Пересмешники (СИ)

– Джонс, – выдавила я, и ладонь снова сжала мою шею.
– Алекс, я твой друг. Я знал тебя еще до академии. Мы с тобой одинаковые. Только ты понимаешь мое отношение к музыке, и только я понимаю твои чувства.
Ладонь ослабила хватку, один палец за другим медленно отпустили мое горло.
– Знаешь Картера Хатчинсона? – тихо спросила я.
– Ватерполиста?
Я кивнула.
– Да.
Джонс тяжко вздохнул.
– Слышал, его имя попало вчера в книгу. Не говори, что он…
Я все рассказала Джонсу. Когда я закончила, он вздохнул.
– Ох, лучше бы ты пошла ко мне.
– К тебе?
– Я бы разобрался с этим.
– Как?
– Я бы разбил ему голову.
– Хватит, Джонс.
– Я серьезно. Не могу поверить, что он так тебе навредил.
– Я в порядке, – возразила я, и это было правдой. Я ощущала себя хорошо, когда Майя рассказала о бассейне. Стало лучше, когда я прошла по кафетерию с защитниками. – И я не хочу, чтобы ты проявлял жестокость, Джонс. Я не хочу для тебя проблем.
– Знаю, просто это безумие. Есть другие способы расправиться с этим.
– О, твое нападение на него?
– Нет, Алекс, забудь это, – сказал он, чуть успокоившись.
– Хочешь сказать, мне нужно было разобраться в этом самой, как парню из твоего общежития?
– Нет! Это совсем другое. То мелочь, а это преступление. Почему ты не пошла в полицию?
– Перестань. Это не дело полиции.
– Он тебя изнасиловал!
– На свидании, ясно? Я была пьяна. Отключилась. Это не как насилие в темном переулке с ножом у горла.
– Это все еще преступление. Так и нужно относиться. Почему ты не пошла к копам?
– Я не хотела. И ты сам знаешь, как все получается, когда вовлечены копы. Начинается «он сказал», «она сказала», и вся жизнь переворачивается.
– С Пересмешниками так и будет.
– Это не одно и тоже.
– Ладно, а родители? Ты им рассказала?
Я рассмеялась.
– Родители? Я не расскажу им. Мама – королева драмы. Она устроит скандал. Папа позвонит кое–кому и устроит на него тайную охоту.
– Может, на него и нужно устроить охоту.
– Они заберут меня из Фемиды. Отправят в школу в Нью–Хейвене и заставят жить дома. Думаешь, я этого хочу?
– Нет.
– Вот и все.
– Знаю, но проблема большая. Не думаешь, что нужно хотя бы рассказать родителям?
Я направила на него палец.
– Ты даже не рассказал родителям, что играешь на электрогитаре. Я не собираюсь говорить своим, что меня изнасиловали в школе.
Он поднял руки.
– Справедливо, – и добавил. – И когда слушание?
– Еще не назначено. Они должны сообщить ему в понедельник, что он – обвиняемый. Но, уверена, он знает, что грядет.
– Ты знаешь, что я на все готов для тебя, да? Знаешь?
Я кивнула.
– Серьезно. На все. Если могу помочь, я все сделаю.
– Знаю.
– Кстати, я приглашал Эми на свидание в прошлом году, – сообщил он.
– Да? И что она сказала?
– Я же не встречаюсь с ней, да?
– Почему она тебе отказала?
– Сказала, что я не ее тип.
– Ей же хуже, – сказала я.
– Может, продолжим репетицию?
Я игриво приподняла бровь.
– Ты хочешь репетировать? Я в шоке.
Мы заиграли Гершвина – обычно, не как хип–хоп. Я была рада сейчас всему нормальному.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Дольше всего 
Завтра, утром понедельника, Картера уведомят. Я старалась думать о настоящем, работать над весенним проектом. Одна в комнате, я изучала информацию, которую нашла для проекта – книги и статьи музыковедов, теоретиков, биографов и других. Одни обсуждали гениальность Бетховена, другие задавались вопросом, не нарушала ли Девятая симфония правила классического произведения, но никто не затрагивал основную проблему. Отсутствие пианино.
Значит, дело за мной и Листом.
Лист восхищался Бетховеном, но не просто имитировал мастера. Лист завладел Бетховеном, сделал произведение без пианино своим. Его не устраивало то, как все было. И он менял это. Он делал все лучше. Я открыла файл, чтобы начать письменную часть проекта. Я написала первое предложение: «На определенном этапе творцам нужно порвать с прошлым», – и ощутила родство с Листом, ведь повторяла его дело.
Я писала еще полчаса, и тут в дверь постучали. Я встала и посмотрела в замочную скважину. Мартин. Я убедила себя, что наносить блеск для губ не нужно, но все равно причесалась, а потом впустила его.
– Привет, – сказал он. – Я принес тебе ужин.
Он отдал мне сверток из салфетки, я развернула ее и нашла бутерброд – хумус, сыр и хлеб из трех видов муки. Т.С. собиралась принести ужин.
– Спасибо.
– Т.С. и Сандип работают над проектом, – сказал он, объяснив, почему он принес еду.
– Я не знала, что они работали над проектом.
Он посмотрел на меня.
– Ох, – я кивнула, понимая. – Тебе нельзя в комнату пару часов.
– Ага, – он похлопал по рюкзаку. – Я в библиотеку. Хочешь со мной?
Я помнила, как читала там книгу в прошлый раз. И как до этого увидела там Картера. Я покачала головой.
– Может, хочешь поучиться тут? – я указала на свою комнату. Я вспомнила, как он был тут пару недель назад. Я не пустила его в свою комнату. Но теперь я была как Лист, я приводила себя в чувство. Я боролась за будущее, и я могла поступить иначе. – Это позволено? – добавила я.
– Позволено? – с любопытством спросил он.
– Тебе можно сближаться со мной вне группы?
– А почему нет?
– Потому что ты – Пересмешник, а я… – я сделала паузу, подбирая верное слово, но представляла лишь, что я под его крылом. Как это назвать?
– Думаешь, у нас куча странных правил?
– Не знаю, – сказала я и добавила. – Наверное, да.
– Как когда ты думала, что придется сушить одежду, не постирав ее.
– Я не знала, как вы работаете.
– Кейси не рассказывала?
– Лишь в общих чертах. Не детали.
– Я расскажу детали. Мне можно учиться в твоей комнате, как и в общей комнате с тобой. Если ты не против.
– Не против, – сказала я.
– Хорошо, – он радостно пожал плечами, прошел и устроился за столом Т.С. Я вернулась за свой стол и принялась за бутерброд.
– Над чем работаешь? – спросил он.
Я рассказала ему о своем весеннем проекте и спросила про его.
– Сипухи обыкновенные, – сообщил он.
– Интересно. Откуда взялась идея?
– Я проезжал летом мимо раненой совы у дороги. Я хотел вызвать ветеринара, но сова умерла, и я забрал ее домой и расчленил…
Я прервала его.
– Ты расчленил сову? – поразилась я. – На столе на кухне?
– Нет, – отозвался он. – В гараже.
– Это странно, Мартин.
– Что странного?
– Ты нашел мертвую сову, забрал домой, чтобы распороть. Это странно! – я скрестила руки и отклонилась на спинку стула.
– Он уже был мертв. Это был шанс узнать больше. Это не отличается от твоей игры на пианино день и ночь. Так я тренируюсь.
– Ладно. И что ты нашел, когда разрезал свою находку?
– Его желудок был полон грызунов. Мышей, бурундуков, даже суслик был! – Мартин оживился, глаза сияли, пока он описывал содержимое желудка совы. Мне было и гадко, и интересно.
– Как ты смог понять?
– Я умею, – сказал он. – Так же, как ты можешь отыскать до минор с завязанными глазами. Знаешь, почему у совы было столько еды в животе?
Я покачала головой.
– Потому что у обыкновенной сипухи ужасно высокий уровень метаболизма! – сказал он, словно нашел утерянный город золота ацтеков или клад. Я представила Мартина в гараже в Нью–Йорке, в старом деревянном гараже со столом, полным инструментов и с мертвой совой. Он схватил нож и осторожно, но точно разрезал сову. Их живота совы выпали мертвые мыши, и карие глаза Мартина засияли от радости.
– Так что мой проект про то, что метаболизм сипухи – воплощение выживания тех, кто приспособлен лучше всего, – сказал он.
– Кто твой наставник? У меня – мистер Кристи, – сказала я и показала от этого язык.