Пока мы будем летать (СИ)

Когда она ушла, я хотела разбить инструмент вдребезги. Не могла смотреть на чёртову арфу. Не могла играть на ней и перестать думать о ней. Почему она не взяла меня с собой? Я же не такая, как Харпер.
Не слышу ничего, что происходит вокруг меня. Подняв голову вверх, поджимаю губы и пытаюсь побороть своих демонов. Нужно ли мне отпустить её? Или надежда ещё есть? Скорее всего, я просто больше никогда не вернусь сюда и всё. Мишель поймет. Фостер уже понимает. Он держит меня за руку прямо сейчас. Чувствую тепло, которое он отдает мне.
Эллисон, Хлои, Дэниел и Уоренн. Они заметили меня. Они смотрят на меня. Не с ненавистью, как я ожидала. Скорее с сочувствием. Может быть, даже с любовью. Лиззи всегда говорила, что дружба с ними вне выступлений мешает моей репутации. Когда я забросила игру на арфе, она сказала, что это всё равно было старомодно и никому не интересно. Она сказала, что парни вроде Зака не встречаются с девчонками, что играют по воскресеньям в церкви на арфе.
Хлоя махнула мне рукой. Почти незаметно, но я увидела. Эллисон сразу схватила её за руку, будто та сделала безрассудный шаг, о котором они не договаривались заранее.
Хочу забыть о Лиззи, о Заке, о Дональде… О всех этих людях, мысли о которых уже вызывают у меня нежелание жить.
Мне становится невыносимо жарко. Почему я не сняла пальто сразу? Чувствую необходимость покинуть это место, выбежать на улицу и вдохнуть немного свежего воздуха, но зажатая между Мишель и Стюартом, даже не двигаюсь.
Когда мы открываем молитвенники и принимаемся за молитву, я лишь открываю рот, выпуская наружу пустые звуки. С чего мне верить в Бога? Учитывая то, что он дал мне, невера в него — самое малое, чем я могу отплатить ему.
Мои щеки уже стали такого же цвета, как и волосы. Чувствую, что мне нужно выбраться отсюда побыстрее, иначе я просто сгорю. В воздухе тают приятные мне запахи, и теперь я просто чувствую человеческий дух, который пахнет отвратительно. Это запахи притворства и лжи. Как можно молиться за свое благополучие, желая другим зла?
У меня едва получается досидеть до конца. Когда замечаю первых поднявшихся с места людей, я сразу же сама подрываюсь с места. Но, к моему же сожалению, миссис Шепард, кажется, не спешит. Мысленно подгоняю её, но она, как назло, копошится ещё больше.
Пока мы стоим в проходе, мимо нас проходят люди, которые не могут пройти просто так, не наступив на ногу или не толкнув плечом. Большинство из тех, что не успели поздороваться с нами снаружи, теперь улыбаются и вежливо произносят «Здравствуйте».
Священник, к которому подходят некоторые «грешники», украдкой смотрит на меня. Замечаю это, и мне не терпится убраться отсюда. Когда я пришла сюда, чтобы разнести чёртову арфу, он прочитал мне целую тираду о внутреннем спокойствии и о том, что со мной всегда Господь. Я едва ли сдерживала себя, чтобы не убить его. И мне немного стыдно за это. Совсем немного. Я хочу убраться отсюда, чтобы избежать очередной лекции о том, будто я должна вернуться. Они же из-за этого не выбрасывают чёртову арфу и каждый раз оставляют её у всех на виду?
Холодный ветер сразу же обнимает меня, когда мы оказываемся на улице. Жар немного понижается, и, кажется, мне даже легче дышать. У меня ощущение, будто в меня вселился дьявол, который хочет быстрее исчезнуть отсюда. Он кричит так громко, будто ему физически больно здесь. Но мне всё ещё приходится понимать, что внутри есть только я. И никого больше.
Мишель стоит поодаль от нас. Болтает с мамой. Мы решили покататься по городу, заехать на железный мост и побыть немного там после службы. Миссис Шепард что-то сосредоточенно объясняет дочери, что стоит к нам спиной. Ветер становится лишь сильнее, и я чувствую, что мне становится совсем холодно.
Звонок телефона отвлекает меня. Я достаю его из кармана пальто и замечаю входящий вызов от Тома. Чувство вины теперь отодвигает всё на задний план. Теперь все мои волнения вновь посвящены ссоре Харпер и Тома. Из-за меня. Почему-то в последнее время все плохие вещи либо происходят со мной, либо из-за меня.
— Я сейчас вернусь, — говорю Стюарту, что стоит возле меня. И не успевает он даже среагировать, как я уже иду за угол церкви, где подальше от любопытных глаз могу поболтать с Томом.
— Привет, — слышится его расстроенный голос. Струны моей разъяренной сомнениями души натягиваются до предела. Внутри чувствуется неприятное покалывание. — Как ты?
А теперь, думаю, мне стоит вспомнить, почему я так яростно ненавидела Тома. Мне нужно срочно вспомнить об этом, пока я не сошла с ума от жалости к этому мужчине. Чувствую, будто это я разбила его сердце на части. И сердце Харпер. Мои руки просто окровавлены от такого количества разбитых сердец.
— Я в порядке, — сглатываю тяжелый ком, что подкатил к горлу, и стараюсь звучать вполне убедительно.
На той стороне телефона молчание. Слышу, как он набирает ртом воздух, а затем громко выпускает. Знаю, о чем он хочет спросить. Буквально могу прочитать его мысли. Но мне самой страшно слышать этот вопрос.
Ладонь замерзает, и я перекладываю телефон в другую руку. Топчусь на месте, пытаясь согреться. Может, дело и не в погоде вовсе?
— Думаю, ты должен дать ей ещё немного времени. Она немного злится, но думаю, что это совсем скоро пройдет, — вру я. Харпер не злится. В последнее время она выглядит скорее подавленной, нежели злой. Вчера вечером она съела два ведерка мороженого, пересматривая со мной выпуск «Холостяка». Просыпаться она начала раньше меня. Часто сидит в Интернете и молчит. А ещё я заметила, как она изрисовала половину нового альбома. Чёрная краска снова заканчивается. Харпер перестала быть собой. Но, полагаю, ей нужно время, чтобы прийти в себя.
— Даже не могу представить, как она могла узнать об этом…
Перестаю слушать Тома, когда чувствую чью-то руку у себя на плече. Первый, чей образ вырисовывается в моем подсознание, это Стюарт. Скидываю тяжелую руку. Но развернувшись, замечаю святого отца. У меня сразу затуманивается перед глазами, словно меня словили на чем-то неприличном и теперь за это должны сжечь на костре.
— Том, прости. Я немного занята. Перезвони мне позже, — обрываю его на полуслове. Прерываю звонок, хотя знаю, что Том сегодня уже точно не перезвонит. — Здравствуйте.
— Рад снова видеть тебя здесь, Эйприл, — улыбается святой отец. Улыбка его похожа немного на змеиную. Есть в ней что-то неправильное. Мне становится холоднее. Натягиваю ворот пальто повыше. — Как твоя мать? Сестра? — моё сердце падает в пятки. Опускаю глаза вниз. Взгляд рассеянный, но я пытаюсь сосредоточиться.
— Всё в порядке, — упускаю подробности личной жизни моей семьи и весело улыбаюсь, словно это правда. Когда я снова готова поведать устаревшую сказку о матери, картинка в моей голове больше не пестрит ярким. Она чёрно-белая. Я перестала верить в это. Для меня это больше не имеет смысла. Но не для городских сплетен.
— Мы всё ещё ждем тебя в господнем доме, дитя, — он говорит так тихо, что половину его слов уносит ветер. — Особенно по тебе скучает Хлоя, — он прожигает меня взглядом. Словно в эту же секунду я должна почувствовать себя виноватой из-за того, что покинула это место и этих людей. Но в этом случае ничего не срабатывает. Я чувствую лишь стыд перед святым отцом. И мне сложно понять, откуда это чувство возникло.
Мои щеки снова горят. Как и уши. Как и каждая открытая часть моей кожи, обдуваемая холодным ветром.
— Эйприл, — слышу голос Стюарта за спиной. Он буквально спасает меня от этого безумия.
— Простите, святой отец. Мне нужно идти… Меня ждут друзья, — я стыдливо улыбаюсь, а затем быстро разворачиваюсь и ухожу.
— Береги себя от греха, Эйприл, — кричит он мне тихо вслед. Эти слова догоняют меня. И я их очень четко слышу. К своему же сожалению.
***
Мы сидим в «Розовом поросенке». Смена Харпер. Странно, но сегодня в этом странном наряде она выглядит довольно-таки весело. Разъезжая на роликах от столика к столику, она раздаривает свои улыбки унылым посетителям. Она выглядит на удивление счастливой. На её лице нет даже тени прошлых дней, которые девушка провела, блуждая привидением по дому. Это была не совсем та Харпер, которую я наблюдала последние дни, но та, которую я знала всю жизнь.