Мозаика странной войны

Листок с маловразумительными и не очень-то параллельными линиями был уже залит конь­яком и заляпан жирными пятнами, подводник взглянул на него несколько недоуменно, за­тем ткнул палец в  стакан (свой) и провел линию прямо на столе. 
– Смотри. Это река. Это ты…
Палец замер в сантиметре над коричневым ручейком.
– Ты можешь наблюдать за потоком сколько угодно. Можешь двигаться над потоком и с его скоростью – и будешь видеть постоянно один и тот же момент. Можешь вернуться – и просмотреть лю­би­мый кусочек жизни еще раз. Можешь уйти вперед, и увидеть будущее. Но!
Он назидательно поднял испачканный коньяком палец.
– Как только ты решил войти в реку… – палец уткнулся в стол, и коньяк образовал в этом месте крохотный прудик. – Ты внес возмущение. Поток становится турбулентным, дергается, выходит из русла... или, скорее - сходит с рельсов - и обрывается !
Подводник снова приподнял палец, но слегка ошибся, и жест из назидательного стал ос­кор­бительным.
– Обрывается, потому что ты украл часть энергии! Она ушла на выпихивание тебя, на разделение по­токов, на создание вихрей – и так далее. Или наоборот, добавил энергии... если у того потока, откуда ты пришел, энергия больше. Понятно? Вот и хорошо, надо за это выпить.
Этот глубокомысленный вывод нашел полную поддержку и одобрение, и был немед­лен­но претворен в жизнь.
– Дальше. В своем потоке ты можешь творить что угодно – для тебя это обычное время. Мо­жешь убить ребенка, который позже стал бы твоим врагом. Можешь убить себя – если счи­та­ешь, что “ты” из этого потока явно не оправдываешь надежд…
– И что… – пилот икнул. – Такое случалось?
– Чаще, чем ты думаешь. Да. Так вот… 
Подводник недоуменно взглянул на пустой стакан, на почти пустую бутылку, затем мед­лен­но и старательно сделал два шага к шкафу и достал еще одну – такую же.
– Думаешь, это настоящий коньяк? – ухмыльнулся он. – Черта с два. Синтезировано из мо­чи и дохлых водорослей. Скорее всего – на Луне. 
– Что, наши и туда добрались?
– Ага. Вот только не наши…
Эпизод 3.
Купол был похож… на купол. Ни одно сравнение больше не приходило в голову. Разве что… Впрочем нет, на курган он тоже был не похож. Холмы, и все им подобное, предполагают на­личие хоть какой-то жизни – хоть куста, хоть травинки… хоть синего неба над всем этим хо­зяй­ством…
Здесь небо было черным. Собственно, его здесь не было вовсе – только звездный ковер над мертвой почвой. Впрочем, откуда здесь взяться почве…
Ни один огонек не горел на куполе, не мигал маячок наверху, не сияли светом иллю­ми­на­то­ры… и ни единого движения возле купола заметно не было. Впрочем, как и во всей ок­ру­ге.
Человек, прикрытый от смертоносного вакуума темным колпаком фонаря, скафандром, обо­греваемым (или охлаждаемым, в зависимости от ситуации) бельем, киборгизированный и сра­щенный с компьютерными системами своего корабля – боялся. Слишком уж жуткой ока­за­лась обстановка. Слишком чужими оказались вершины и моря этого мира, слишком яркими бы­ли солнце и звезды, и слишком вредным для здоровья могло оказаться это задание.
Собственно, вредным разве что для нервов – никакой опасности в мертвом куполе не было и быть не могло уже много десятков лет.
Удар нанесли далеко в прошлом, и судя по тому, что активность в этом секторе исчезла на­прочь, удар был удачным. Хотя, если говорить честно, на самом деле он был мелким и пакостным. Нет ничего ни слож­ного, ни героического в том, чтобы исподтишка и издалека выстрелить в баки корабля-снабженца, поставленного удивительно неудачно – рядом с реактором. 
Ядерного взрыва, очевидно, не было – пилот снова, в который раз взглянул на ин­ди­ка­тор радиоактивности, – но грохнуло хорошо. Исковерканные остатки корабля и стартовых со­ору­жений, вплавленный в грунт вездеход и мертвый купол говорили сами за себя. 
Колония оказалась слишком дорогой и слишком уязвимой.
Пилот усмехнулся – в том, другом мире, где удар нанесен не был, колония быстро раз­рос­лась до самостоятельного и полностью самодостаточного города, бесплатный вакуум и де­ше­вая энергия дали возможность штамповать очень большие процессоры и огромные крис­тал­лы прямо под открытым небом и скоро – очень скоро! слишком скоро! – колония ощети­ни­лась такими лазерами, что вражеские корабли предпочитали все время прикрываться Землей.
Он осторожно приподнял корабль над пыльной равниной, слегка толкнул ручку вперед и передвинулся еще на десяток метров ближе к куполу.
– Дистанция – сорок, – бросил он в микрофон. – Продолжаю сближение. 
Те, кто медленно умирал под куполом от удушья, могли, конечно, и не думать о мести – но кто знает? Было бы очень обидно нарваться на установленную десятки лет назад мину. Или – то­го хуже – попасть под огонь лазерной установки.
Пилот усмехнулся – какой там установки?! В этом мире лазеры остались лабораторными иг­руш­ками. А вот мины…
На дисплее виднелось два подозрительных металлопластиковых пятна. И неизвестно, сколь­ко подозрительных участков могло быть в самом куполе. Одно из пятен расположилось пря­мо перед входным люком. Пилот вздохнул, с сожалением бросил взгляд на гашетку, и не­спеш­но начал проверять герметизацию скафандра.
– Выхожу, – бросил он в микрофон после некоторой паузы.
Выходить не хотелось.
Скафандр был громоздким, и стеснял движения даже здесь, при небольшой силе тя­же­сти. Зато он не был металлическим, и если мина реагировала на металл, то она не взрывалась. А если взрыватель был емкостным или вибрационным…
Впрочем, об этом думать не стоило.
Вблизи мина оказалась скорчившимся на камне скафандром - чужим. Время изъело пластик, но ме­таллические части блестели, как будто катастрофа произошла только вчера. Впрочем, для пилота это и было – “вчера”.
Он потянулся было к чужому шлему, затем резко отдернул руку.
Мине равно, как выглядеть. Она вполне способна притвориться мертвецом в скафандре.
Люк был открыт – что тоже казалось подозрительным. Пилот старательно просветил сты­ки переносным рентгеноскопом, молясь, чтобы взрыватель гипотетической ловушки не ре­аги­ровал на рентгеновские лучи (“ну, это уж слишком подло!”), и, не обнаружив ничего, облегченно вздох­нул.
Не было мины и возле следующего люка – и пилот беспрепятственно вошел внутрь.
Свет звезд проникал сквозь помутневшие, но все еще прозрачные иллюминаторы, вы­хва­тывая из темноты потрескавшуюся пластиковую мебель, рассыпавшиеся после разгер­ме­ти­за­ции комнатные растения, кости…
Пилот вздохнул, закрыл глаза и включил фонарь. Мина вполне могла реагировать и на свет. Но ничего не произошло.
В ярком, но слишком узком луче фонаря скелет выглядел страшновато. Череп с ко­рот­ки­ми тускло-коричневыми волосами, истлевшая рубашка, обвисшие вокруг костей ног брю­ки. В руках скелет держал обыкновенную бутылку из прозрачного стекла с запаянным гор­лышком. В бутылке, разумеется, скорчилась трубочкой записка.
Пилот усмехнулся. Черед записки придет попозже – если он найдет здесь что-то доста­точ­но ценное, чтобы снарядить экспедицию. А если нет – то кому нужны столетней давности от­кровения кучки мертвецов?
В соседней комната два скелета скорчились и прильнули друг к другу. Следов одежды ни на одном не было. Пилот ухмыльнулся, бегло осмотрел комнату и двинулся дальше.
Мины не было – и это казалось подозрительным. Этого просто не могло быть.
В лаборатории было светлее, и прямо в иллюминатор заглядывал огромный голубой глаз. Где-то там, на Земле, жили те, кто отправил сюда этих смертников… или их потомки.
Пилот с тоской посмотрел в окно – на смонтированный процентов на тридцать про­об­раз лазерной пушки. Такой образец был бы очень кстати лет пятьдесят назад. Сейчас, ра­зу­ме­ет­ся, его место было в музее. Вот, например, в таком музее под открытым небом.
Человек прогулялся на камбуз, вытащил из цепкой хватки очередного скелета пустую бу­тылку, проследил взглядом за мертвыми глазными отверстиями черепа – и, удовлетворенно хмык­нув, достал из шкафа две бутылки с черной в свете фонаря жидкостью.