Игра по-крупному
Тяжелая кулинарная книга с эпиграфом генералиссимуса и красной шелковистой ленточкой закладки сослужила Игорю добрую службу: по ней он творил маринады и соления, в ней черпал вдохновение при изготовлении еженедельных обедов и ужинов. Соусы, приправы, подливки и добавления, придававшие блеск даже простоватой пшенной каше, Игорь любил. "Вот кому-то муж достанется, -- комплиментировала от плиты сорокалетняя соседка Галя. -- Вам бы, Игорь, еще чуток образумиться, и я бы первая за вас дочку посватала. Зачем вам эти компании? Мой за ними, убирай... Не понимаю. Ведь вы такой чистюля, а они придут -- только насвинячат..."
-- Мы шумно себя вели? -- смущенно интересовался Игорь.
-- Да нет, стены -- слава богу, я просто... Наблюдаю за вами не первый год.
-- Жениться надо, жениться, -- вставляла тетя Катя, сморщенная как сушеный гриб, но быстрая и речистая. -- Третий десяток мужчине пошел, хозяйка нужна. Пропадете один-то...
Бывало, в стенку стучали с лестничной площадки чем-нибудь металлическим, и Игорь шел открывать. Входили тихо, безвестно для соседей, но, войдя и раздевшись, вольны были гомонить сколько угодно: тяжелая дверь с бронзовой ручкой, обитая с внешней стороны поролоном и кожей, а с внутренней -- забранная тонкими листами пенопласта и пластиком, закупоривала комнату, как отсек в подводной лодке. Тетя Катя с заколкой в руках исстоялась, бедная, под глухой этой дверью в надежде уловить хоть словечко во время самых громкоголосых дебатов; но тщетно: голоса слышны, а слов не разобрать. И стоять опасно -- не учуять шагов, приближающихся к двери, мечись как дура, делай вид, что шла мимо и обронила заколку, добро хоть дверь вовнутрь открывается, а то зашибли бы проказники вольным распахом, отлетела бы старушка пушинкой к стене коридора, пискнуть не успев.
Под кнопкой своего звонка Фирсов укрепил табличку с перстом, указывающим на стенку рядом с дверью: "Стучать здесь", и мелом нарисовал кружочек-мишень для точного нанесения прерывистых постукиваний.
Постукивали. Заходили. Сокурсники и сокурсницы, чуть подавленные великолепием комнаты и обстановки, пытались снимать обувь и несли поначалу какую-то околесицу, стараясь казаться умнее и богаче; разглядывая застекленные полки с книгами, суетливо бормотали что-то про Джойса и Апулея, тетушку-миллионершу в Магадане, выставки в Эрмитаже и альбомы Сальвадора Дали. Девушки забирались с ногами на прибалтийский диван, принимали красивые позы, курили: "А ты совсем один здесь живешь? Совсем-совсем один? Интересно..." и загадочно поглядывали на хозяина дивной комнаты -- молодого, перспективного, симпатичного. Он не ходит в заплатанных джинсах и не хлопает девчонок по заднице: "Танька, дай на пиво! Отдам натурой!" Костюм, галстук, корректен, вежливые поклоны, сильной рукой толкает институтскую дверь, пропуская дам. Молчалив и немного скрытен, но -- джентльмен!
Учась в институте, Фирсов жил, в общем-то, безнуждно -- могу подтвердить. Выезды на стройотрядовские шабашки -- демонтаж горного оборудования в старых воркутинских шахтах, коровники и свинарники в Сыктывкаре -- приносили тысячу-полторы за сезон. Фирсов купил стереопроигрыватель "Вега", телевизор, транзистор и обзавелся одеждой, приличествующей его представлению о деловом мужчине: два костюма со шлицами, дюжина рубашек, галстуки, джемпер, водолазка, финский плащ с погончиками, и демисезонное пальто-реглан в серый рубчик. Текущие расходы частично покрывались ночными халтурами на рыбном холодильнике, что в конце Шотландского проспекта, и на мясном -- у Московских ворот, за ветеринарным институтом. Платили и стипендию.
В браке, который Фирсов позднее рассматривал как несчастный случай, он просостоял три месяца. Несчастный случай. Но с неожиданным продолжением.
Пухленькая, голубоглазая, с русалочьими волосами по узким плечам -- Ирина. Месяц знакомства -- свадьба. Пятый, последний курс. Она на год моложе, учится в Технологическом на химика. Белые ночи с горьковатым запахом тополиных листьев и благоуханием рыночной сирени. Живут то на Петроградской, принимая друзей, то безумствуют в квартире ее родителей на Будапештской. Тесть с тещей на даче в Шувалове. Игорь у нее второй, она у него -- номинально третья. Реально -- первая женщина, соитие с которой не отягощено суетой и всякого рода опасениями. Жена. Чистые простыни, ванна, ночные подкрепления на кухне в махровых халатах на голое тело. "Я уже не могу, сил нет..." -- "Ничего, ничего, сейчас силы появятся". Игорь подхватывал жену на руки и нес, дурашливо рыча, в постель.
В июле Фирсов едет со стройотрядом в Венгрию -- Ирина долго целуется с ним на платформе, ревниво оглядывает девчонок в новеньких брезентовых куртках, грозит мужу пальцем и напоминает, что надо привезти. Она будет жить с родителями и братом-школьником на даче. Ждать. У нее летняя практика на фарфоровом заводе имени Ломоносова. Месяц пролетит быстро, и двадцатого августа, в день возвращения Игоря, они отметят свой первый маленький юбилей -- три месяца свадьбы.
Стройотряд возвратили в Союз пятнадцатого -- что-то напутали комсомольские начальники, и Фирсов, взяв у Варшавского вокзала такси, покатил с двумя чемоданами по утреннему городу на Петроградскую. Доспит, приведет себя в порядок, разберет подарки и нагрянет в Шувалове.
Квартира безмолвствовала. Игорь проскрипел паркетом коридора, поставил у вешалки чемоданы и, прежде чем отпереть комнату, включил свет и пошел к туалету. И в тот же миг сзади раздались быстрые шаги. Игорь обернулся и увидел мужчину, который вышел из его -- сомнений не могло быть! -- комнаты и, хлопнув входной дверью, скрылся на лестнице. Мелькнула догадка: Ирина сдала на лето комнату или разместила в ней приезжих родственников...
-- Эй! -- стараясь ступать неслышно, выскочил на площадку Игорь. -- Вы кто?..
Мужчина, не удостоив его ответом и даже не подняв головы, в чечеточном ритме сбежал на пятый этаж.
-- Стой! -- перегнулся через перила Игорь.
Мужчина, выкривляя ноги, уже прыгал через ступеньки. Темно-синий костюм с галстуком, складной зонтик в руке. Лет тридцати пяти... Вор? Не похоже...
С заколотившимся в горле сердцем Игорь вернулся в квартиру и осторожно толкнул дверь в свою комнату.
На разобранном диване спала у стенки Ирина. Ее выходное васильковое платье было брошено на спинку стула. Туфли на высоких каблуках обессиленно развалились на коврике. Тускло блестели подковки. Ирина спала на животе, и было видно, что она без рубашки.
Главное -- не волноваться, успокаивал себя Фирсов, Спокойно, спокойно.
Он внес в комнату чемоданы и шумно поставил их у окна.
Ирина зашевелилась и оторвала от подушки голову:
-- Ты?.. -- На сонном лице мелькнул испуг. -- Откуда?..
-- Оттуда, -- спокойно сказал Игорь, со значением оглядывая стул с платьем, туфли у дивана и сам диван со второй, измятой подушкой. -- Только что приехал...
Ирина неохотно села на постели и натянула одеяло до подбородка. Лицо ее стало безразличным. Она молчала.
-- Ну, как съездил? -- спросила наконец.
-- Нормально, -- сказал Игорь и опустился на стул, Ему стало казаться, что все это происходит не с ним. Нет, с ним, но только он видит себя со стороны. Он странно отчетливо видел себя сидящим за столом в новых расклешенных джинсах, вельветовых туфлях и рубашке с газетными оттисками. Вот, оказывается, как это случается. -- Ну а как ты тут?
-- Я?.. -- Она тряхнула головой, откидывая со лба волосы, и в ее глазах мелькнула надежда: знает или нет? -- Как видишь. Сколько времени?
-- Шесть. -- Игорь поднялся и не спеша пошел к двери. -- Без пяти шесть.
Ирина исподлобья смотрела ему вслед. Кто-то спозаранку копошился в кладовке. Игорь зашел в туалет. Спустил воду, постоял, дожидаясь пока перестанет сипеть бачок, и вышел. Погасил свет. Зашел в ванную. Ополоснул лицо. Вытерся чужим полотенцем. Вернулся в комнату.
Ирина торопливо натягивала через голову платье. Мелькнула белая полоска трусиков, платье легло, и Ирина, застегнув на боку молнию, выжидающе глянула на Игоря.