Избранное

старуху через левый бок на спину. Теперь она лежала на простыне. 
Ноги старухи были согнуты в коленях, а кулаки прижаты к плечам. 
Казалось, что старуха, лежа на спине, как кошка, собирается за
щищаться от нападающего на нее орла! Скорее, прочь эту падаль! 
Я закатал старуху в толстую простыню и поднял ее на руки. Она 
оказалась легче, чем я думал. Я опустил ее в чемодан и попробо
вал закрыть крышкой. Тут я ожидал всяких трудностей, но крышка 
сравнительно легко закрылась. Я щелкнул чемоданными замками и 
выпрямился. 
- 43 
По платформе два милиционера ведут какого-то гражданина в пи
кет. Он идет, заложив руки за спину и опустив голову. 
Поезд трогается. Я смотрю на часы: десять менут восьмого. О, 
с каким удовольсвием спущу я эту старуху в болото! Жаль только, 
что я не захватил с собой палку, должно быть, старуху придется 
подталкивать. 
Франт в розовой косоворотке нахально разглядывает меня. Я по
ворачиваюсь к нему спиной и смотрю в окно. 
В моем животе происходят ужасные схватки; тогда я стискиваю 
зубы, сжимаю кулаки и напрягаю ноги. 
Мы проезжаем Ланскую и Новую Деревню. Вон мелькает золотая 
верхушка Буддийской пагоды, а вон показалось море. 
Но тут я вскакиваю и, забыв все вокруг, мелкими шажками бегу 
в уборную. Безумная волна качает и вертит мое сознание... 
Поезд замедляет ход. Мы подъезжаем к Лахте. Я сижу, боясь по
шевелиться, чтобы меня не выгнали на остановке из уборной. 
- Скорей бы он трогался! Скорей бы он трогался! 
Поезд трогается, и я закрываю глаза от наслаждения. О, эти 
минуты бывают столь же сладки, как мгновения любви! 
Все силы мои напряжены, но я знаю, что за этим последует 
страшный упадок. 
Поезд опять останавливается. Это Ольгино. Значит опять эта 
пытка! 
Но теперь это ложные позывы. Холодный пот выступает у меня на 
лбу, и легкий холодок порхает вокруг моего сердца. 
Я понимаюсь и некоторое время стою, прижавшись головой к сте
не. Поезд идет, и покачивание вагона мне очень приятно. 
Я собираю все свои силы и, пошатывась, выхожу из уборной. 
В вагоне нет никого. Рабочий и франт в розовой косоворотке, 
видно, слезли в Лахте или в Ольгино. Я медленно иду к своему 
окошку. 
И вдруг я останавливаюсь и тупо гляжу перед собой. Чемодана, 
там где я его оставил, нет. Должно быть, я ошибся окном. Я пры
гаю к следующему окошку. Чемодана нет. Я прыгаю назад, вперед, я 
пробегаю вагон в обе стороны, заглядываю под скамейки, но чемо
дана нигде нет. 
Да разве тут можно сомневаться? Конечно, пока я был в уборной 
чемодан украли. Это можно было предвидеть! 
Я сижу на скамейке с вытаращенными глазами и мне почему-то 
вспоминается, как у Сакердона Михайловича с треском отскакивала 
эмаль от раскаленной кастрюли. 
- Что же получилось? - спрашиваю я сам себя. - Ну, кто теперь 
поверит, что я не убивал старуху? Меня сегодня же схватят, тут 
или в городе на вокзале, как того гражданина, который шел, опус
тив голову. 
Я выхожу на площадку вагона. Поезд подходит к Лисьему носу. 
Мелькают белые столбики, ограждающие дорогу. Поезд останавлива
ется. Ступеньки моего вагона не доходят до земли. Я соскакиваю и 
иду к станционному павильону. До поезда, идущего в город еще 
полчаса. Я иду в лесок, вот кустики можжевельника, за ними меня 
никто не увидит. Я направляюсь туда. 
По земле ползет большая зеленая гусеница. Я опускаюсь на колени 
и трогаю ее пальцами. Она сильно и жилисто складывается несколь
ко раз в одну и в другую сторону. 
Я оглядываюсь. Никто меня не видит. Легкий трепет бежит по 
моей спине. 
Я низко склоняю голову и негромко говорю: 
- Во имя Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки 
веков. Аминь... 
................................................................ 
................................................................ 
На этом я временно заканчиваю свою рукопись, считая, что она 
и так уже достаточно затянулась. 
Конец мая и первая половина июня 
1939 года 
- 34 
" ... и между нами происходит 
следующий разговор." 
К. Гамсун 
На дворе стоит старуха и держит в руках стенные часы. Я про
хожу мимо старухи, останавливаюсь и спрашиваю ее: 
- Который час? 
- Посмотрите, - говорит старуха. Я смотрю и вижу, что на ча
сах нету стрелок. 
- Тут нет стрелок, - говорю я. 
Старуха смотрит на циферблат и говорит мне: 
- Сейчас без четверти три. 
- Ах, так. Большое спасибо, - говорю я и ухожу. 
Старуха кричит мне что-то вслед, но я иду не оглядываясь. Я 
выхожу на улицу и иду по солнечной стороне. Весеннее солнце 
очень приятно. Я иду пешком, щурю глаза и курю трубку. На углу 
Садовой мне попадается навстречу Сакердон Михайлович. Мы здоро
ваемся, останавливаемся и долго разговариваем. Мне надоедает 
стоять на улице, и я приглашаю Сакердона Михайловича в подваль
чик. Мы пьем водку, закусываем крутым яйцом с килькой, потом 
прощаемся, и я иду дальше один. 
Тут я вдруг вспоминаю, что забыл дома выключить электрическую 
печку. Мне очень досадно. Я поворачиваюсь и иду домой. Так хо
рошо начался день, и вот уже первая неудача. Мне не следовало 
выходить на улицу. 
Я прихожу домой, снимаю куртку, вынимаю из жилетного кармана 
часы и вешаю их на гвоздик; потом запираю дверь на ключ и ложусь 
на кушетку. Буду лежать и постараюсь заснуть. 
С улицы слышен противный крик мальчишек. Я лежу и выдумываю 
им казни. Больше всего мне нравится напустить на них столбняк, 
чтобы они вдруг перестали двигаться. Родители растаскивают их по 
домам. Они лежат в своих кроватках и не могут даже есть, потому 
что у них не открываются рты. Их питают искусственно. Через не
делю столбняк проходит, но дети так слабы, что еще целый месяц 
должны пролежать в постелях. Потом они начинают постепенно выз
доравливать, но я напускаю на них второй столбняк, и они все 
околевают. 
Я лежу на кушетке с открытыми глазами и не могу заснуть. Мне 
вспоминается старуха с часами, которую я видел сегодня во дворе, 
и мне делается приятно, что на ее часах не было стрелок. А вот 
на днях я видел в комиссионном магазине отвратительные кухонные 
часы, и стрелки у которых были сделаны в виде ножа и вилки. 
Боже мой! Ведь я еще не выключил электрической печки! Я вска
киваю и выключаю ее, потом опять ложусь на кушетку и стараюсь 
заснуть. Я закрываю глаза. Мне не хочется спать. В окно светит 
весеннее солнце, прямо на меня. Мне становится жарко. Я встаю и 
сажусь в кресло у окна. 
Теперь мне хочется спать, но я спать не буду. Я возьму бумагу 
и перо и буду писать. Я чувствую в себе страшную силу. Я все об
думал еще вчера. Это будет рассказ о чудотворце, который живет в 
наше время и не творит чудес. Он знает, что он чудотворец и мо
жет сотворить любое чудо, но он этого не делает. Его выселяют из 
квартиры, он знает, что стоит ему только махнуть пальцем, и ква
ртира останется за ним, но он не делает этого, он покорно съез
жает с квартиры и живет за городом в сарае. Он может этот сарай 
превратить в прекрасный кирпичный дом, но он не делает этого, он 
продолжает жить в сарае и, в конце концов, умирает, не сделав за 
свою жизнь ни одного чуда. 
Я сижу и от радости потираю руки. Сакердон Михайлович лопнет 
от зависти. Он думает, что я уже не способен написать гениальную 
вещь. Скорее, скорее за работу! Долой всякий сон и лень! Я буду 
писать восемнадцать часов подряд!