Конец радуг

Пылающий свет оставался бесформенным, но когда Роберт расправил воротник, голос стал четким и вполне разборчивым:

– Сэр, меня зовут Шариф, Зульфикар Шариф. Я бы хотел проинтервьюировать вас для своей диссертации по англоязычной литературе.

Роберт сморщился и прищурился, пожал плечами, снова прищурился. Потом внезапно проявился образ посетителя, стоявшего в центре спальни. Нужно Хуану рассказать! Первый трехмерный успех, и всё, что пацан расписывал насчет проекций на сетчатку, оказалось правдой. Роберт привстал и отошел в сторонку, заглянув за спину гостю. Образ такой четкий, такой реалистичный. Гм. Но тени гость отбрасывал в сторону, противоположную реальности. Интересно, чей это огрех?

Темнокожий посетитель – индиец? пакистанец? – продолжал говорить с легким южноазиатским акцентом:

– Пожалуйста, сэр, не отказывайте мне! Вы мне очень польстите, согласившись на интервью. Вы – достояние человечества.

Роберт прохаживался перед гостем взад-вперед. Его все еще ошеломляла среда этого сообщения[13].

– Самую малость вашего драгоценного времени, сэр! Это всё, о чем я прошу. И… – Он оглядел комнату Роберта, вероятно, лицезрея то, что там находилось в реале. Роберт еще не умел оформлять подставные окружения. Хуан собирался ему это вчера показать, но они отвлеклись на обязанности Роберта по сделке – помощь мальчугану с английским. Безграмотный бедняга Хуан. И, с другой стороны, этот вот Шариф. Интересно, насколько смышлены сейчас аспиранты?

Аспирант, представший его взгляду, был близок к отчаянию. Глаза Шарифа задержались на чем-то позади Роберта:

– О, книги! Вы из тех, кто еще ценит настоящее.

«Книжные полки» Роберта были сделаны из пластиковых жалюзи и картонных ящиков. Но там поместились все книги, спасенные из подвала. Судьбой некоторых, как, скажем, Киплинга, он бы в прошлом даже не обеспокоился. Сейчас у него осталось только это. Он посмотрел на Шарифа.

– Да, ценю. И что с того, мистер Шариф?

– Я просто подумал… похоже, мы в этом единомышленники. Помогая мне, вы послужите благородному начинанию. – Он сделал паузу, возможно, прислушиваясь к чьему-нибудь внутреннему голосу. После обучения у Хуана Роберту стали внушать подозрение люди, которые так выглядят, словно прислушиваются к внутреннему голосу. – Вероятно, мы могли бы заключить соглашение, сэр. Я бы отдал почти всё на свете за несколько часов разговора с вами, за ваши суждения и воспоминания. Я с радостью стану вашим личным агентом 411. В таких делах я эксперт; я таким образом зарабатываю себе на жизнь в Орегонском университете. Я с радостью стану направлять вас в современном мире.

– У меня уже есть наставник. – Он подивился собственному шутливому ответу, когда понял, что в известном смысле так оно и было. Хуан.

Новая многозначительная пауза.

– А-а. Этот. – Шариф – его образ, идеальный во всем, кроме сместившихся теней и обуви, провалившейся на четверть дюйма в пол, – прошелся вокруг Роберта. Присматривается к книгам? Внезапно у Роберта появилось еще больше вопросов к Хуану Ороско. Но Шариф снова заговорил: – Это постоянная печать? Не дешевка по требованию?

– Конечно!

– Чудесно. Знаете… я бы мог вам устроить прогулку по библиотеке университета Сан-Диего.

Миллионы томов.

– Я в любой момент могу сам туда сходить. – Но пока что не осмеливался. Роберт оглядел свою маленькую библиотеку. В Средние века столько книг было у богачей. Ныне собиратели книг снова стали редкостью. В университете Сан-Диего имелась настоящая, физическая библиотека. А прогулка по ней с аспирантом… отчасти вернет его в прошлое.

Он посмотрел на Шарифа.

– Когда?

– Почему бы не прямо сейчас?

Роберту придется объяснить Хуану Ороско, почему сегодняшнее послеобеденное занятие отменилось. Он почувствовал нехарактерный для себя укол стыда. Хуан собирался показать ему техники поиска «на глазок», а Роберт – помочь Хуану со стихами. Роберт отрешился от угрызений.

– Тогда поехали, – сказал он.



Роберт отправился в кампус на машине. Он почему-то не смог поймать четкую картинку Шарифа внутри автомобиля. Только голос спутника продолжал чирикать, интересуясь мнением Роберта обо всем виденном по пути, а когда Роберт проявлял малейшее замешательство, предлагал свои мнения и факты.

Роберт прежде объезжал кампус университета по окраине; сегодня он увидел, как в действительности выглядит это место. На выезде из Фолбрука – привычные кварталы, непримечательные и скучные, но к северу от кампуса тянулись бесконечные серо-зеленые здания. Там и сям через каньоны были проброшены безоконные переходы.

– Биотехнологические лаборатории, – жизнерадостно пояснил Шариф. – Они в основном подземные.

Он переслал Эпифании Роберта указатели на картинки и сводки. Ага. Значит, эти горницы без окон и дверей – не какой-нибудь коммунальный эксперимент двадцать первого века. Вряд ли там больше нескольких десятков человек в каждом. Соединительные коридоры предназначались для транспортировки образцов.

В этих постройках и пещерах под ними, не исключено, зарождаются чудовищные идеи. И спасительные. Роберт легким жестом отсалютовал им. Небесное минное поле Рида Вебера засевается именно здесь.

Своеобразный предбанник университета Сан-Диего. Он приготовился узреть бессмысленную футуристическую архитектуру главного корпуса. Машина выехала на Торри-Пайнс-роуд. Перекрестки почти не изменились, но указатели и остановки пропали. Движение на перекрестках регулировалось само собой, с непринужденной жутковатой грацией. Надо бы при случае сочинить что-нибудь юмористическое про тайную жизнь автомобилей. Он нигде не наблюдал остановки на время большее, чем нужно, чтобы вышли и сели пассажиры. Там, в пустыне, беспилотная машина уехала почти сразу: бросила его. Но когда Роберт выбрался назад на трассу, его подобрала другая. Эти устройства ездили все время. Он воображал, как они циркулируют по округу, маневрируя без устали, так, чтобы ни один клиент не прождал дольше пары минут. А чем они занимаются, когда клиентов мало? Вот бы об этом поэму сочинить. Есть ли у них потайные гаражи, скрытые парковки? Наверняка имеются ремонтные мастерские, по крайней мере, для экстренной подмены. Но возможно, что никаких других остановок они не делают. Тема, привлекательная равно для поэзии и футуризма: быть может, ночью, когда движение редкое, они, чтобы не куковать без заработка на пустой парковке, сбиваются вместе, подобно японским трансформерам, про которых серию игрушек выпустили… и превращаются в фургоны по перевозке грузов, слишком тяжелых для «UP/Express».

В любом случае старые парковки на северной окраине кампуса исчезли, а им на смену явились игровые площадки и офисные здания, похожие на карточные домики. Роберт приказал машине высадить его на краю старого кампуса, там, где раньше находились факультеты математики и прикладной физики.

– Все изменилось, даже в тех местах, где раньше стояли здания.

В действительности свободного места даже больше, чем ему помнилось по семидесятым.

– Не беспокойтесь, профессор. – Шариф по-прежнему общался исключительно голосом. Было похоже, что он зачитывает из справочника: – Кампус университета Сан-Диего необычен и значительно менее консервативен, чем все прочие в Калифорнии. Большая часть построек восстановлена после Роуз-Каньонского землетрясения. Вот официальный вид. – Внезапно здания стали внушительными, бетонно-арматурными, приблизились к картине из его памяти.

Роберт жестом отогнал подделку: Хуан научил его это делать.

– Мистер Шариф, меня устраивает основной вид.

– Извините.


Роберт пошел на восток через кампус, изучая окружение. На игровых площадках царила такая же суета, как в 1970-е: одновременно проходило с полдюжины матчей по европейскому и американскому футболу. Роберт ни разу в них не участвовал, но ему нравилось, что в университете Сан-Диего студенты играют, а в остальных – преимущественно глазеют на состязания полупрофи.

Если присмотреться… гм, люди, мимо которых он проходил, выглядели довольно обыденно. Знакомые рюкзаки, рукоятки теннисных ракеток торчат вверх, будто приклады штурмовых винтовок.

Многие болтали сами с собой, иногда жестикулировали в воздухе или тыкали пальцами в невидимых противников. Ничего нового: Роберт всегда костерил мобильных наркоманов. Но здесь это проявлялось еще настырнее, чем в Фэйрмонте, среди детей. Было что-то крайне дурацкое в том, как человек идет себе по дорожке, внезапно останавливается хлопнуть по ремню и говорит с пустотой.

Новый Роберт, сопричастный цифровизации, не устоял перед соблазном статистической обработки увиденного и вскоре заметил то, что старому Роберту бы не бросилось в глаза. В кампусе много студентов, но и стариков предостаточно. Слишком много стариков. Примерно десятую часть толпы составляли весьма пожилые люди, реальные ровесники Роберта. Примерно треть – поджарые и энергичные, те, кого в двадцатом веке окрестили бы набившим оскомину термином «активные пенсионеры». А некоторые… он не сразу приучился замечать тех, кому повезло сорвать джекпот современной медицинской помощи. Кожа гладкая, походка пружинистая, и выглядят совсем молодо.

Больше всего приободрило его зрелище пары старперов, попавшейся навстречу: оба с настоящими книгами! Роберту захотелось схватить их за свободные руки и сплясать джигу. Но он лишь улыбнулся им во все тридцать два, когда они проходили мимо.



Шариф доказывал, что поход в обычное здание или даже университетскую книжную лавку недостаточно эффективен.

– Университетская библиотека – лучший выбор для вас, профессор.

Роберт двинулся по тропинке, идущей чуть под уклон. Эвкалипты разрослись сильнее запомнившегося ему. На ветру шелестели сухие листья крон. Под ногами трещал всякий сор: сучья, веточки и кора. Где-то впереди зазвучало хоровое пение.

Потом он увидел за деревьями Библиотеку имени Гейзелей. Не изменилась за столько лет! Гм, ну колонные опоры оплел плющ, но совсем не виртуальный. Он вышел из рощицы и уставился на здание.

Ожил голос Шарифа.

– Профессор, если сейчас свернете направо, то к главному…

Роберт помнил маршрут именно таким, но помедлил, когда собеседник осекся.

– В чем дело?

– Ой. Извините. Поворачивайте налево и обойдите кругом. Главный вход заблокирован толпой. Они поют.

– Ага. А о чем, кстати?

Ответа не последовало.

Роберт пожал плечами и, следуя указаниям незримого проводника, обошел здание с северной стороны. Он спустился туда, где, вероятно, находилась парковка нижнего уровня. Библиотека нависала над головой. Он помнил, как ее строили, помнил критические стрелы. «Дорогущий белый слон»[14], «тренировочный лагерь космических кадетов». Ну да, есть в ней что-то космическое: шесть надземных этажей образуют огромный октаэдр, касающийся вершиной земли и поддерживаемый пятидесятифутовыми колоннами. При Роберте структура была из бетона и размашистых стеклянных панелей, а теперь заросла плющом выше пятого этажа, и бетон скрылся из виду. Библиотека по-прежнему выглядела так, словно свалилась с неба, но больше напоминала старинную драгоценность размером с гору, и застежка ее была цвета земной зелени.

Пение стало громче. Кажется, «Марсельезу» исполняют. Некоторые строфы, впрочем, наводили на мысль о старых добрых студенческих протестах.

Он углубился под нависающие конструкции библиотеки. Теперь, чтобы увидеть четвертый, пятый и шестой этажи снизу, нужно было задрать голову, и бетон наконец проявился из сплетений плюща.

Странное дело. Края каждого этажа прямые, как и были, но бетон пересекают неровные светлые линии. На солнце они поблескивали, словно серебряные жилы в камне.

– Шариф?

Ответа не было.

Надо поискать объяснений. Хуан Ороско бы сделал это почти не задумываясь. Он улыбнулся. Серебристые иззубренные линии были шаловливо-таинственны, и в том, вероятно, заключалось объяснение. В университете Сан-Диего уважали симпатичные диковинки студенческого творчества.

Роберт пошел в сторону короткой лестницы, ведущей на погрузочную платформу. Кажется, это самый простой способ добраться до библиотеки. На стене имелся выцветший знак ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ. Дверь для подвоза грузов была заперта, но вторая, поменьше, приотворена. Он услышал изнутри шум; что-то вроде бы пилили – плотничали? Он вспомнил, как Хуан ему рассказывал про местные ракурсы Эпифании по умолчанию, и нерешительно взмахнул рукой. Ничего. Он пожестикулировал снова, чуть иначе. Упс. Дверь была вся в заградительных метках. Он посмотрел вверх по склону холма; где-то там, за гребнем, главный вход. Через Эпифанию стал виден мальвовый нимб, пульсирующий в такт пению. Над музыкой парили слова: А has la Bibleotome![15] Он слышал теперь и настоящие, и удаленные голоса, музыка превратилась в какофонию.

– Шариф, что происходит?

На этот раз ему ответили:

– А, да это очередной студенческий протест. Вам через главный вход не пройти.

Он постоял мгновение, с легким любопытством размышляя, против чего в эти дни принято протестовать студентам. Неважно. Потом поищем. Он продвинулся к полуоткрытой двери и заглянул в слабо освещенный коридорчик. Несмотря на поднявшуюся фантазматическую бурю предупреждений и правил поведения, прямая преграда отсутствовала. И стал слышен другой странный звук, перекрывший хоровое пение: резкие, раздирающие душу хрипы. А в промежутках между ними – молчание.

Роберт шагнул в коридор.





12

Стражи прошлого, прислужники будущего




Изначальным местом заседаний Клики Старейшин был выбран шестой этаж библиотеки имени Гейзелей. Это обеспечил Уинстон Блаунт, опираясь на свои старые связи времен факультета искусствоведения и литературы. Некогда Клика даже реквизировала часть зоны отдыха для библиотечных сотрудников под отличный салон. Это было после Роуз-Каньонского землетрясения, когда юные фрики, устремленные в будущее, несколько испугались собственных технологических заплаток, и желающим рискнуть пребыванием на верхотуре предоставлялось много места.

В первые годы Клика состояла примерно из тридцати постоянных членов. Это число менялось, но так или иначе в нее входили преимущественно факультетские и университетские сотрудники рубежа столетий, сейчас почти все уже на пенсии или уволившиеся.