Бездна (Миф о Юрии Андропове)
— Спиртное сейчас нельзя,— улыбнувшись, сказал Ратовский.— Может пропасть эффект тибетского зелья. Да и вообще, любезнейший Владимир Александрович, вам следует отвыкать от дурной русской привычки опохмеляться по утрам. Она вам в новой жизни больше не понадобится.
— То есть? — прошептал господин Копыленко.
— Отныне вы эмигрант, перебежчик, невозвращенец. Выбирайте любой вариант, какой вам больше нравится.
Владимир Александрович судорожно проглотил кусок яичницы, поднявшись со стула, вышел на середину комнаты и, взяв себя в руки, сказал гордо (помните Владимира Маяковского: «У советских собственная гордость: на буржуев смотрим свысока!»):
— Я требую немедленно соединить меня с советским посольством и от дальнейших разговоров отказываюсь.
— Да полно вам, голубчик,— буднично, по-домашнему сказал Станислав Янович, намазывая хрустящую булочку вишневым джемом и с аппетитом откусывая от нее кусочек,— Садитесь, в ногах, как известно, правды нет. И кушайте, кушайте. Времени в обрез.— Ратовский, облизав тонкие губы, взглянул на ручные часы.— Ваш рейс в Лондон в пятнадцать десять…
— То есть? — обалдев, спросил Владимир Александрович.
— Да садитесь же вы!
Господин Копыленко сел и большими глотками выпил чашку остывшего ароматного чая.
— Я, конечно, могу соединить вас с вашим посольством, хоть с самим послом. Только какой прок? Что вы ему поведаете? Может быть, о вчерашних ваших проказах?
— Я… я…— Владимир Александрович потерялся, его стал бить озноб, мысли разбежались,— Да кто вы такой? — выкрикнул он истерически,— Кто вы такой, в конце концов?
— Вот,— удовлетворенно сказал Ратовский.— Это уже ближе к делу. Слушайте меня внимательно и не перебивайте. Повторяю: времени у нас мало. Итак…— Станислав Янович с усмешкой посмотрел на свою жертву,— Я представляю английские интересы. Или, если угодно, интересы Ее Величества британской Королевы. С позиций этих интересов, Владимир Александрович, вы становитесь отныне жителем Англии и сегодня… Может быть, завтра попросите политического убежища в нашей стране.
— Да на кой черт я вам нужен? — изумился господин Копыленко.
Возникла недолгая, но густая пауза. Станислав Янович, помешивая ложкой чай в чашке, думал, наморщив лоб.
— Ну…— произнес он с некоторым напряжением.— Вам все объяснят в высших британских сферах. Не моя компетенция. Но высказать свое предположение могу. Скорее всего, нашим соответствующим кругам не нравится советское проникновение на международный рынок компьютерных систем, прежде всего советский пристальный интерес к японским технологиям компьютеров…
— Но я — сошка! — перебил Владимир Александрович.— Маленькая сошка! Чего с меня взять?
— Значит, есть чего взять,— последовал спокойный ответ.— И не нам с вами судить. Я же, мой русский друг, только выполняю приказ.
«Как они меня сделали! — проносилось в эти мгновения в воспаленном мозгу господина Копыленко,— Обвели вокруг пальца… А я?… Осел…» И тут в глазах Владимира Александровича в буквальном смысле слова помутилось: комната наполнилась серым туманом.
— А…— зашептал он,— А Шварцман? Пауль… Где он?
— Думаю, уже в Кельне,— прозвучал из тумана голос Ратовского.— Возможно, в конторе банка своего батюшки. Допускаю, пересчитывает гонорар, весьма, уж поверьте мне, Владимир Александрович, приличный…
— Что? — перебил господин Копыленко, и туман мгновенно рассеялся.— Вы хотите сказать…
— Вынужден,— развел руками Станислав Янович,— Сами напросились. Да, да! Такова, мой неудачливый русский друг, жизнь. Достаточно часто в этом не лучшем из миров люди между любовью и деньгами выбирают деньги. И поэтому настоятельный вам совет: забудьте навсегда Пауля Шварцмана. Вычеркните из памяти.
«Он меня предал… Паша меня предал. Предал и продал меня англичанам за тридцать сребреников. Все… Все. Какой смысл жить дальше?… Умереть! Или… Бороться. Объявлю голодовку. Нет! Борьба! Сейчас брошусь на него. Душить, душить!…»
— Выкиньте из головы все ваши идиотские мысли,— прозвучал голос Ратовского.
Владимир Александрович открыл глаза — оказывается, он сидел на стуле зажмурившись.
— Я никуда не поеду! — постаравшись придать голосу твердость, сказал он.— Никакой Англии! Никакого политического убежища! Делайте со мной что хотите!
— Это мы, конечно, можем,— усмехнувшись, сказал Станислав Янович.— Способов — тьма. Доставить вас в Англию, к примеру, в трюме рыболовного траулера в полукоматозном состоянии, а потом вернуть к жизни на брегах туманного Альбиона, но уже в несколько поврежденном состоянии — нет проблем. Но. Владимир Александрович, зачем так усложнять жизнь? — Ратовский взглянул на ручные часы и вдруг встал со стула.— Все. Дискуссия окончена. Или мы с вами отправляемся в аэропорт…
— Или? — перебил господин Копыленко, все-таки пытаясь продлить дискуссию, правда, ясно не понимая: для чего?
— Или вот что.— Станислав Янович выдвинул из-под стола кейс из темно-коричневой кожи, положил его на стол, раскрыл, вынул плотный черный конверт, протянул его Владимиру Александровичу.— Взгляните на эти фотографии.
Непослушными пальцами бывший заведующий отделом советского Внешторга вынул пачку фотографий и… крепко зажмурил глаза.
«Сон… Кошмарный сон. Проснуться…»
— Смотрите! — приказал Ратовский.— Смотрите!
Он стал смотреть.
«Какой позор! Какая мерзость! И это — я? Я — такой? Гадость! Пакость… А это… В сауне… Что они со мной делают?…»
Владимир Александрович с омерзением швырнул фотографии на пол.
— Вы их еще ногами потопчите, милейший,— усмехнулся Станислав Янович. И вздохнул.— Действительно, порезвились лихо. Опять же, мой друг, се ля ви.
— Да когда вы успели…
— Сфотографировать? — перебил Ратовский.— Почему — я? Как видите, Владимир Александрович, на снимках действует наше грешное трио. У нас везде свои люди. Но — к делу. Итак. Или сейчас, через пять минут, мы едем в аэропорт. Или… Я запираю вас в этой конуре… Отсюда выбраться вам не удастся никоим образом, лучше не пытаться. И уже сегодня в некоторых вечерних газетах, пока венских, появятся эти фотографии с соответствующими комментариями. А завтра их растиражируют газеты всего мира. И завтра же в соответствующем ведомстве они окажутся в Москве. Вы, кажется, Владимир Александрович, в клубке последних бурных приключений забыли, чей вы сын. Могу сказать одно: если события будут развиваться по второму плану — «или», вам не только закрыт путь в Россию… Он в любом случае закрыт, возврата нет. Но и здесь, в свободной Европе, после публикаций этих фотографий перед вами будут захлопнуты все двери, вы окажетесь на помойной свалке российской эмиграции и очень скоро сгинете там. При первом «или» в Англии, уверяю вас, вы сделаете блестящую карьеру, не без нашей помощи, конечно, а эти отвратительные фотографии и все негативы я сейчас же уничтожу. При вас.
Владимира Александровича уже не было — на стуле обрюзгло возвышался бесформенный кожаный мешок, наполненный костями, несвежим мясом, отравленный алкоголем, кровью, мочой и фекалиями.
— Едем…— простонал этот мешок.
…Серебристый «мерседес» стремительно мчался по уже погружающимся в фиолетовые сумерки улицам Вены. Кое-где зажглись неоновые огни рекламы — было без четверти пять вечера, до рейса номер 14-05 «Вена — Лондон» оставалось пятнадцать минут, и Станислав Янович спешил.
Его пассажир вроде бы дремал на заднем сиденье.
— Вы спите, Владимир Александрович? — спросил Ратовский.
— Сплю,— вяло ответил господин Копыленко.
На самом же деле он не спал, но и не присутствовал в этой гнусной действительности, а находился в расслабленной прострации: полусон-полуявь, все о'кей, дамы и господа! «Эх, сейчас закатиться бы с мужиками в пивной бар на Кутузовском проспекте с черного хода, в их тайный зальчик. Для избранных. И Манечка, отклячив зад, принесет кувшины с темным «Рижским» и раков, икорки, семужки. Небось уже мои мужики гудят. А! Хрен с ними…»
Владимиру Александровичу было хорошо, тепло, уютно — благостно. Так бы ехать, ехать…