Собрание сочинений (Том 4)

К с е н и я. Ноги свои показывает. У меня вон какая нога. Только что плечами трясти не умею... 
М и ш а. Ксеничка! Я поцелую твою ножку. 
К с е н и я. Пусть он целует. (Указывает на Николая.) 
М и ш а (хохочет). Так ведь он лакей! 
В а р я (Хлебникову). Споем тебе песню, чтобы слезами твое горе вышло. 
Цыгане заводят печальную песню. Входит Х л е б н и к о в-о т е ц. 
Х л е б н и к о в-о т е ц. Мир честной компании. 
Х л е б н и к о в-с ы н. Папа... И ты сюда? 
Цыгане поют здравицу Хлебникову-отцу. 
Х л е б н и к о в-о т е ц (Николаю). Подай-ка полдюжинки... 
Николай уходит. 
(Здоровается со старшим из цыган). Здоров, Игнат Саввич. Не молодеем мы с тобой. 
С т а р ш и й и з ц ы г а н. Давно тебя не видели, Александр Егорыч. Здоров ли? 
Х л е б н и к о в-о т е ц. Ничего, терпит пока бог грехам. Пока живем, Игнат Саввич!.. (Варе, здороваясь.) Варя! Чертовка! Долго ты еще будешь молодая, фараоново племя? 
В а р я. Секрет знаю, Александр Егорыч. Хочешь, научу? 
Н и к о л а й приносит шампанское, разливает. Пьют. 
Х л е б н и к о в-о т е ц (сыну). Выпьем? За женщин. 
Х л е б н и к о в-с ы н. За женщин, которых нет здесь с нами... 
Х л е б н и к о в-о т е ц. Ну - которых нет здесь с нами... 
К с е н и я (выпила). Нет, я хочу, я хочу, чтобы он мне ногу поцеловал! 
М и ш а. Так и быть. Пусть целует. (Николаю.) Целуй. 
Николай отворачивается. 
М и ш а (схватывает его и пригибает к полу). Целуй!! 
Н и к о л а й. Постойте... фрак разорвете! 
М и ш а. Как ты смеешь отказываться, если я целую. Я! 
Н и к о л а й. Пустите! 
М и ш а. Хам! (Ударяет Николая по лицу.) 
Н и к о л а й. Господи! (Плачет.) 
К с е н и я (хохочет). Получил? Получил? 
Х л е б н и к о в-с ы н. Какая мерзость. (Встает.) Какая мерзость. А ведь только за порог - там звезды, снежинки, санный путь... Зачем я ее спас? Лежала бы смирная и кроткая... 
Х л е б н и к о в-о т е ц. Не устраивай похорон. Садись! 
К с е н и я (хохоча). Рожа-то! Рожа! Мишка! Дай ему целковый, он за целковый удавится, а не то что... 
Миша, бросает Николаю деньги. 
Х л е б н и к о в-с ы н. Ели бы ее раки. Гнила бы себе понемножку, невинная... Варя! Я уйду. Снежинки налетят... 
Хлебников-отец смеется. 
Я не хочу гнить, слышишь?! А, пропадите вы все... (Уходит.) 
Николай плачет. 
Х л е б н и к о в-о т е ц (вслед сыну). Декламатор несчастный... (Николаю.) Не хнычь, дороже не заплатят... (Цыганам.) Ну? Что замолчали? 
С т а р ш и й и з ц ы г а н (Варе). Сбегай, верни... 
В а р я. Ушел человек. Пусть идет. Ему видней, какой дорогой идти. 
Х л е б н и к о в-о т е ц. Пусть идет. Пусть живут как хотят. Лишь бы нам дали спокойно век дожить... Ваше здоровье, Ксения Ивановна! Давай плясовую, Игнат Саввич! Пока - живем! 
Пьют. Поют цыгане. 
10. НА ПОЛУСТАНКЕ ПОД МОСКВОЙ 
На цыганскую песню наплывает и гасит ее другая песня, возникшая издалека. 
Беззвездная зимняя ночь. Полустанок где-то под Москвой. Поземка стелется по путям. Безлюдно. Ветер гудит в телеграфных проводах. Вдоль рельсов, удаляясь, движется фонарь обходчика. К полустанку подают поезд. В товарных вагонах прорезаны окошки, забранные решетками. В окошках мрак: поезд еще пуст. 
Вагоны проходят медленно, сотрясаясь на стрелках. 
Песня (нарастая) 
Смело, товарищи, в ногу! 
Духом окрепнем в борьбе, 
В царство свободы дорогу 
Грудью проложим себе. 
Вышли мы все из народа, 
Дети семьи трудовой. 
Братский союз и свобода 
Вот наш девиз боевой. 
Идет А н ю т а, останавливается у столба. 
Песня 
Долго в цепях нас держали, 
Долго нас голод томил. 
Черные дни миновали, 
Час искупленья пробил. 
Время за дело приняться, 
В бой поспешим поскорей. 
Нашей ли рати бояться 
Призрачной силы царей? 
Свисток и окрик: "Не отставай!" 
Идут с с ы л ь н ы е под конвоем. Они не поют - песня сопутствует им исполняемая невидимым хором. 
Песня (крепнет) 
Все, чем их держатся троны, 
Дело рабочей руки... 
Сами набьем мы патроны, 
К ружьям привинтим штыки. 
Идут ссыльные. Идет Б у т о в. 
А н ю т а. Родион Николаич!! 
Бутов оглянулся. 
А н ю т а. Слушайте. Знаете что? (Идет рядом.) Я вам верю... что будет другая жизнь. Я буду ждать, хорошо? Еще знаете что? Я себя буду беречь... 
К о н в о й н ы й. Пошла прочь! Не разрешается разговаривать! 
А н ю т а (торопливо). Буду беречь, как вы велели... До свиданья, Родион Николаич! 
Б у т о в. До свиданья, Анютины глазки! Мы еще погуляем в Нескучном саду! 
Паровоз закричал. 
А н ю т а. До свиданья! До свиданья! 
Ссыльные проходят. 
Песня (удаляется) 
Свергнем могучей рукою 
Гнет роковой навсегда 
И водрузим над землею 
Красное знамя труда! 
А н ю т а. Я буду ждать! 
Крепнет ветер. Летит поземка. Гудят провода. 
1940 
М Е Т Е Л И Ц А 
______________________________ 
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 
Военнопленные: 
Я р о ш, 
М е р к у л о в, 
Г р е ч к а, 
Н о в и к о в, 
Е р е м е е в, 
К о е л и, 
Ш а р а ф у т д и н о в, 
П а р х о м о в, 
Б о л ю т и н, 
Д а х н о 
и другие, без речей. 
Полицейские: 
Л у т с, 
С е п р е. 
Т е е с а л у, товарищ городского головы. 
В е г е р, немецкий офицер. 
Х е м п е л ь, немецкий фельдфебель. 
Н е м е ц к и е с о л д а т ы, без речей. 
Семейство Ильмарине: 
б а б у ш к а, 
м а м а, 
в н у ч к а. 
В а л я. 
Р а в в и н ш а. 
Действие происходит в конце 1941 года в эстонском городе Н. 
1 
Зал Н-ской синагоги: громадно-высокий, голый, симметричной и унылой архитектуры. Зимние сумерки. Голубеют уходящие в высоту окна; на них черными силуэтами Давидовы щиты - шестиугольные звезды. 
Раздаются шаги, входит товарищ городского головы Т е е с а л у благообразный господин в шубе, за ним дежурный полицейский Л у т с с винтовкой. 
Лутс поворачивает выключатель. Загорается лампочка на длинном кривом шнуре. Освещается зал: нары у стены, железная печка-времянка с коленчатой трубой, которая выходит наружу через одно из окон. Наверху - хоры; видна дверь, ведущая с хор на лестницу. Вдоль стен - ряды великолепных бра. Звезды на окнах - грязно-желтого цвета, в мрачном черном орнаменте. В этом зале еще недавно молились. Сейчас на нем печать гонения и одичания. Лампочка на кривом шнуре горит одиноко и испуганно. 
Т е е с а л у (осматривается; ему не по себе, но с кроткой твердостью он выполняет свою обязанность). Надо больше света. Эти углы будто специально для убийства. 
Л у т с. Можно больше света. Хотя - убивают и при свете. (Зажигает одно бра, потом еще одно, потом все.) Вот при таком свете убили раввина. (Сообщив это, тушит все бра, кроме одного.) При желании можно много света. 
Т е е с а л у. Пусть они вымоют пол. 
Л у т с. Это от беженцев грязь. И всего ведь одну ночь тут ночевали. Сколько на свете детей и женщин, удивительно, - идут, идут... Господин Теесалу, у нас котла нет. 
Т е е с а л у. Придется обойтись как-нибудь. 
Л у т с. А из бывшего детского дома? 
Т е е с а л у. Взяли в госпиталь. 
Л у т с. Так они должны варить суп в ведре. Пока их будет десять, это ничего. А когда их будет сто? 
Т е е с а л у. Почему вы думаете, что их будет сто? 
Л у т с. Сепре сказал, что немецкий комендант обещал дать городу сто человек пленных. 
Т е е с а л у. Мы просили сто; но пока нам дают только десять. 
Л у т с. О! А мы просили сто? Это бы хорошо - сто... 
Т е е с а л у. Да, для ремонта. Городу нужен ремонт. Мостовые... 
Л у т с. Да, да. Ремонт... А нам дали только десять? Напрасно: те девяносто все равно помрут. Из лагеря каждое утро вывозят полный грузовик покойников... Картофель привезут?