Я не ангел
Часть 17 из 21 Информация о книге
Эмма ушла вместе с Гришей и девочкой-журналисткой, Марина с Димой разошлись по своим комнатам, а я остался с Аленой Сергеевной. Алена Сергеевна устроилась напротив меня с чашкой кофе. – Ты ведь Эмме брат, ты с ней поговори. У нас творится такое безобразие… У Эммы есть один человек… он совершенно ей не подходит! Я даже не разрешаю ей приводить его домой. Хуже него нет человека. Если бы бедный Глеб знал, с кем она повелась, если бы мой бедный муж знал… Он страшный человек! Как неловко. Я прикидывал, как вежливо прервать разговор об Эмме, но оказалось, что Алена Сергеевна больше хотела поговорить о себе. – Она думает, что я предала ее отца. Бросила больного. Ты тоже так думаешь? Но что вы оба знаете о своем отце? Он мне все время давал понять, что я, по сравнению с твоей матерью, никто, из простонародья… Потом – раз, и инсульт, и все, рядом со мной инвалид. Я ведь ушла к любимому в нищету. Ну, не совсем в нищету, мой муж вполне успешный психолог. Я его полюбила, это была любовь, честное слово, не климакс. Климактерички бывших одноклассников вытаскивают на свет, им кажется, что им опять пятнадцать. Бывший одноклассник – это уже последнее прибежище климакса. А я просто встретила нормального человека, он меня полюбил, а я его. У нас все было романтично, он стихи мне читал, мы по Летнему саду гуляли, за руки держались. Умом понимала, что не по возрасту вся эта школьная романтика, а другим местом… Нет, не тем, про которое ты подумал, а душой… душой понимала – вот она, любовь. Ты на меня не сердись. Давай помиримся, а? Мы ведь с тобой родственники, я тебе почти как мачеха. Что можно было ответить, – не сержусь? Но кто я такой, чтобы сердиться? Я попрощался и уехал в аэропорт. Мы расцеловались как родственники. Кто мог ожидать, что «эта женщина мне никто» (с каким живым чувством Нино бэбо говорила: «эта женщина тебе никто») захочет со мной помириться? Кто мог ожидать, что она… достаточно милая? Кто мог ожидать, что в результате этого визита станет ясно, что у меня никогда не будет сестры, но появится «почти как мачеха». На прощанье моя «почти как мачеха» сказала чрезвычайно странную фразу: «Ну что, старая любовь не ржавеет?» Какая старая любовь, к Беате?.. Да, Ленинград (пусть Петербург, не важно) связан для меня с увлечением Беатой. Но разве это означает, что как только попадаешь в эти туманы и дожди, опять влюбляешься? Не факт. А вот дождь и туман – это факт, сейчас, в апреле, именно что дождь и туман. Я приехал в аэропорт, позвонил Беате и улетел в Москву. Беата, провал. 4 апреля «Это провал», – подумал Штирлиц. У меня полный провал. Я от него ушла. Пошла ва-банк и, похоже, проиграла. Ты вот думаешь, что я плохая мать… то есть я, конечно, никакая мать, но ты не понимаешь, у меня все очень плохо. Я от него ушла. Я с тобой поговорю, потому что ты еще маленький и не будешь меня осуждать так, как взрослые. Понимаешь, пять лет – это большой срок. Это такой срок, что, если он сейчас не женится, то уже не женится никогда. К тому же время идет, он стареет, с ним в любой момент может случиться все что угодно, и тогда что? Что будет со мной?! Я уверена, что, если захочу вернуться, он меня примет. Но если вернусь, то это уже будет все, конец, – он уже никогда не женится, ведь я вроде как все приняла и со всем согласна. Ты, может быть, думаешь, он тупой миллионер – бывший партийный босс с Рублевки? Нет! Он был художник, ювелир. У него интересная судьба, он – личность. Сильный, изворотливый, обаятельный, у него, как у мафиози, все выстроилось на дружбе, на отношениях. У вас в Петербурге есть завод «Русские самоцветы», знаешь? Захар мне столько раз рассказывал, что я наизусть выучила: он с друзьями создал фирмочку при заводе по продаже ювелирки и – никому не приходило в голову, а ему пришло – под именем завода стал поставщиком ювелирных изделий по всему бывшему Союзу. Знаешь, как советские люди любили ювелирку – цепочки, кольца с красными камнями? Идиоты, голодные за золотом в очереди стояли… Захар работал с Главювелирторгом, перебрался в Москву поближе к партнерам, началась приватизация: они приватизировали центральную оптовую базу, потом… потом суп с котом. Сейчас у него с партнерами чего только нет. Ха!.. У него нет банка, а все остальное есть. Мы с ним на какой-то модной тусовке встретились: я была не одна, и он не один – а ушли мы вместе. Ты думаешь, я ушла с ним только из-за его миллионов? Не-ет! Меня в нем привлекло не то, что он миллионер, владелец заводов-газет-пароходов… хотя это, конечно, главное. Но не единственное. Он меня не узнал. Это классика: гусар испортил девице жизнь, а через много лет ее даже не узнал. Нет, мне невозможно испортить жизнь, я сама себе живу! Просто он когда-то дал мне хорошего пинка. Это был такой волшебный пендель, такой хороший урок, что я его помнила всю жизнь. …Я всю жизнь помню, а он меня не узнал! Я напомнила, как он лишил девственности провинциальную девочку, но он и тогда не вспомнил. …Ой, прости, что я упомянула девственность, – забыла, что я с тобой разговариваю. Но здесь дело не в девственности, а в том, что это тоже хороший урок: что волку до зайца дела нет. Сожрал и забыл. Сейчас модно говорить «из-за этой встречи я стал таким-сяким» или «мама меня не любила, из-за этого я такой-сякой». Ты не верь, это неправда. Мы уже такие, какие есть, любая встреча нас только подталкивает, как камень с горы, – не одна подтолкнет, так другая. Мне так легко удалось его заполучить, что я подумала: ага, сейчас мой верх, теперь я главная! Когда-то давно я была глупая девочка, а он взрослый, теперь я умная и взрослая, а он старый. Тогда я была недостаточно хороша для него, для того, чтобы в меня влюбиться, а вот теперь – влюбится как миленький и будет зависеть от меня! Это называется компенсация… ты знаешь такое слово? Компенсация – это око за око, зуб за зуб. Не думай, что я хотела ему отомстить. Да и как бы я могла: кто он, а кто я?! Я просто подумала: вот я, мне сорок, и что у меня есть? Возможность ходить на тусовки? Квартира на Чистых? Квартира большая, но я же не буду пускать квартирантов, как твой отец, ха-ха. Шучу, лучше застрелиться, чем жить бедной. Так вот, я думаю – вот я, у меня ничего нет. А вот он – супербогатый, и мне с ним в принципе нормально, даже вполне уютно, мы много смеемся, – это я его смешу, не он меня. Ну, конечно, секс с ним – это не то чтобы вау. …Ой, прости, я опять забыла, что я с тобой разговариваю. …О чем ты спрашиваешь? Ты спрашиваешь, как же я живу без любви? Может быть, я моральный уродец? Неужели мне совсем не нужна любовь? Нет. Про любовь – это не ко мне. Ты спрашиваешь, почему мне не нужна любовь? Ну почему-почему? Я не девочка. В моем возрасте стыдно говорить про любовь. В этом возрасте надо понимать, что тебе подходит. Не кто тебе подходит, а что. Мне подходит быть богатой. …Ну да, ну да, ты скажешь, не надо было мне так рисковать. А что, надо было продолжать унижаться, как провинциальной девчонке, чтобы на ней женились?! Уйти от него было рискованно, но кто не рискует, тот не выигрывает! За пять лет, что мы вместе, я уже все перепробовала. Первый год, когда мы только начали вместе жить, я молчала напоказ. Ну, знаешь, что я как бы гордая и не хочу замуж, что я вообще выше всяких мелочных расчетов. Как будто он не видел меня насквозь! Вообще-то это самый лучший способ – не показывать, что тебе что-то очень надо, сами придут и сами все предложат. Но не работает, если тебя видят насквозь. …Это был наш первый Новый год вместе, он первого января проснулся – а я у кровати в красной шапке, с бородой и с мешком подарков. …Ой, а тебе я тогда послала подарок? Если забыла, извини, было очень много дел, мы только что из Рима вернулись и сразу в Нью-Йорк собрались. Захар мои подарки рассмотрел и говорит: «У меня уже есть для тебя подарок, под елкой лежит. Но я думаю, может быть, еще что-нибудь тебе подарить? Например, может быть, ты хочешь, чтобы мы поженились?» Я небрежно говорю (а внутри все поет и пляшет): «Если ты хочешь быть со мной, то давай поженимся и всегда будем вместе». А он: «Жениться – это прекрасно, да как бы чего не вышло». Цитирует Чехова, скотина! Посмотрел в Интернете и цитирует Чехова мне назло! Вот это что было – остроумие или садизм?! Я думаю, садизм. Думаю – ну ладно, ты у меня попляшешь. …А как попляшешь? Мир ничего не выдумал, кроме банально забеременеть. Что еще придумаешь, кроме беременности? А у меня не получается забеременеть. …Ничего, что я с тобой про беременность говорю?.. Разыграть беременность нетрудно: тошнит, то смеюсь, то плачу, обсуждаю, девочка там или мальчик, придумываю ребенку имя, натурально беспокоюсь, что мне не родить самой, лучше кесарево… а про женитьбу молчу! Только загадочная грусть в глазах – пусть сам догадается. Ну, честное слово, все-таки мужчины как дети. Он поверил, заставлял меня есть творог с рынка, велел домработнице по утрам выжимать морковный сок… У меня этот сок уже из ушей лился… И конечно, я всем его друзьям рассказала: у нас ребенок будет, такое счастье… И что ты думаешь?! Он мне жениться не предложил. Сок – да, а жениться – нет. Через три месяца пришлось давать задний ход, изображать выкидыш и всем его друзьям говорить: у нас выкидыш, такое горе… Разыграть выкидыш нетрудно: грущу, лежу носом к стенке. Так увлеклась, что сама поверила. И он меня жалел. Жалел, укрывал пледом, приносил чай. Он в душе неплохой человек… Но тут, как в любом вранье, главное было не переиграть, не перележать под пледом носом к стенке, чтобы ему со мной скучно не стало. Я предложила ему сделать ЭКО, очевидно же, что я сама не могу выносить, и на всякий случай заморозить парочку эмбрионов, вдруг мы позже захотим иметь ребенка… Не знаешь, что это? О господи, это значит зачать в пробирке… Ладно, неважно, не грузись. Он сказал: «Фу, с ума сошла? Ты, правда, считаешь, что я в моем возрасте буду дрочить в пробирку? И вообще, у меня внуки взрослые… зачем мне еще от тебя ребенок?» Сказал, что от слов «замороженный эмбрион» ему физически плохо, замораживание и размораживание ассоциируются у него только с заморозкой овощей в холодильнике. А если мне нужна красивая причина, то вот: он придерживается мнения православной церкви и вместе с церковью отрицательно относится к ЭКО. В общем – нет. Да?.. Но если ты такой религиозный, такой православный, что же ты живешь со мной во грехе? Весь следующий год я приставала к нему с венчанием: «Если ты меня любишь, давай обвенчаемся», на что он всегда отвечал: «Я тебя люблю, но я не готов к венчанию». Почему не готов, почему?! Для венчания нужна справка из загса, но я бы договорилась! Ну, и еще я, как дура, к бабке ездила за триста километров и бабки-ежкино зелье ему в чай подмешивала. Чтобы он без меня не мог. Да он без меня и так не может, но не женится! …Очень важно для меня, что я могу возглавить его благотворительный фонд. Это совершенно другое положение в обществе. Я не хочу быть просто рублевской женой. Я личность, я хочу, чтобы меня уважали! Может, я немного зациклилась на этом фонде, я даже уже визитки сделала. Визитки я прячу в двадцать пятой гостевой ванной, в которую никто, кроме домработницы, не заходит. Шучу, нет у нас двадцать пятой гостевой ванной, у нас всего восемь. То есть теперь уже не у нас, а у него. Интересно, он там один или уже кто-то у него появился? А может быть, теперь, когда меня там нет, к нему дочь приезжает? Его дочь ужасна! Бездельница, ни дня не работала. Люди вообще ужасно эгоистичные. Возьмем его доченьку. Ей бы радоваться, что отец на старости лет не бегает по молодым девкам, а живет в любви и покое с верным порядочным человеком. Ей бы подружиться со мной! Так нет, она меня ненавидит. За что, спрашивается, меня ненавидеть? Забрала все «мамины вещи», чтобы я их не касалась. Думаешь, она ложки-вилки взяла или вазочку на память? Забрала из гаража «Астон Мартин» за полмиллиона долларов. Зачем? Чтобы мои руки на касались руля машины? Забрала квартиру на Пречистенке на целый этаж, – а это зачем, чтобы я не касалась квартиры? А Захар во всем ей потворствует: «Да ладно, пусть девочка порадуется». Девочка, между прочим, немногим моложе меня. Если с ним что-то случится, она меня выгонит в два счета, я вернусь к себе на Чистые, как диккенсовская сиротка… буду ездить на каком-нибудь «пежо», отдыхать в Турции… А одеваться где стану? На рынке в Турции?! Ох, что я говорю! У меня на «пежо» и на Турцию не будет. Буду дома сидеть, морковку грызть. Я хочу быть женой! Мне надоело быть любовницей, я всю жизнь чья-то любовница! Любой разумный человек на моем месте сказал бы: «Эй, любимый, я моложе тебя на восемнадцать лет, давай обеспечь меня на случай твоей смерти, женись! А если не женишься, хоть квартиру подари, чтобы, если что, я могла ее сдавать. Или завещай мне что-нибудь из своих богатств маркиза Карабаса». Звучит не очень изящно, но это правда, и так думают абсолютно все, без исключения. Кроме, конечно, умственно отсталых. И вот я с ним откровенно поговорила, мягко объяснила: если с ним случится что-то, я останусь на улице. Без средств к существованию. Он не понимает, как это страшно, когда нищая старость. А я привыкла к определенному уровню жизни. Знаешь, что он сказал?! Ты даже представить себе не можешь, что он сказал! Он сказал: «А как живут другие? Будешь жить, как все». …Что, ты тоже не понимаешь? Что тут непонятного?! Другие пусть живут, как хотят, хоть на пенсию. Я – не все. Мы крупно поругались. Он сказал: «Зачем тебе ребенок? Тебе даже твой уже существующий ребенок не нужен! Ты хотела от меня ребенка, чтобы уже никогда не думать о деньгах». Это не так! А даже если так? Как он, с его миллионами, может осуждать женщину, которая просто хочет поддерживать достойный уровень жизни? Теперь ты понял, почему я пошла ва-банк? Тихо исчезла с вещами и драгоценностями, на всякий случай? Улетела в Нью-Йорк, чтобы не маяться в Москве. Вернулась в Москву, маюсь. Сплю с телефоном в руке. Положение мое, как в романах, трагическое. Прошло тридцать шесть дней – и ни-че-го. Как ты думаешь, Родион, есть ли еще надежда, что он меня строит? Мои душевные силы тают с каждым днем. Хорошо поговорить с тем, кто не отвечает. Я давно знаю этот трюк: мысленно обращаться к кому-то лучше, чем тупо самому с собой разговаривать. Спасибо тебе за то, что я с тобой поговорила. Как говорят, спасибо вам за то, что были с нами. Эмма, Беата, Расемон. 18 июня Эмма Мама с утра очень возбуждена: «Я ей, честное слово, не желаю зла, я просто надеюсь, что жизнь сама ее накажет. Если бы не она, ты бы не связалась с этим страшным человеком. Я имею в виду, что ты не осталась бы одна и не связалась с этим страшным человеком…» Как будто я не знаю, что она имеет в виду. Столько всего нужно решить: завтра презентация наших книг в «Буквоеде», часть тиража не привезли на склад, обложка для новой серии не хороша, совсем не годится… Можно мне не присутствовать при этой исторической встрече?! Мама, готовая к встрече, накрашенная, в новом платье, Маришины модные серьги до плеч, – королева, – уселась в кресло и скомандовала: Мариша присядет на ручку кресла, а мальчики встанут позади. И, как обычно, прочитала мои мысли. – Нет, тебе нельзя не присутствовать. Это твои родственники. Они скоро поженятся, возможно, уже поженились. Ты должна принять жену брата, кто бы это ни был. Семья – это святое. Но я думаю так: у нее ничего с ним не получится, он прекрасный человек. Мама завела тесные отношения с Давидом: в разговорах со знакомыми говорит о нем «мой сын, американский ученый, лауреат премии Шао, почти нобелевский лауреат» и поясняет: «Эта премия – аналог Нобелевской премии, один миллион долларов». Переписывается с ним по WhatsApp, не учитывая разницы во времени – сплетничает о детях, жалуется на меня, обсуждает политические новости. Давиду, я думаю, глубоко безразличны российские политические новости, но мама очень политизирована. Кроме того, мама открыла для себя социальные сети: Димочка зарегистрировал ее в Фейсбуке и Инстаграме, подписал на разных модных людей, и теперь она рассматривает картинки в Инстаграме, ввязывается в дискуссии, комментирует, кого-то банит, кого-то принимает в друзья.