Пересмешники (СИ)

Я фыркнула.
– Ничего не происходит, – сказала я, схватила домашку по истории, пока красные щеки не выбрали меня. – Мне нужно учиться.
Майя плюхнулась на свою кровать, тоже взяла книгу.
Но я не видела слова в книге. Только одно слово было в моей голове, было поверх книги, проникло в мои мысли.
Ложь. Этим словом была ложь.
Потому что теперь врала я.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Молниеотвод 
Через пару дней Мэл снова заговорила со мной на французском. Она развернулась в конце урока и сказала «привет».
– Привет, – сказала я.
И она тихо ушла, как мышка.
Так было еще несколько уроков. Она добавляла каждый раз по предложению или два. То про домашку, то про погоду, ведь в конце февраля было холодно. Честно говоря, это было странно. Но разве я могла судить? Все мы были странными. Но в один день это изменилось. Она повернулась, как обычно, ее волосы были заплетены в косу, как обычно, и она говорила тихо, как обычно. Но в этот раз сказала кое–что серьезное:
– Это произошло и со мной, – прошептала она.
Я тут же поняла, о чем она.
– Да?
– Не с ним. С другим. Когда я была на первом курсе.
– Мне жаль это слышать.
– Я рада, что ты это делаешь, – прошептала она.
– Хочешь как–нибудь поговорить об этом?
Она кивнула, и мы договорились встретиться в моей комнате в четыре.
Когда она пришла, у меня уже был готов чай, как делала для меня Кейси. Чай давали людям, когда с ними случилось что–то плохое. И я предложила Мэл маленькую чашку чая, который одолжила – забрала – из огромного запаса Майи. Чай был импортным. Ее родители присылали ей пачку каждый месяц, чтобы у моей соседки–англичанки не закончился ее английский чай.
Мэл сжала чашку руками и подула на содержимое.
– Спасибо за встречу, – сказала она. – Я пыталась поговорить с тобой пару недель.
– Я заметила.
– Прости, что вела себя странно. Я пыталась набраться смелости.
– Не переживай. Я понимаю.
– Как только я увидела его имя в книге, я захотела знать, с кем он это сделал, и когда дошел слух про обвинения, я поняла, что должна поговорить с тобой.
– Ты видела книгу?
Она кивнула.
– Я проверяю ее каждую неделю, чтобы знать, кого остерегаться.
– Да? – меня поражало, как далеко разошлось влияние Пересмешников.
– Это страх. Но да. А потом я увидела листовку, поняла, что добавили еще имя, побежала в библиотеку и увидела его. И я ждала, когда все станет официальным.
– Ты быстро поняла, что это была я.
– Слова разносятся быстро, – сказала Мэл. – Ты первая. Заявила про изнасилование.
– Знаю.
– Я говорила с ними больше двух лет назад.
– Да? Мне не хватило бы смелости даже подойти к ним на первом курсе.
Она покачала головой.
– У меня не было смелости. Я не пошла дальше.
– Даже для разговора нужна смелость, Мэл.
– Он был старшекурсником, – сказала она, слова, что застревали в ее горле несколько недель, полились в моей комнате. – Я была первокурсницей. У меня не было и шанса. И я ничего не сделала. Ждала, пока он окончит школу. Я перестала ходить в кафетерий, выбирала долгую дорогу в классы, оставалась все время в своей комнате.
– Это мне знакомо, – сказала я. – Я боялась выходить. Вряд ли я боялась, что он сделает это снова. Я боялась, что не знала, как отреагирую на него. В этом есть смысл?
– Так было и у меня. А теперь иначе? – пылко спросила она.
– Да. Пересмешники помогают мне. Некоторые провожают меня на уроки, порой я обедаю с ними. И он ничего не говорит, даже не смотрит на меня, когда я с ними.
Она одобрительно тряхнула головой.
– Это дико, да? Как они могут быть такими… – я сделала паузу, подбирая верное слово. – Эффективными, – сказала я, хоть не была уверена, что искала это слово.
– Ага, – согласилась она. – Хотела бы я твою смелость.
– Не говори так, Мэл. Ты смелая, или не говорила бы со мной сейчас.
– Я рада, что говорю сейчас с тобой, – сказала она.
– И я, – сказала я. – И не кори себя. Ты сделала, что могла.
– Я думаю насчет твоего суда. Сообщишь, когда он?
– Меньше, чем через месяц. Я скажу, как только будут знать дату.
Она сделала глоток чая и добавила:
– Не подумай, что это безумно, но ты делаешь это для всех нас. Так я это вижу. Ты делаешь это за всех, кто не смог заговорить, кто боялся. И ты сделаешь это место лучше для всех девушек, что придут после нас. Будет безопаснее. Парни будут думать дважды.
– Надеюсь, – сказала я, думая о том, что будет через месяц, и как девушка, которая просто хотела играть на пианино, стала молниеотводом.
Но я такой стала.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Игра 
Я дала Майе новое прозвище.
Чудо–адвокат.
Начался март, подготовка к суду вдохновляла ее, ночами она готовила речи, стратегии, и это чудесным образом заставляло ее хотеть большего.
Впервые за время учебы в старшей школе домашка была облегчением. Описав в очередной раз Круг Смерти, я обрадовалась, когда Майя ушла на репетицию дебатов, и занялась последними штрихами своей адаптации «Бури».
Я сдала свою работу на следующий день. Мисс Пек кивнула и сказала «спасибо». И когда все сели, она постучала по стопке бумаг длинным красным ногтем указательного пальца и сказала:
– Сегодня мы будем исполнять сцены из ваших адаптаций.
Я хотела сказать, что мы не были театральным кружком.
– Мэм, – раздался голос с задних парт, – мне интересно, почему вы хотите, чтобы мы сыграли свои адаптации.
Мисс Пек посмотрела на заднюю часть комнаты.
– Генри, – медленно сказал она, ее техасский акцент зазвучал сильнее, – это отличный вопрос, – она снова постучала пальцем по бумагам, а потом подняла его в воздух. – Я узнала, что пьесы, поскольку они создаются для сцены, нужно читать вслух. Иногда диалог звучит странно или неудачно, а без игры и не заметишь. Так вы сможете отточить диалоги и слова.
Я повернулась и посмотрела на Генри, того Генри, который в начале семестра шептал Майе во время дебатов мое имя. Он был крупным, со светлыми растрепанными волосами, сильным носом и румяными щеками.
– Мисс Пек, – продолжил Генри. – Я понимаю, и в этом есть смысл. Но наше выступление будут оценивать? Это не урок актерского мастерства.
По классу пронесся смех.
Мисс Пек улыбнулась, показывая трещины губ, куда не попала утром ее розовая помада.
– Ты прав, Генри. Это не урок актерского мастерства. И вас не будут оценивать за это. Так что прошу вас, – она чуть не сорвалась на техасские словечки, – рассматривать это как упражнение. Это упражнение, чтобы написать лучшую пьесу, определить лучшую адаптацию Барда. Этот навык пригодится вам в жизни. Не удивлюсь, если кто–то из вас станет журналистом, писателем, даже спичрайтером. Или, – сказала она, в этот раз встав и обойдя стол, приблизившись к нам, – вы можете стать ораторами. Чтение ваших сочинений вслух улучит ваш стиль письма и креативность. Потому каждый получит шанс прочесть свою работу. Начнем. Я случайно назначу напарников и сцены из ваших пьес.
Случайно. Почему учителя всегда так говорили? Они думали, что мы не понимали, что все это не случайно?
– Эмили и Брент. Возьмете пятую сцену из «Ромео и Джульетты» в версии Эмили и седьмую сцену «Гамлета» Брента.
Ох, как случайно.
– Джулия и Джонс. Вторая сцена из «Отелло», третья из «Антония и Клеопатры».
Больше случайностей. Пусть нас накроет ими!
– Алекс и Генри, – начала она, – давайте сделаем восьмую сцену из «Троила и Крессиды» и первую из «Бури».
Я смотрела на нее, широко раскрыв глаза, ожидая кульминации. Она ведь должна была наступить, да? Это же мисс Пек. Она считала себя очень смешной. Так она шутила.
А она дальше произносила имена учеников, названия пьес, номера сцен, но я не слышала, было лишь «бла–бла–бла» на фоне.