Пересмешники (СИ)
– Я с тобой.
– Нет, тебе не нужно.
– Я хочу. Мы хотим, – она сказала за него, словно была его представителем. Может, так и было, потому что он встал, и мы вышли вместе в коридор, спустились по лестнице и вышли на холод солнечного январского дня. Они прошли со мной к нашему общежитию. – Ты будешь в порядке? – спросила Т.С.
– Хочу поспать.
– Звони, если что–то нужно. Мы еще поговорим, хорошо? Обещаешь?
Я кивнула, прошла в здание, поднялась и вернулась в свою комнату. Там была Майя, слушала «The Clash», пила чай и читала книгу.
– Добрый день. Если тебе интересно, я решила простить тебя за то, что ты убежала утром, ничего мне не сказав, – Майя отчасти ругала, но она никогда не звучала раздраженно. Наверное, из–за британского акцента. Родители Майи были из Сингапура, но жили всю ее жизнь в Лондоне, так что у нее была потрясающая смесь азиатского и британского. Она стягивала гладкие черные волосы в высокий хвост почти все время. У нее были роскошные длинные волосы, от которых машины остановились бы, если бы она распустила их. Может, она спасала их, заплетая волосы. Акцент и волосы делали ее лучше в том, что удавалось ей просто превосходно – в дебатах.
– Спасибо, но рассказывать нечего, – я убрала свои ботинки в шкаф.
Она отмахнулась, сжимая в другой руке чашку Эрл Грея, который пила почти каждый день. Британию из нее вывести не удавалось…
– Но Т.С. ты явно рассказала, что делала прошлой ночью, – тихо сказала она.
В любой другой день слова были бы острым ножом. Ведь они были правдой. Мы выглядели как три подружки, но были парой плюс одна. Мы с Майей были напарницами в прошлом году на английской литературе для презентации, которую назвали «Великие помощники в истории литературы», Мы выбрали Фальстафа из «Генриха V», Джима из «Гека Финна» и Ватсона из «Шерлока Холмса». И Майя добавила Кормилицу из «Ромео и Джульетты» и устроила монолог о том, как учителя английской литературы должны подробнее рассказывать о напарниках, не забывая при этом женские персонажи. Она была гениальной, и весь класс хлопал ей, встав из–за парт.
– Ты – богиня слов, – сказала я ей после этого. – Как Зевс или кто–то там…
– Афина, – исправила Майя. Она замерла и задумалась. – Вычеркни это. Я – Чудо–женщина. Ей даже не нужен помощник.
– Хочешь на обед со мной, Чудо–женщина? – спросила я.
Она согласилась, и мы быстро подружились. А потом соседку Майи по комнате выгнали в конце прошлого года. Вылететь из Фемиды можно было, только если провалил предметы. Ее соседка по комнате была так зависима от болеутоляющих, что весь день плохо соображала, чтобы доучиться в том семестре, не могла даже делать домашнюю работу. И мы позвали Майю в свою комнату. Мы втроем были близки, но к Т.С. я обращалась в первую очередь.
– Послушай, – Майя быстро перешла к новой теме. – Мистер Бауманн уже хочет, чтобы команда по дебатам устроила фирменное выступление Фемиды для факультета. Представляешь? Мы будем обсуждать плюсы и минусы иностранной политики нынешней администрации Белого дома на следующем собрании.
– Сначала литература, теперь политики, – сказала я, радуясь, что хоть кто–то не хочет говорить о прошлой ночи.
– Это бессмысленно. Это даже не засчитается в расписание дебатов, – добавила она, говоря о национальных турнирах по дебатам, которые проводились круглый год. – Но они говорят, что это хорошая практика, – она взмахнула кулаком, изображая своего советника по дебатам. – Ты знаешь, что это только напоказ.
– Явно напоказ.
– Клянусь, Алекс, однажды я напишу проклятую разоблачительную статью об этом странном фетише Фемиды насчет учеников. Учителя только и хотят, чтобы мы выступали.
Фемида воображала себя некой Утопией, собирая лучших и самых выдающихся, и школа любила выставлять нас на всяких выступлениях – дебаты, концерты, представления. Это была награда за работу здесь для учителей, когда они делали из учеников марионеток на представлении.
– Эй, ты не знаешь Хэдли Блейна? – спросила Майя.
Я покачала головой.
– А что?
– Он упоминал тебя сегодня на встрече клуба дебатов.
– С чего это он меня упоминал?
Майя пожала плечами.
– Не знаю. Я услышала, как он говорил с другим парнем.
– С кем?
– Генри Роулэндом. Они оба пловцы.
– Что они говорили?
– Не знаю. Я попросила их притихнуть, потому что начинала встречу.
– О, – сказала я. А потом увидела вспышку красного.
Я указала на шею Майи.
– Что это?
– Ты о чем?
– На твоей шее.
– А, это мой новый шарф. Красивый, да? Я пошла в подвал, чтобы забрать вещи из сушилки, а он был на полу возле урны с потерянными вещами. Я думала, что иронично носить что–то оттуда.
– Сними его.
– Что?
– Сними его, Майя.
– Почему? Разве не круто? Это ведь ретро, да?
– Нет. Прошу, просто сними его.
– Это всего лишь шарф, Алекс. Ты в порядке? – спросила она. – Ты меня пугаешь.
«Нет, я не в порядке. Потому что это не просто шарф. Это напоминание, что Картер – не такой, как Дэниел у урны с потерянными вещами».
– Прости, Мария. У меня ужасно болит голова, и мне нужно поспать.
И, не глядя на нее, я забралась в кровать под одеяла, где должна была находиться прошлой ночью.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Пока я спала
Я не пересекалась с Картером остаток выходных, но знала, что избегать его все время не получится. Утром понедельника я с опаской пошла на урок английского. Я оглянулась за одно плечо, за другое. Его белых волос не было видно, и я выдохнула. Его не было ни на английском, ни на французском. Я говорила себе, что у меня могло и не быть общих уроков с ним. Конечно, это было так же возможно, как мой полет на Юпитер завтра.
Фемида была не такой и маленькой, но и не огромной школой. Каждый год тут было около двух сотен учеников. Знать всех было сложно, но почти всех – можно было.
– Кого выглядываешь? – прошептал кто–то.
Я повернулась и увидела хорошего друга и единомышленника в музыке, Джонса Миллера, сидящего за мной. Его светло–каштановые волосы упали на лицо. Он сохранял длину волос до плеч, как у рок–звезд, по его словам. Я знала его с первого года, потому что он играет на скрипке. Мы часто играем с ним вместе в квартетах, в оркестре, на уроках с учителем и на кукольных представлениях для факультатива, как будет в следующем месяце с сонатой Моцарта. Просто мы с ним были лучшими музыкантами школы.
Забавно, что Джонс предпочел бы играть на электрогитаре. Его родители не хотели этого, и он нашел компромисс, обманув их при этом. Он поселился в общежитии, и мог играть в своей комнате на гитаре, сколько хотел.
– Никого, – шепнула я. Джулия прошла в класс. Она жила дальше по коридору от меня и могла однажды спасти мир. Она основала группу «Ангелы перемен», постоянно устраивала мероприятия по сбору денег на благотворительность и поиску волонтеров. Мы болтали в общей комнате или когда чистили зубы на ночь, и она просила помочь с ее проектом по кормлению бездомных.
Она была там в ту ночь, и когда я увидела, как она идет мимо моей парты, я отвела взгляд, потому что задавалась вопросом, что она увидела, и думает ли она, что я сама попросила это. Грудь сдавило, я отчасти ожидала от нее жестокое замечание, хоть Джулия совсем не была злой. Она помахала мне и заняла место за партой.
В комнату вбежал ученик, который сегодня собирал информацию об отсутствующих. Такие, как он, молчали, ждали сведения от нашей учительницы, мисс Пек. Сведения собирали в каждом классе. Во многих других школах этой работе не были бы рады, но тут работала система накопления очков, и их работа была важной. В Фемиде награждали очками за посещение, и их можно было обменять на привилегии вне общежития, например, на поход в кино или кофейню на выходных. Очки были нужны, если хотел развивать социальную жизнь, если хотел попасть на настоящее свидание. С каждым годом награды становились все лучше. Первокурсники могли обменять очки на обед вне территории школы раз в месяц, второкурсники – раз в неделю. Юниоры могли обменять их на три обеда в неделю, включая выходные. И можно было использовать очки во второй половине года для привилегий в ту самую ночь пятницы. Старшекурсники могли приходить и уходить, когда хотели, как и покидать территорию школы по вечерам пятницы и субботы. Конечно, очки можно было и потерять, если пропускал уроки или дополнительные занятия.