Грязная сказка
— Давно ты работаешь у Сикорского?
— Работаю год, у Сикорского три, — улыбнулась Милена как обычно обворожительно.
— Ты говоришь по-русски почти без акцента.
— Да, я много училась.
И у Тани ещё столько вопросов к этой девочке-мальчику, но она задала главный:
— Давно здесь его брат?
— Он время от времени приезжает, — неопределённо пожала плечами Милена. — Он не женат.
— Да мне как-то…
— Его жена умерла. У него двое детей, но они уже взрослые.
— Зачем ты всё это мне рассказываешь? — Таня смотрела на неё с недоумением.
Ладно была бы тайской девочкой, но ведь мальчик же, а сплетничает.
— Потому что ты всё равно спросишь. В первую очередь все спрашивают меня именно об этом, — пожала она широким плечом.
— А во-вторую есть ли у тебя член?
— Да. Могу показать.
— Я тебе верю, — остановила её Таня. — Скажи мне лучше, кто эти все, что задавали тебе вопросы?
— Те девушки, что приходили до тебя. И ни одна не продержалась долго. После смерти Светы, Сикорского не устраивает ни одна помощница.
— А что случилось со Светой?
— Самоубийство. Несчастная любовь, — сказала Милена, направляясь к двери. — Мне надо идти. Если что понадобится, я у себя.
«Надо было попросить кофе» — спохватилась Таня слишком поздно, когда за ней уже закрылась дверь.
С утра из-за этого дурацкого непривычного платья она толком и не позавтракала, хорошо, догадалась бросить в сумку пару конфет. Влад сказал, что надо выглядеть прилично. Она старалась.
Она полезла в сумку — голодный мозг требовал глюкозы.
«Хорошо гулять по свету с карамелькой за щекой…» — крутилась у Тани в голове дурацкая песенка, которую всегда пела Лялька, когда жевала эти купленные ею же конфеты.
Таня потянулась к мусорной корзине, выбросить фантик. В ней лежала рамка с фотографией, которую выбросил Эрик. Может кто-то и побрезговал бы её достать, но только не Танино любопытство.
Вот только зачем она всегда идёт у него на поводу?
Она бросила на стол эту дурацкую рамку, и закрыла руками глаза. Чёртов бабник!
На шикарном селфи счастливо улыбающийся Влад обнимал смеющуюся девушку.
Глава 3
Двенадцать лет назад
ВЛАД
Стоять у запасного выхода из стриптиз-клуба в шесть утра то ещё удовольствие. А он стоял третий раз. Хорошо, что лето. Светает рано, но утренний туман всё равно пробирает до костей.
Эта девушка зацепила его сильнее, чем он думал.
Странно, что он раньше не замечал её у шеста. Странно, что теперь в этом шумном заведении он замечал её одну.
Она игнорировала его в клубе и делала вид, что он пустое место за его пределами.
Первый раз она уехала с парнем. А он, идиот, оставил свою машину на парковке, а не рядом в подворотне, и не успел их догнать.
Вчера она убежала с подружкой, бросив на него высокомерный взгляд, как королева на споткнувшегося пажа. Он проехал мимо, когда они заскочили в первый утренний автобус.
Сегодня она выходит одна и прямиком направляется к нему.
— А ты, я смотрю, упрямый, — без этих адских каблуков и в джинсах она выглядит как обычная девчонка, только волосы слишком яркие. Но ей единственной это действительно идёт.
— Ты меня избегаешь, — он засовывает руки поглубже в карманы брюк.
— Я же сказала, что не работаю с клиентами. Зачем ты постоянно меня заказываешь?
— Хочу тебя.
— Видеть? — она подходит так близко, что вот-вот упрётся подбородком в его грудь.
— Нет, просто тебя хочу.
Он не вытаскивает руки, не прикасается, не пытается её обнять. Это поединок взглядов: её насмешливого и его спокойного.
— Думаешь, договоримся? — выдыхает она ему в лицо мятным запахом жевательной резинки.
— Один же раз ты меня уже выбрала. Вдруг выберешь и второй?
— А если не выберу?
— Значит, дура.
Он достаёт из кармана ключи. Не глядя на девушку, отключает с брелка сигнализацию. И идёт к машине, из глубины переулка приветливо моргнувшей ему фарами.
— А выберу, буду дурой вдвойне! — кричит она ему в спину.
— Тебе решать! — не останавливается он.
Он не поворачивается, но сердце замирает и губы невольно растягиваются в улыбку, когда он слышит, что она за ним бежит.
— Ладно, чёрт с тобой, — она догоняет его у самой машины. — Тебя ведь Влад зовут?
— Для тебя просто «милый», — он открывает ей дверь, приглашая рукой.
— Слышь, милый, — наступает она ему на ногу. — Ты только сильно-то не зазнавайся.
«Чёрт, а больно!» — он позволяет себе сморщиться, только, когда она исчезает на сиденье, и обходит машину с тыла, слегка прихрамывая.
— Куда едем?
— К тебе, конечно. У тебя же есть кровать? — она открывает окно и выплёвывает жвачку. — Я всю ночь работала. И я смертельно хочу спать.
Он никого не приводит домой. Разве что старые школьные друзья иногда заскакивают, но и те разъехались на лето по заграницам. А он, наоборот, прилетел на каникулы из Лондона домой. И шатается совершенно без дела, просаживая деньги в барах и снимая девушек на ночь, которых таскает в окрестные гостиницы.
От скуки он и затесался в этот бордель. Но там оказалось всё так же банально, как и за бесплатно. Разве что девушки вели себя раскованней, не приходилось долго уговаривать, правдами-неправдами разводить на анал, и вообще затрачивать массу неоправданных усилий.
Но эта рыжая, с татуировкой бабочки на копчике… Что-то в ней было, что он определил для себя словом «мало». Её было мало. Тот час, на который он заказал девушку, и даже не её, пролетел так быстро, а послевкусие осталось таким ярким, что он определённо хотел ещё.
Ради этого «ещё» он сделал уже так много. Чего не делал никогда. Никогда не встречал, никогда не ждал, никогда не приводил к себе домой. Девчонки сами бегали за ним, и он выбрал самый простой способ как избавляться от их навязчивого внимания — говорил правду.
Он собирался просто затрахать эту «бабочку» до изнеможения и забыть, наконец.
Но после душа она выползла такая уставшая, что он снова сделал то, что никогда не делал — позволил ей спать в своей постели. Просто спать. И после трёх бессонных ночей караула у дверей клуба, он укрылся с ней одним одеялом и тоже уснул.
И проснулся, ощущая её тепло и покой. Долгожданный, безмятежный благодатный покой, который должен был настать только после её ухода, а он к ней даже ещё не прикоснулся.
Она спит тихо-тихо, как мышка. И пахнет его шампунем. И улыбается ему во сне, когда он целует её в плечо. Его простреливает током от лёгкого прикосновения к её коже.
Футболка задралась. Рука скользит, обрисовывая контуры её фигуры. Нежная кожа. Острый выступ бедра. Плоский живот. Гладкий лобок. Она сжимает его пальцы бёдрами. Он изнемогает от желания её любить.
— Ты куда-то торопишься? — она не открывает глаза.
— Нет, — он пытается дотянуться ниже, но она держит его так же надёжно как свой шест.
— Тогда начти не с паровоза, а с последнего вагона. И это будет незабываемое путешествие для нас двоих.
Он убирает одеяло, она снимает футболку. И он начинает с того, от чего уже не может отвести взгляд.
Грудь. Он ласкает её языком, он сжимает её руками, он хочет умереть, уткнувшись носом в эти холмы, но не раньше, чем пройдётся языком по шее и сорвёт с этих губ поцелуй.
Она всё ещё пахнет мятной жвачкой, и кончик её языка скользит по его губам, трётся о его язык, забирается внутрь. Его пальцы в её волосах. Он целует её взасос, заставляя задыхаться. Даёт возможность вдохнуть и вновь задерживает дыхание, накрывая её губы, чувствуя, как волшебно начинает кружиться голова.
Но она переворачивает его на спину и теперь это её пеший поход, оставляющий прохладный влажный след на его груди, на животе, в паху.
Он вцепляется в простыню, обожая её губы, её руки, её ритмичные движения, чувствуя, как она заглатывает его целиком, понимая, что если он её не остановит, то на этом всё бесславно и закончится.