомы. На этой земле по-прежнему стоит множество продуктивных ферм и ранчо, а большие нефтеносные поля пока не подошли сюда слишком близко.
Уокер и Одри приехали из графства Франклин в Озарксе в покрытом парусиной фургоне, с двумя мулами и старой бесполезной собакой по клике Волк, а также со всеми домашними пожитками. Они были типичными обитателями холмов, молодыми и, возможно, несколько более амбициозными, чем большинство. Они надеялись, что в будущем их жизнь изменится к лучшему по сравнению со временами тяжелого труда в Арканзасе. Оба были худощавыми, костлявыми людьми; он — высокий, рыжеволосый, зеленоглазый, а женщина — низкорослая и смуглая, с черными прямыми волосами. Казалось, в ней есть немного примеси индейской крови.
В общем, в них было немного особенного, и только одна их особенность была непохожа на характер тысяч пионеров, хлынувших в то время в новую страну. Этой особенностью бы патологический страх Уокера перед змеями, который то ли был заложен в нем еще до рождения, в утробе матери, то ли, как говаривал кое-кто, происходил от мрачного пророчества насчет его кончины, которым старая индианка пугал его, когда Уокер был маленьким. Какова бы ни была причина, ее эффект был действительно заметным, и несмотря на то, что в целом Уокер был сильным и храбрым мужчиной, даже мысль о пресмыкающихся заставляла его бледнеть и содрогаться, в то время как вид самой маленькой змейки доводил его до шока, иногда граничащего с конвульсивного припадка.
Дэвисы выехали из Арканзаса в начале года, надеясь прибыть в новую землю к открытию пахотного сезона. Их путешествие было медленным; в Арканзасе дороги были плохими, но на Индейской территории повсюду простирались только округлые холмы и красные песчаные дюны без всякого признака дорог. По мере того, как равнина становилась более плоской, разница нового ландшафта с их родными горами угнетала их больше, чем они ожидали. Но они обнаружили, что жители пограничных с индейцами поселений приветливы, а большинство индейцев выглядят дружелюбными и ведут себя цивилизованно. Время от времени они встречали пионеров, с которыми обменивались нехитрыми выражениями доброжелательного соперничества.
Как и положено для данного сезона, на глаза попадалось немного змей, так что Уокер не особо страдал от своей специфической слабости. На ранних этапах их путешествия индейские легенды о змеях также не доставляли им затруднений, поскольку переселенные племена юго-востока не придерживались диких верований своих западных соседей. Роковым стал для них рассказ одного белого в поселке Окмулги, расположенном в районе Крик. Этот человек впервые намекнул им о культе Йига, и это намек произвел необычайно магическое впечатление на Уокера, заставив его задать множество вопросов рассказчику.
Вскоре зачарованность Уокера переросла в крайний испуг. Он осуществлял массу чрезвычайных мер предосторожности всякий раз, когда они разбивали лагерь на ночь, всегда тщательно расчищая любую растительность, что попадалась ему. По возможности он старался избегать каменистых мест. В каждой группе хилых кустарников и в каждой трещине в больших плитообразных скалах ему мерещились затаившиеся злобные змеи, а каждый человек, который явно не относился к поселенцам или эмигрантам, казался ему потенциальным богом-змеем, пока он не убеждался в обратном при близкой встрече. К счастью, никто из встречающихся на пути людей не усиливал его невроз новыми рассказами.
Достигнув района Кикапу, они обнаружили, что становится все труднее и труднее ставить лагерь в стороне от скал. Наконец, это стало совершенно невозможно, и бедный Уокер решился использовать детское средство — пропеть какие-то деревенские заклинания против змей, которые он помнил из детства. Да или три раза мимо промелькнули змеи, и их вид отнюдь не способствовал попыткам страдающего Уокера сохранить самообладание.
В двадцать второй вечер их путешествия дикий ветер вынудил их из-за мулов сделать привал в насколько возможно укрытом месте. Одри уговорила мужа воспользоваться скалой, которая возвышалась необычайно высоко над высохшим дном бывшего русла Канадской реки. Ему не нравилось скалистое место, но он убедил себя на этот раз подчиниться. Уокер с тоской отвел животных к защитному склону, высота которого над землей не позволяла завести туда фургон.
Одри, осматривая скалы поблизости от фургона, тем временем отметила одиночное фырканье в том месте, где сидел старый немощный пес. Взяв ружье, она направилась по направлению к псу, тут же поблагодарив звезды за то, что не предупредила Уокера о своем открытии. Поскольку там, уютно разместившись в промежутке между двумя валунами, находилось то, чего ему не следовало бы видеть. Видимая только как один свернувшийся предмет, возможно, состоящий из трех или четырех отдельных частей, там лежала лениво шевелящаяся масса, которая не могла быть ничем иным, кроме как выводком новорожденных гремучих змей.
Стремясь уберечь Уокера от очередного шока, Одри решила, что ей предпринять; она крепко сжала ствол ружья и медленно навела его на корчащихся тварей. Она испытывала к ним сильнейшее отвращение, но никак не страх. Наконец, увидев, что дело сделано, она принялась палкой засыпать змей красным песком и высохшей травой. Ей следует, рассуждала Одри, прикрыть их до того, как Уокер привяжет мулов и придет сюда. Старый Волк, помесь пастушьей собаки и койота, пропал, и Одри опасалась, что он отправился за хозяином.