Поющий на рассвете (СИ)
Идзуо осторожно приблизился, отчаянно страшась заглянуть в простенькую ивовую плетенку. Хныканье стало громче, пока не прозвучало басовитое «Му-у-у!», продравшее по хребту дрожью.
— Ничего не понимаю, — но внутрь он все-таки посмотрел.
У маленького минотавра была белоснежная шерстка, черная челка и пронзительно-зеленые глаза. Точь-в-точь, как у Менедема. При виде Идзуо он расплакался, завозился в колыбели. Было странно видеть такого ребенка. И странно не видеть рожек, наверное, они пробьются позже. Лис машинально протянул руки и аккуратно поднял малыша, устраивая тяжелую головенку на сгибе руки. И только потом понимание всего происходящего навалилось, и от позорной истерики удержала только теплая тяжесть маленького тела на руках. Кроха-минотавр довольно засмеялся и стал ловить лиса за край одежды, привлеченный ее яркостью.
— А ведь твой папочка, скотина рогатая, говорил, что между минотаврами и женщинами иных магических рас союзы заведомо бесплодны…
Ребенку это было неинтересно, он смеялся и пытался поймать теперь подвеску на шпильке Идзуо. Потом, утомившись, затих, зевнул и закрыл глаза. Китсунэ вышвырнуло в реальность, словно пробку из бутыли с забродившим соком винограда. Она прижала руку к животу. Значит, там у нее минотавр. С белой шерсткой. Хотелось одновременно и рыдать, и смеяться. У нее есть частичка Менедема, безумно любимого рогатого поганца полубога. Семя которого оказалось столь сильным, что пустило росток новой жизни в ее лоне. А еще у нее есть нешуточная возможность лишиться этого подарка судьбы, потому что Императору не нужна опозоренная дочь, ему нужен послушный его воле сын! Как сохранить ребенка в тайне, чтобы не вытравили? Нет, только не это, это ее дитя, его нужно сберечь любой ценой. По подсчетам выходило, что сейчас ему чуть меньше двух лун от зачатия. Значит, еще пять или шесть лун ей нужно продержать все в тайне. А за это время отыскать несколько доверенных слуг, которые будут держать язык за зубами и помогать скрывать младенца… Или которые помогут передать малыша в приемную семью… Нет, нельзя! Никто не согласится взять его такого.
— И я сама тебя никому не отдам, не волнуйся, Широ. Никому…
Идзуо горячо взмолилась Богине о защите.
— Милосердная, помоги! Мне нужно создать иллюзию того, что я выгляжу так, как того желает Император, и прожить под нею до того дня, как я рожу.
Богиня Идзуо услышала, судя по всему. Во всяком случае, когда не удалось перекинуться обратно, никто ни слова про облик наследника не сказал, да и обращались как к мужчине.
Идзуо со страхом ждала разоблачения, но время шло, а ничего не происходило. Тошноту удавалось сдерживать или переживать в одиночестве рано утром, больше беременность пока никак на ней не сказывалась. Идзуо не собиралась ждать, когда скажется так, что она не сумеет запахнуть кимоно или сесть в седло без помощи. Ее изощренный мозг искал способы улизнуть из самого сердца Империи, из-под носа отца, не получив при этом проклятий. Наконец, она решилась открыться одному старому оборотню, которому за время учебы привыкла доверять. Отчаяние придало сил и изворотливости, чтобы зачаровать одну из служанок, а та уж отправила коротенькое послание целителю академии, написанное рукой Идзуо:
«Улисс, спасите меня!»
Целитель думал недолго, через три дня от директора пришло приглашение для Идзуо, составленное на восьми страницах заковыристейшим языком, из которого было понятно лишь то, что явиться нужно срочно, это будет огромной честью и без Идзуо на мероприятии вообще никак не обойдутся. Сказать, что Императора это порадовало, было невозможно, скорее, он был раздражен и раздосадован тем, что наследник снова на некоторое время ускользнет из-под его влияния в чрезмерно вольную по нравам академию, в чужой и чуждый мир, полный соблазнов и разврата. Однако академия имела немалый вес в среде обучения, поэтому наследника пришлось отпустить. Чтобы показал пример подрастающему поколению. Хотя он уже сожалел, что согласился на включение прежде закрытого для всех пришельцев извне мира в Великую Сеть. Насколько было проще держать молодых оборотней в руках, когда им некуда и незачем было стремиться вне мира.
Идзуо улепетнула очень быстро, не забыв прихватить побольше ярких нарядов и драгоценностей — в некоторых случаях ими можно расплатиться. Вперед, на свободу. Втайне она надеялась, что ей помогут остаться там, на свободе, навсегда. Но крайним случаем оставалось отдать сына на воспитание Менедему и Леонту, а самой вернуться в мужской облик, считай, навечно, вступить в заведомо бесплодный брак — ведь ребенок у нее уже будет. Или — что не менее вероятно — оставить дитя любимым потому, что она умрет.
В академии ее встретил Улисс, сразу же потащил в лазарет, осматривать, приговаривая:
— Вы не стесняйтесь, я в прошлом и военный целитель, я и роды принимал.
— Может быть, вы тогда объясните, как так вышло, что я сумела забеременеть от минотавра? — чуть язвительно спросила Идзуо.
— Мне нужно подумать… А от какого минотавра?
Может быть, целитель Улисс и не имел в виду ничего оскорбительного, так что возмущенную реплику лиса проглотила.
— А вы разве не помните?
— Ах, от этого. Он же полубог, их семя прорастет даже в камень, что ему законы для людей и прочих минотавров.
— То есть, он был в курсе того, что я могу забеременеть? — Идзуо ждала ответа, желание выцарапать бесстыжие зенки Менедему крепло, но рассыпалось, как карточный домик от короткого смешка:
— Менедем-то? Вряд ли, он мало интересовался подобным. Как и женщинами в целом.
Улисс велел ей раздеться, принялся осматривать, водить ладонью над ее животом.
— Хорошее будет дитя, очень любит жизнь.
Рос маленький минотаврик быстрее обычного ребенка, уже сейчас, на исходе третьего месяца, у Идзуо заметно подрос животик, да и груди увеличились.
— Малышу потребуется ваше молоко. Ничье другое он не примет, даже коровье или козье.
— А ему много надо? — опасливо спросила китсунэ.
— Могу сказать только одно: он будет осушать обе груди за раз, после чего спокойно спать несколько часов. Но кормить вам придется лет до двух.
— А молоко будет успевать вырабатываться?
— Думаю, вполне, ваше тело уже подстраивается под нужды вашего ребенка.
Идзуо с тоской подумала, что обстоятельства, почему-то, не спешат последовать примеру ее тела.
— Что же мне делать… Я не могу вернуться домой с младенцем на руках. И не вернуться я тоже не могу — отец проклянет меня, и это значит смерть года через три…
— Родовые проклятия сильны, но и их можно снять. Обратитесь к специалистке по проклятиям, думаю, Вандра вам поможет.
— То есть, вы считаете, я не должна возвращаться?
— Я считаю, вы должны связаться с отцом ребенка, — твердо ответил целитель. — Он может помочь вам. Да что там, он должен вам помочь.
Идзуо закивала, решив, что вместе они смогут что-то придумать.
— И еще одно. Я не досконально знаком с особенностями минотавров, однако совершенно точно знаю, что рождение детей у них проходит легче, если мужчина и женщина состоят в законном браке.
— Я поговорю с Менедемом.
— Он в академии, кстати, в крыле преподавателей.
— Что ж, мне в любом случае следовало туда пройти, — пробормотала китсунэ, поправляя одежду.
Целитель погладил ее по голове и открыл дверь.
— Он вам обрадуется.
Вот в последнем Идзуо отчего-то сомневалась. Каждый шаг в крыло преподавателей давался ей с трудом, словно неуверенность в том, как примет ее появление Менедем, как отреагирует на новость о том, что она беременна, стала гирями на ее ногах.
Минотавр сидел в кабинете и что-то писал. При виде Идзуо он изумленно заморгал.
— Идзуо?
— В женской ипостаси меня лучше называть Идзуне, — ляпнула китсунэ, но сделала вид, что так и надо. — А где директор-сама?
— Его дверь следующая по коридору, — вежливо ответил минотавр.