Избранное

звучит как-то глупо, - сказал я Сакердону Михайловичу и встал. 
- Вы что, уходите? - спросил меня Сакердон Михайлович. 
- Да, - сказал я, - мне пора. 
- А что же водка? - сказал Сакердон Михайлович, - ведь и ос
талось-то всего по рюмке. 
- Ну, давайте допьем, - сказал я. 
Мы допили водку и закусили остатками вареного мяса. 
- А теперь я должен идти, - сказал я. 
- До свидания, - сказал Сакердон Михайлович, провожая меня 
через кухню на лестницу. - Спасибо за угощение. 
- Спасибо вам, - сказал я, - до свидания. И я ушел. 
Оставшись один, Сакердон Михайлович убрал со стола, закинул 
на шкап пустую водочную бутылку, надел опять на голову свою 
меховую с наушниками шапку и сел под окном на пол. Руки Сакердон 
Михайлович заложил за спину и их не было видно. А из-под задрав
шегося халата торчали голые костлявые ноги, обутые в русские са
поги с отрезанными голенищами. 
Я шел по Невскому, погруженный в свои мысли. Мне надо сейчас 
же пойти к управдому и рассказать ему все. А, разделавшись со 
старухой, я буду целые дни стоять около булочной, пока не встре
чу ту милую дамочку. Ведь я остался ей должен за хлеб сорок во
семь копеек. У меня есть прекрасный предлог ее разыскивать. Вы
питая водка продолжала еще действовать, и, казалось, что все 
складывается очень хорошо и просто. 
На Фонтанке я подошел к ларьку и на оставшуюся мелочь выпил 
большую кружку хлебного кваса. Квас был плохой и кислый, и я по
шел дальше с мерзким вкусом во рту. 
На углу Литейной какой-то пьяный, пошатнувшись, толкнул меня. 
Хорошо, что у меня нет револьвера: я убил бы его тут же на мес
те. 
До самого дома я шел, должно быть, с искаженным от злости ли
цом. Во всяком случае, почти все встречные оборачивались на ме
ня. 
Я вошел в домовую контору. На столе сидела низкорослая, гряз
ная, курносая, кривая и белобрысая девка и, глядясь в ручное зе
ркальце, мазала себе помадой губы. 
- А где же управдом? - спросил я. 
Девка молчала, продолжая мазать губы. 
- Где управдом? - повторил я резким голосом. 
- Завтра будет, не сегодня, - ответила грязная, курносая, 
кривая и белобрысая девка. 
Я вышел на улицу. По противополжной стороне шел инвалид на 
механической ноге и громко стучал своей ногой и палкой. Шесть 
мальчишек бежало за инвалидом, передразнивая его походку. 
Я завернул в свою парадную и стал подниматься по лестнице. На 
втором этаже я остановился; противная мысль пришла мне в голову 
ведь старуха должна начать разлагаться. Я не закрыл окно, а го
ворят, что при открытом окне покойники разлагаются быстрее. Вот 
ведь глупость какая! И этот чертов управдом будет только завтра! 
Я постоял в нерешительности несколько минут и стал подниматься 
дальше. 
Около двери в свою квартиру я опять остановился. Может быть, 
пойти к булочной и ждать там ту милую дамочку? Я бы стал умолять 
ее пустить меня к себе на две или три ночи. Но тут я вспоминаю, 
что сегодня она уже купила хлеб и, значит, в булочную не придет. 
Да и вообще из этого ничего бы не вышло. 
Я отпер дверь и вошел в коридор. В конце коридора горел свет, 
и Марья Васильевна, держа в руке какую-то тряпку, терла по ней 
другой тряпкой. Увидев меня, Марья Васильевна крикнула: 
- Ваш шпрашивал какой-то штарик! 
- Какой старик? - сказал я. 
- 41 
- Теперь мы с тобой расчитаемся, - сказал я. У меня возник 
план, к которому обыкновенно прибегают убийцы из уголовных рома
нов и газетных проишествий; я просто хотел запрятать старуху в 
чемодан, отвезти за город и опустить в болото. Я знал одно такое 
место. 
Чемодан стоял у меня под кушеткой. Я вытащил его и открыл. В 
нем находились какие-то вещи: несколько книг, старая фетровая 
шляпа и рваное белье. Я выложил все это на кушетку. 
В это время громко хлопнула наружная дверь, и мне показалось, 
что старуха вздрогнула. 
Я моментально вскочил и схватил крокетный молоток. 
Старуха лежит спокойно. Я стою и прислушиваюсь. Это вернулся 
машинист, я слышу, как он ходит у себя по комнате. Вот он идет 
по коридору на кухню. Если Марья Васильевна расскажет ему о моем 
сумашествии, это будет нехорошо. Чертовщина какая! Надо и мне 
пойти на кухню и своим видом успокоить их. 
Я опять перешагнул через старуху, поставил молоток возле са
мой двери, чтобы, вернувшись обратно, я бы мог, не входя еще в 
комнату, иметь молоток в руках, и вышел в коридор. Из кухни нес
лись голоса, но слов не было слышно. Я прикрыл за собой дверь в 
свою комнату и осторожно пошел на кухню: мне хотелось узнать, о 
чем говорит Марья Васильевна с машинистом. Коридор я прошел быс
тро, а около кухни замедлил шаги. Говорил машинист, по-видимому, 
он рассказывал что-то, случившееся с ним на работе. 
Я вошел. Машинист стоял с полотенцем в руках и говорил, а Ма
рья Васильевна сидела на табурете и слушала. Увидя меня, маши
нист махнул мне рукой. 
- Здравствуйте, здравствуйте, Матвей Филиппович, - сказал я 
ему и прошел в ванную комнату. Пока все было спокойно. Марья 
Васильевна привыкла к моим странностям и этот последний случай 
могла уже и забыть. 
Вдруг меня осенило: я не запер дверь. А что, если старуха вы
ползет из комнаты? 
Я кинулся обратно, но во-время спохватился и, чтобы не испу
гать жильцов, прошел через кухню спокойными шагами. 
Марья Васильевна стучала пальцем по кухонному столу и говори
ла машинисту: 
- Ждорово! Вот это ждорово! Я бы тоже швиштела! 
С замирающим сердцем я вышел в коридор, и тут же, чуть не бе
гом, пустился к своей комнате. 
Снаружи все было спокойно. Я подошел к двери, и приотворив 
ее, заглянул в комнату. Старуха по-прежнему спокойно лежала, 
уткнувшись лицом в пол. Крокетный молоток стоял у двери на преж
нем месте. Я взял его, вошел в комнату и запер за собой дверь 
на ключ. Да, в комнате определенно пахло трупом. Я перешагнул 
через старуху, подошел к окну и сел в кресло. Только бы мне не 
стало дурно от этого, пока еще хоть и слабого, но все-таки уже 
нестерпимого запаха. Я закурил трубку. Меня подташнивало, и не
много болел живот. 
Ну что же я так сижу? Надо действовать скорее, пока эта ста
руха окончательно не протухла. Но, во всяком случае, в чемодан 
ее надо запихать осторожно, потому что как раз тут-то она и мо
жет тяпнуть меня за палец. А потом умирать от трупного заражения 
- благодарю покорно! 
- Эге! - воскликнул я вдруг. А интересуюсь я: чем вы меня 
укусите? Зубки-то ваши вон где! 
Я перегнулся в кресле и посмотрел в угол, по ту сторону окна, 
где, по моим расчетам, должна была находиться вставная челюсть 
старухи. Но челюсти там не было. Я задумался: может быть мертвая 
старуха ползала у меня по комнате, ища свои зубы? Может быть, 
даже нашла их и вставила себе обратно в рот? 
Я взял крокетный молоток и пошарил им в углу. Нет, челюсть 
пропала. Тогда я вынул из камода толстую байковую простыню и по
дошел к старухе. Крокетный молоток я держал наготове в правой 
руке, а в левой я держал байковую простыню. 
Брезгливый страх к себе вызывала эта мертвая старуха. Я при
поднял молотком ее голову: рот был открыт, глаза закатились 
кверху, а по всему подбородку, куда я ударил ее сапогом, рас
ползлось большое темное пятно. Я заглянул старухе в рот, нет, 
она не нашла свою челюсть. Я опустил голову. Голова упала и 
стукнулась об пол. 
Тогда я расстелил на полу байковую простыню и подтянул ее к 
самой старухе. Потом ногой и крокетным молотком я перевернул