Рэд. Я — цвет твоего безумия (СИ)

Отец не мог простить Вэрнону предательство мечты и слёзы матери.
Вэрнон злился, когда ему пытались вправить мозги и наставить на истинный путь, спустя много лет с момента принятия решения.
Сам факт, что он не отрёкся от Ингмара и не сбежал от него в поисках тихой гавани, уже говорил о многом, заверяя, что нынешнее положение Вэрнона вполне устраивает, и он не собирается ничего кардинальным образом менять. Он давно привык к такому укладу жизни, и иного для себя не представляет, несмотря на то, что прекрасно осознаёт недовольство родных и близких.
Расхождение во взглядах, однако, не мешало ему периодически приезжать к родителям, чтобы провести с ними немного времени, поговорить на отвлечённые темы и постараться поддержать видимость счастливой семьи. Картина рушилась стремительно, стены шатались, складываясь, будто карточный домик, и все обитатели оказывались погребёнными под обломками. Каждый раз.
Буквально. Каждый. Раз.
Это походило на особый вид мазохизма, но Вэрнон продолжал наносить визиты.
Не отказался от традиций и сегодня.
Предварительно позвонил и согласовал с родителями время встречи.
Визит состоялся и, как ни странно, прошёл не по канонам гостеприимства, присущим данной ветви семьи Волфери. Не было упрёков, напоминаний о максимализме, затмевающем здравый смысл, поступках, о которых неоднократно придётся пожалеть, и грязных деньгах, заработанных ценой пролитой крови и отнятых жизней. Никто не упрекал, никто не пытался перевоспитать. Не возвращал демонстративно подарки, привезённые не по какому-то торжественному случаю, а по велению души.
Родители готовились к наступлению Рождества и нового года, обсуждали планы на время праздников, интересовались тем, как собирается провести этот период их единственный сын.
Вэрнон отделался кратким ответом:
— Ничего особенного. Посмотрю по обстоятельствам.
По большей части не солгал, поскольку не определился, каким станет для него конец уходящего года. Пытался, но каждый раз себя одёргивал, напоминая о необходимости поддержания бдительности на должном уровне. Его работа не терпела таких промахов. Став наёмником, о слове «беспечность» пришлось позабыть. Зато слова «безопасность» и «осторожность» выдвинуть на лидирующие позиции, закрепив эти места за ними навечно, не забывая о них ни днём, ни ночью.
Рэд мог появиться в любой момент. Хоть в будний день, хоть в праздник. Второе представлялось Вэрнону более реальной перспективой. Он сам любил наносить удары в моменты, когда никто их не ждал, и это взаимодействие с жертвой оказывалось наиболее продуктивным для него и болезненным для неё.
Он надеялся на скорую встречу с таинственным парнем, лишённым умения здраво мыслить и наивно решившим, что желания уничтожить кого-то достаточно для успешно проведённой военной кампании.
С нетерпением, походившим на то, что испытывают школьники, желающие поскорее узнать вкус взрослой жизни.
Мечты о переменах, мечты о чём-то новом.
Каким будет Рэд?
Старым или молодым?
Красивым или омерзительным, вызывающим отторжение с одного взгляда?
Обаятельным или отталкивающим?
Как поведёт себя, если загнать его в ловушку, подтолкнув к самому краю?
Испугается и шагнёт вниз или вцепится руками и ногами в своего палача, чтобы упасть вместе? Если гибель неизбежна, то он отправится в ад не в одиночестве — вместе со своим убийцей.
Будет бороться до последнего или сдастся в первые минуты после того, как почувствует, что земля под его ногами загорается?
Повеселит?
Удивит?
Разочарует?
Они не пересекались лично, но одного упоминания хватило для того, чтобы все — или большую часть — мыслей Вэрнона занял этот человек.
Не зная его характера, не видя лица, не слыша голоса, Вэрнон всё равно думал о нём.
Это немного походило на одержимость, напоминало навязчивую идею.
Если Рэд надеялся именно на такой эффект, стоило признать: он умеет появляться эффектно и привлекать внимание к своей персоне до того, как будет поднят занавес.
Если его поступки не были заранее спланированной акцией, то ему невероятно повезло. Сделал своей визитной карточкой загадочность и выбил сотню возможных пунктов из ста.
Вэрнон жаждал проверить своего противника на прочность, испытать, насладиться отменной игрой. И, оставив сантименты, разделаться с ним. К сопернику, сумевшему поразить и привнести новизну в привычные, повседневные развлечения, можно проявить снисхождение, преподнеся своеобразную награду. Тот, кто предложит не скучные гонки на выживание, а шоу, достойное и захватывающее, может выбрать себе подарок — смерть, которая привлечёт больше всего. Любой каприз для того, кто достойно проигрывает.
Яд, способный в зависимости от вида принести, как невыносимые страдания, так и моментальное избавление от всего. Пуля, выпущенная в голову. Смерть от удушья — лёгкое прикосновение к шее. Острое лезвие, вспарывающее кожу медленно, нарочито-показательным жестом, либо же наносящее молниеносный удар.
От банальности до изощрённости.
Я покажу тебе смерть такой, какой ты её не видел, несмотря на достаточно близкое с ней знакомство. Мне есть, чем тебя удивить. Тебе понравится. Спорим? Или поверишь на слово?
Он настолько погрузился в свои размышления, подкрашенные алым цветом, что едва не потерял связь с реальностью. Грёзы были интереснее и красочнее привычно-тёмных улиц, знакомых с детства.
Силуэт мужчины, окутанный красной дымкой, занимал его мысли, отвоёвывая себе всё больше места, не оставляя шанса ничему и никому другому.
Спонтанная фантазия, подкреплённая размышлениями. Разумный вывод: тот, кто выбрал себе такое имя, не может не любить красный цвет.
Но субботним вечером Вэрнону было предначертано встретиться совсем с другим человеком. Равнодушным ко всем оттенкам красного, предпочитавшим в одежде монохром, но оттого не менее загадочным и волнующим воображение.
Реальность Вэрнона чуть не окрасилась в цвет придуманной мечты прямо сейчас.
С минуты на минуту.
Фары выхватили из темноты чей-то силуэт слишком поздно.
Столкновение было неизбежным. Он понимал это предельно ясно и чётко, но всё равно постарался исправить положение и резко свернул в сторону, радуясь тому, что по вечерам здесь практически нет машин. И тому, что его манёвр не приведёт к аварии, закончившейся десятками трупов. Спровоцированной ради спасения одного идиота, выскочившего на дорогу там, где этого делать не стоило.
Вэрнон вышел из машины, громко хлопнув дверью.
Ему хотелось сорвать злость на незнакомце, не раздумывая, не тратя время на разговоры, а сходу врезав по челюсти, с иррациональной радостью слушая её хруст, глядя, как с губ капает кровавая слюна, и летят на землю несколько выбитых зубов. Он действительно собирался ударить, подойдя к тому, кто сейчас находился на земле, ухватив его за ворот явно дорогого дафлкота и резко вздёрнув вверх.
— Безмозглая сука! — прошипел он озлобленно. — Какого…
«…хера ты творишь» осталось невысказанным и проглоченным вместе со всеми претензиями
Размазать виновника недоаварии по асфальту не вышло.
Потому что капюшон упал с головы, и Вэрнон замер на месте, ничего не произнося.
Тупо глядя на парня, стоявшего напротив.
Не зная, что сказать.
Не впервые в жизни, но, как и тогда, это чувство было отвратительным до невозможности и болезненного осознания собственной беспомощности.
Безоговорочной капитуляции перед обстоятельствами.
Впервые его встряхнуло подобным образом шесть лет назад.
Когда он брался за точные подсчёты, выходило, в целом, около семи. Именно семь лет назад его крыша начала медленно, но уверенно подтекать, прохудившись в нескольких местах. На исходе года, проведённого в состоянии перманентного безумия, Вэрнона накрыло окончательным и бесповоротным крашем, от которого он оказался не в состоянии избавиться привычными методами. И это был его собственный ад, куда никто, кроме него, не имел доступа. Все попытки провести туда посторонних оканчивались провалом и осознанием: тщетно.