Лана

Смерти нет! Что такое смерть, если бессмертна душа? Что такое жизнь, как не мимолетный взмах крыльев мотылька в вечном круговороте бытия? Что такое бытие, если его определяет скорость движения шальной пули, пущенной неизвестно кем в неизвестно кого?
Мои люди не понимали этого. Но им некуда было бежать: весь край за кордоном контролировали красные партизаны и комиссары. Я держал свою армию в узде лишь безжалостной дисциплиной и жесточайшими телесными наказаниями. Думаю, что меня боялись больше, чем ненавидели, и лишь это спасало мою жизнь в этом кровавом мире.
– На Ургу!
…Смерти нет, господа, смерти нет…
В кафе она пришла позже меня, задержавшись на добрых полчаса. Причин могло быть много – спрашивать долго, упрекать бессмысленно, обижаться глупо. Повторюсь, если и был человек, которому она давала отчет о своем поведении, то это не я. А мне в тот день бросилась в глаза ее необычайная бледность и холодность губ. Обычно они всегда были теплыми, даже если она забегала с мороза.
– Только вино, красное, много.
– Что-то случилось? – уточнил я, делая заказ. Лана кивнула, но не проронила ни слова, пока почти залпом не выпила целый фужер. Потом ее взгляд смягчился…
– Тебе обязательно это знать? – Она опустила ресницы и тихо продолжила: – Да, мне очень плохо. Четвертый день задерживают поставку крови. Мне надо. Я уже скоро на людей бросаться начну.
– Ты ничего не говорила об этом раньше…
– Так вот теперь говорю! И не смотри на меня, как на вампиршу из дурацкого кино. Я не вампир. Просто… В общем, когда проходишь обряд посвящения, то тебе изменяют сознание, а зачастую и саму структуру организма. Я выбрала путь ведьмы. После инициации меня пытались привести в чувство, но я не реагировала до тех пор, пока мне не влили в губы глоток крови… Это было похоже на всплеск огня, какой-то внутренний ожог всего тела! Один из Старших с сочувствием сказал, что теперь я обречена – вкус крови не забывается и не стирается с языка никогда. Я пью ее раз в месяц. Иногда чаще…
– Человеческую?
– Да. Я пила и говяжью, и свиную, и баранью. Свиная, кстати, максимально похожа по вкусу на нашу. Но человеческая кровь сильнее и насыщенней. Покупаю на станции переливания крови, у знакомых врачей. Дорого, но с гарантией, что не подсунут кровь какого-нибудь бомжа. Разные группы дают разные вкусы, я предпочитаю первую.
– У меня первая, отрицательный резус, – автоматически отметил я.
– Ее глаза вновь похолодели, она молча выпила мой фужер. Я наполнил их вновь…
– Ты уверена, что это заменит?
– В определенной мере.
– Давай я закажу еще вина и гранатовый сок, а ты продолжишь о шабаше. Надеюсь, это не слишком секретная информация?
Лана улыбнулась и протянула мне руки. Сначала я просто грел ее пальцы щекой, дыханием, поцелуями. Потом начался рассказ, нервный, обрывочный, местами невнятный. Возможно, она не была до конца уверена, что я все пойму как надо.
– Ничего подобного, я вообще не уверена, что ты хоть что-то поймешь. И не ври, что сейчас думал о другом. Легко угадать мысли мужчины, когда он пялится на твою грудь, но, когда ты вот так сдвигаешь брови, это значит, что истина для тебя нуждается в доказательствах. А я ничего доказывать не намерена.
– Почему?
Потому, что ты заранее путаешь ведьмовской шабаш и сатанинские оргии. Мы не ходим там голыми, не едим жареных младенцев, не целуем в зад чучело черного козла и не занимаемся свальным сексом. Шабаш – это ритуальный обмен опытом, привлечение новых членов, получение духовных практик, выбор Старших, утверждение неких планов общих дел. Ну что-то вроде ежеквартальных сборов-отчетов.
– И что, никаких случайных людей? – не поверил я.
– Случайные люди есть везде, но мы не допускаем их до мастерства. В большинстве своем это ряженые идиотки и слюнявые мальчики, мы используем их как стадо для восполнения своей энергетики. Без баранов нам, волкам, нельзя… Всем управляет совет, им руководит ежегодно выбираемый Старший. Он равен нам, членам совета, но более подходит для чиновничьей рутины. Я лично ни за что не хотела бы быть Старшей или Верховной – зачем мне эта головная боль?!
– По-моему, чтобы привлечь и удержать тех же «баранов», вам все равно надо устраивать им какое-то шоу. Пусть вы, посвященные, не нуждаетесь в антураже, но публика требует зрелищ…
– Кто что ищет, тот то и получает, – ровно подтвердила она, смешивая в фужере вино и сок. – Сядь рядом. Понимаешь, мне ведь ни капли не жаль их. Они сами добровольно идут этой черной дорогой, не имея к тому ни призвания, ни обязательств. Мы создаем им иллюзию силы, могущества, иногда бросаем какую-нибудь практику начального уровня, как кость собаке, и они счастливы! Они чувствуют себя выше сверстников, умнее родителей, сильнее самой жизни, они думают, будто они что-то решают…
– Ты тоже пользуешься их энергией?
– Конечно. Я же говорю: на шабаше каждый получает, что хочет. Мне легче приходить туда в плаще с капюшоном и черной маске – это самая простая одежда, большинство одеваются так же. Посвященные держатся отдельно, стадо тусуется меж собой… Поцелуй меня.
– Я коснулся губами ее губ, обнял ее, повторив поцелуй, и неожиданно ощутил острый укус зубок Ланы на своей нижней губе. Не до крови, но больно. В тот же момент она оттолкнула меня…
– Прости, я… Тебе лучше уйти, я схожу с ума. Даже тебя вижу как жертву…
– Сколько надо крови?
– Один глоток…
– Господин барон! У китайцев примерно в тридцать раз больше людей, они имеют подавляющее превосходство в огневой мощи, пулеметных и артиллерийских парках. Генерал Го Сунлин по праву считается одним из ведущих военачальников Китая. Недооценивать его опасно. Правда, у них нет конницы, но при условии штурма города это не имеет сколько-нибудь решающего значения.
– Продолжайте.
– Наша Азиатская дивизия разлагается изнутри. Три сотни полковника Лихачева расформированы за повальное пьянство. Обещанная помощь монгольских князей поступает крайне медленно и нерегулярно. К тому же в основном она выражается в поставке баранов и лошадей, в то время как мы испытываем катастрофическую нехватку личного состава. Долго так продолжаться не может…
– Что еще?
– Разведчики доложили: Богдо-гэген заперт в крепости, его тщательно охраняют днем и ночью. Разумеется, одной этой акцией советники генерала намеревались лишить Халху духовного вождя, но добились абсолютно иного. Пленение живого Будды возмутило и степных монголов, и горожан, и даже самих китайцев. Он лишен любого общения с внешним миром, его не посмеют убить, но наши войска, стоящие на сопках у Урги, заставляют противника нервничать. Вчера был задержан некий хорунжий Немчинов, признался, что был подкуплен и подослан с целью отравить вас. Мы не можем позволить себе стоять у стен этого города вечно. Дайте приказ о штурме, барон!
– Приказа не будет.
– Но…
– Вызвать ко мне бурятов. Урга сама откроет нам ворота…
Меня здорово качнуло. В ногах появилась неожиданная слабость, но лишь на мгновение. Потом я встал из-за столика, взял ресторанный нож и, не глядя на Лану, попробовал полоснуть ладонь. Не резать вены мне мозгов еще хватало. Нож был слабо заточен, пришлось нажать посильнее. Первая царапина оказалась не очень глубокой, зато на срезе второй сразу набежали рубиновые капли крови. Я поднес руку к ее губам. Она подняла на меня совершенно чужой взгляд и впилась в мою ладонь…
Это было странное ощущение. Не как в кино, не как в художественной литературе и уж совершенно не так, как я бы мог себе представить всего пару минут назад. Я не был готов к такому.
Лана наслаждалась моей кровью с безумством зверя. Ее язычок раздвигал края раны, пробегая ее по всей длине или жадно проталкиваясь поглубже. Ее зубы стискивали мою ладонь, словно бы выжимая, выдавливая красную соленую жидкость, которая сейчас возвращала ей жизнь.